Диана Уинн Джонс Заколдованная жизнь Посвящается Клэр, Николасу, Франсез Глава первая Мур Чант восхищался своей старшей сестрой Гвендолен. Она была колдуньей. Он восхищался ею и крепко за нее держался - особенно после того, как в их жизни произошли важные перемены и ему стало не за кого больше держаться. Первая важная перемена произошла, когда родители взяли Мура и Гвендолен прокатиться на колесном пароходике вниз по реке. В дорогу семейство отправилось при полном параде — Гвендолен и мама в белых платьях с лентами, Мур и папа в воскресных костюмах из колючей темно— синей саржи. День выдался жаркий. Пароходик был битком набит празднично одетыми людьми. Пассажиры болтали, смеялись и лакомились мидиями, заедая их тонкими ломтиками белого хлеба с маслом. Паровой органчик, сопя и хрипя, наяривал популярные мелодии, и никто никого не слышал. Пароходик, что и говорить, был слишком стар и сильно перегружен. Вдобавок что-то неладное случилось с рулевым управлением, и пароходик наткнулся на плотину, откуда обрушился поток, захлестнувший всю эту веселую, жующую сандвичи толпу. Пароходик просто-напросто развалился, налетев на одну из свай, ограждавших плотину. Муру запомнились лопасти, режущие синеву небес, и клубы, которые со свистом вырывались из сломанных труб органчика. Этот шум заглушал крики пассажиров, пока вода сбивала их с ног и прямо с палубы уносила в реку. Ужасная история — в газетах ее назвали «катастрофой „Милашки Молли"». Дамам мешали плыть прилипшие к телу длинные юбки. Мужчинам в их тесной сарже приходилось не легче. Но Гвендолен была колдуньей, она не могла утонуть. А Мур, обхвативший ее обеими руками, спасся вместе с ней. В живых остались всего несколько человек. Трагедия потрясла всю страну. Пароходство и власти Вулверкоута взяли на себя похоронные расходы. Гвендолен и Муру за казенный счет пошили тяжелое черное траурное платье. Они ехали в конце похоронной процессии в экипаже, запряженном черными лошадьми с черным плюмажем на лбу. С ними были и остальные уцелевшие пассажиры. Мур всю дорогу разглядывал их, пытаясь угадать, не колдуны ли они, не волшебники, но так этого и не выяснил. Мэр Вулверкоута учредил фонд для выживших в кораблекрушении. Пожертвования стекались со всей страны. Уцелевшие пассажиры получили свою долю и разъехались кто куда — начинать новую жизнь. Только Муру и Гвендолен ехать было некуда — никаких родственников у них не обнаружилось, и они остались в Вулверкоуте. На некоторое время они стали знаменитостями. Все были к ним очень добры и без конца повторяли, какие они прелестные маленькие сиротки, что было сущей правдой. Оба — светловолосые, бледные и голубоглазые, обоим шел черный цвет. Гвендолен — очень хорошенькая и высокая для своих лет. Мур, напротив, для своего возраста низковат. Гвендолен пеклась о брате почти как мать, и это всех очень трогало и умиляло. Мур не возражал. Без этого участия он чувствовал бы себя совсем осиротевшим и потерянным. Дамы угощали его сластями и дарили игрушки. Члены городского совета заботливо спрашивали, как он поживает. Сам мэр заходил погладить его по головке. Мэр, кстати, объяснил, что опекунский совет положил деньги фонда на счет — до совершеннолетия Мура и Гвендолен. Пока же их образование и воспитание будет оплачивать город. — А где вы, дружочки, хотели бы жить? — ласково осведомился мэр. Гвендолен сразу же сказала, что миссис Шарп, соседка снизу, предложила взять их к себе. — Она всегда была добра к нам, — объяснила Гвендолен. — Мы бы хотели жить у нее. Миссис Шарп и вправду относилась к ним очень тепло. Она тоже была колдуньей (в ее гостиной висел аттестат с надписью: «Дипломированная ведьма») и проявляла к Гвендолен живой интерес. Мэр колебался. Как все, кто не умеет колдовать, он не одобрял людей с магическим даром. Он спросил Мура, хочет ли тот переехать к миссис Шарп. Мур не возражал. Он предпочитал жить в доме, к которому привык, даже если для этого придется переселиться на нижний этаж. Мэр, считавший, что нужно приложить все усилия, чтобы двум сироткам жилось как можно лучше, дал согласие. Так Гвендолен и Мур поселились у миссис Шарп. Пожалуй, именно в тот момент Мур окончательно убедился: Гвендолен — колдунья. Прежде он не был до конца в этом уверен. Когда он спрашивал родителей, они качали головами, вздыхали и обменивались горестными взглядами. Мур вспоминал, какой поднялся переполох, когда из— за сеетры с ним случились судороги. Ведь родители не стали бы обвинять Гвендолен, не будь она в самом деле колдуньей. Но теперь все изменилось — миссис Шарп все выкладывала начистоту. — У тебя настоящий талант к волшебству, милочка, — говорила она, глядя на Гвендолен сияющим взглядом, — и я не я буду, если допущу, чтобы он пропал. Нужно немедленно найти тебе учителя. Для начала подойдет и наш сосед — мистер Нострум. Некромант он, пожалуй, неважнецкий, но учитель неплохой. Он обучит тебя азам, душенька. Мистер Нострум брал фунт в час за обучение основным предметам и гинею в час за углубленный курс. По мнению миссис Шарп, это было отнюдь не дешево. Она надела лучшую свою шляпку с черным стеклярусом и поспешила в городской совет, чтобы выяснить, согласится ли фонд оплачивать занятия Гвендолен. К ее досаде, мэр ответил отказом. Он объяснил миссис Шарп, что колдовство не входит в обязательную программу. Миссис Шарп вернулась, раздраженно позвякивая бусинами на шляпке. В руках она держала полученную от мэра плоскую картонную коробку, полную всяких мелочей, которые сердобольные дамы нашли в спальне родителей Гвендолен. — Нелепые предрассудки! — возмущалась миссис Шарп, швыряя коробку на кухонный стол. — Если у человека есть талант, то должно быть и право его развить — так я и заявила мэру! Но не волнуйся, милочка, — поспешила она утешить явно разгневанную Гвендолен, — выход всегда можно найти. Мистер Нострум и даром с тобой позанимается, если мы придумаем, чем его завлечь. Давай-ка пошарим в этой коробке. Может, твои бедные мамочка и папочка оставили как раз то, что нам нужно. Сказано — сделано, и миссис Шарп вывалила содержимое коробки на стол. Это было странное собрание предметов — письма, кружева, какие-то сувениры. Мур и половины из них раньше не видел. Было здесь брачное свидетельство, гласившее, что двенадцать лет назад Фрэнсис Джон Чант обвенчался с Кэролайн Мэри Чант в церкви Святой Маргариты в Вулверкоуте, а также засохший букетик, который, должно быть, держала в руках невеста. А под всем этим Мур обнаружил сверкающие сережки, каких он никогда у мамы не видел. Звякнув стеклярусом на шляпке, миссис Шарп быстро нагнулась к сережкам. — Да это же бриллианты! — сказала она. — У твоей мамочки наверняка водились деньжата! Так, если я отнесу серьги мистеру Ноструму... впрочем, нет, мистер Ларкинс даст за них больше. Мистер Ларкинс держал на углу что-то вроде лавки старьевщика, — правда, не все его товары были старьем. Среди медных каминных решеток и щербатой посуды можно было найти весьма ценные вещи со скромной этикеткой «Экзотический ассортимент», то есть у мистера Ларкинса водились и крылья летучих мышей, и сушеные тритоны — словом, всякая всячина, без которой волшебнику не обойтись. Без сомнения, мистер Ларкинс не останется равнодушен к паре серег с бриллиантами. Жадно сверкнув черными, как бусины на шляпе, глазами, миссис Шарп протянула руку, чтобы схватить драгоценности. Но не тут-то было — в тот же миг к сережкам потянулась Гвендолен. Она ничего не сказала. Молчала и миссис Шарп. Обе руки замерли в воздухе. Возникло ощущение жестокой невидимой борьбы. Наконец миссис Шарп убрала свою руку. — Благодарю, — холодно произнесла Гвендолен, спрятав серьги в карман своего черного платья. — А я о чем говорила? — поспешила сгладить неловкость миссис Шарп. — У тебя, милочка, настоящий талант! Она продолжила разбирать вещи из коробки. Отбросив в сторону курительную трубку, ленты, веточку белого вереска, меню, билеты на концерт, она обнаружила связку старых писем и отогнула большим пальцем края стопки. — Любовные письма, — сообщила миссис Шарп. — От него к ней. — Она, не глядя, кинула пачку обратно и подхватила другую. — От нее к нему. Никакого проку. Наблюдая, как толстый лиловый палец миссис Шарп ворошит третью связку писем, Мур решил, что колдовство, должно быть, экономит кучу времени. — Деловые письма, — определила миссис Шарп. Ее большой палец на мгновение замер и стал медленно перебирать стопку заново. — А что у нас тут? — заинтересовалась она. Развязав розовую ленту, она аккуратно вытащила и развернула три письма. — Крестоманси! — воскликнула миссис Шарп и тут же прикрыла рот рукой, бормоча себе что-то под нос. Лицо у нее покраснело. Мур заметил, что она испытывает одновременный прилив удивления, страха и жадности. — Так, и что же он писал вашему папочке? — спросила она, приходя в себя. — Давайте посмотрим, — ответила Гвендолен. Миссис Шарп разложила три письма на кухонном столе, и Гвендолен с Муром склонились над ними. Мура прежде всего поразила энергичность подписи на всех трех: Крестоманси Тут Мур обратил внимание на то, что два письма написаны тем же энергичным почерком, что и подпись. Первое письмо было получено двенадцать лет назад, вскоре после свадьбы родителей. Отправитель писал: «Дорогой Фрэнк! Прошу, не лезь в бутылку. Я предложил тебе это, поскольку хотел помочь. Я и теперь готов тебе всячески помогать, если ты сообщишь мне, что от меня требуется. Можешь на меня рассчитывать. Неизм. твой Крестоманси». Второе письмо было короче: «Дорогой Чант! И тебе того же. Пропади ты пропадом. Крестоманси». Третье письмо, шестилетней давности, написал кто-то другой. Крестоманси только поставил подпись. «Сэр! Шесть лет назад Вас предупреждали: может произойти нечто подобноетому, о чем Вы сообщаете, но Вы четко дали понять, что не нуждаетесь в нашей помощи. Таким образом, Ваши проблемы нас не касаются. К тому же мы не благотворительная организация. Крестоманси». — Что же такое ваш папочка мог ему написать? — спросила миссис Шарп, трепеща от любопытства и благоговения. — Ну... что ты думаешь на этот счет, милочка? Гвендолен простерла руки над письмами и подержала их, как над огнем. Она пошевелила мизинцами обеих рук. — Я не знаю. Кажется, это важные письма — особенно первое и последнее, — ужасно важные! — А кто этот Крестоманси? — спросил Мур. Имя было трудно произнести. Он повторил его по слогам, стараясь произносить так, как это делала миссис Шарп: — КРЕСТ-О-МАН-СИ. Правильно? — Да, правильно... и не бери в голову, кто он, — затараторила миссис Шарп. — «Важные» — это не то слово, дорогие мои. Эх, знать бы, что сообщил ему ваш папочка. Уж наверно, такое, что не всякий осмелится сказать, судя по всему. А взамен он получил три настоящих подписи! Да мистер Нострум за них оба глаза отдаст, милые вы мои! Как вам повезло! Он вас за это всему обучит, будьте покойны, — и ни один некромант во всей Англии вам не откажет! — Ликуя, миссис Шарп принялась складывать вещи обратно в коробку. — А это еще что такое? Из связки деловых писем выпала маленькая красная книжечка. Это были спички. Миссис Шарп бережно подняла ее и так же бережно открыла. Книжечка оказалась неполной, и спички в ней были хлипкие — картонные. И вот странность: кто-то сжег три спички, даже не вырвав их из книжечки, причем по тому, как сильно обгорела одна из них, можно было предположить, что две другие как раз от нее и загорелись. — Гм,— пробормотала миссис Шарп, протягивая спички Гвендолен,— думаю, тебе надо это сохранить, милочка. Гвендолен положила книжечку в карман платья — туда, где уже лежали сережки. — А ты, дорогуша, возьми на память вот это, — обратилась миссис Шарп к Муру, вспомнив, что и он вправе рассчитывать на свою долю. Ему досталась веточка белого вереска. Он вдел ее в петлицу и носил, пока она окончательно не рассыпалась. Живя у миссис Шарп, Гвендолен расцвела. Волосы у нее заблестели ярче золота, глаза стали небесно-голубыми, а в манерах появились обходительность и уверенность в себе. Возможно, Мур намеренно держался скромнее, оттеняя обаяние сестры, — а может, и нет. Он и сам не знал. Не то чтобы он чувствовал себя несчастным — миссис Шарп относилась к нему ничуть не хуже, чем к Гвендолен. Члены городского совета заходили по нескольку раз в неделю и гладили по голове. Благодаря их заботам Мур и Гвендолен были определены в лучшую школу Вулверкоута. Учиться Муру нравилось. Единственная трудность была в том, что Мур — левша, и учителя наказывали его всякий раз, когда он писал левой рукой. Впрочем, так поступали во всех школах, где Мур учился прежде, и он к этому привык. Зато у него появилось много друзей. И все же Мур чувствовал себя одиноким и потерянным. Поэтому он держался за сестру, ведь больше родных у него не было, а вечно занятая Гвендолен вела себя с братом нетерпеливо и раздраженно. Крикнув «Отстань, Мур, не до тебя...» и, сложив тетради в папку для нот, она убегала на урок к их соседу мистеру Ноструму. Тот с радостью согласился учить Гвендолен в обмен на письма. Миссис Шарп приносила ему по письму каждую четверть, и начала она с последнего. — Все сразу нельзя, а то у него глаза разгорятся, — объясняла она детям. — Оставим самое лучшее под конец. Училась Гвендолен блестяще. Она оказалась такой многообещающей колдуньей, что сдала экзамен по волшебству второго уровня, перескочив через первый. Сразу после Рождества ей удалось сдать экзамены сразу третьего и четвертого уровней, и в начале лета она уже вовсю изучала углубленный курс магии. Мистер Нострум считал Гвендолен своей любимой ученицей (так во всяком случае он говорил миссис Шарп), а она после его уроков выглядела счастливой, довольной и сияющей. Дважды в неделю по вечерам, с тетрадями по волшебству под мышкой, Гвендолен отправлялась на уроки колдовства так же, как ее сверстницы ходят на уроки музыки. Кстати, отчитываясь перед городским советом о потраченных средствах, миссис Шарп сообщила, что Гвендолен занимается музыкой. Поскольку мистер Нострум ничего не получал в уплату, кроме писем, Мур счел этот поступок миссис Шарп бесчестным. — Ну должна же я хоть что-то отложить на старость? — ворчала на мальчика миссис Шарп. — Я ведь, кажется, никаких доходов от вас не имею. А надежды на то, что твоя сестра вспомнит обо мне, когда вырастет и прославится, у меня тоже нет. Да уж, тут у меня нет никаких иллюзий! «Может, миссис Шарп и права», — думал Мур. Он немного жалел ее, ведь она и вправду хорошо к нему относилась; к тому же он понимал, что ведьма она посредственная. Звание «дипломированной ведьмы», которым, судя по аттестату в гостиной, обладала миссис Шарп, означало в магии самую низшую ступень. Люди пользовались колдовскими услугами миссис Шарп только в том случае, если не могли позволить себе визит к какой-нибудь из трех ведьм высшей категории, обитавших по соседству. Поэтому миссис Шарп сводила концы с концами в основном благодаря мистеру Ларкинсу. Она поставляла для его лавки «экзотический ассортимент», то есть заморские диковины, необходимые для магических ритуалов, причем добывала она их аж в самом Лондоне. Миссис Шарп очень гордилась своими лондонскими связями. — О да, — то и дело хвасталась она Гвендолен, — уж чего-чего, а связей у меня хватает. Стоит мне только попросить, и мне достанут фунт драконьей крови, хотя это и противозаконно. Так что, пока ты со мной, нужда тебе не грозит. Хотя миссис Шарп и не слишком рассчитывала на благодарность Гвендолен, она все-таки надеялась управлять ее делами, когда та вырастет. Во всяком случае, так казалось Муру. И ему становилось жаль миссис Шарп, ведь он был уверен, что когда Гвендолен прославится, она выбросит свою благодетельницу, как старое платье. И Мур говорил миссис Шарп; «Я позабочусь о вас». Он немножко кривил душой, но чувствовал, что должен это сказать. Миссис Шарп была тронута и договорилась о настоящих уроках музыки для Мура. — Теперь этот мэр уже не сможет ко мне придраться,— радовалась она, надеясь убить одним выстрелом двух зайцев. Мур начал осваивать игру на скрипке, — как ему казалось, небезуспешно. Он прилежно занимался, но не мог понять, почему соседи сверху всегда стучат в пол, стоит ему взяться за инструмент. Зато миссис Шарп, которой медведь на ухо наступил, кивала и улыбалась, слушая гаммы и этюды своего воспитанника, и всячески поощряла его к дальнейшим занятиям. Однажды вечером Мур мирно музицировал, как вдруг ворвалась Гвендолен и выкрикнула ему в лицо заклинание. В тот же миг Мур с ужасом обнаружил, что его скрипка превратилась в большую полосатую кошку. Он держал ее за хвост, кошачья голова уткнулась ему в подбородок, а смычком он водил по кошачьей спине. Мур тут же отпустил кошку, но она все-таки успела укусить его за подбородок и больно поцарапать. — Почему ты это сделала? — опешил Мур. Кошка пристально смотрела на него, выгнув спину дугой. — Да потому, что скрипка твоя визжит, как драная кошка! — крикнула Гвендолен, — Хватит с меня! Кис-кис-кис! Впрочем, Гвендолен кошке тоже не понравилась. Царапнув протянутую руку и получив в ответ шлепок, кошка с мяуканьем бросилась вон из комнаты. Мур бросился вдогонку, вопя: «Стой! Ты же моя скрипка! Стой!» — но ей удалось улизнуть. На этом занятиям музыкой пришел конец. Такое проявление таланта Гвендолен произвело большое впечатление на миссис Шарп. Она даже забралась на стул во дворе, чтобы через забор рассказать мистеру Ноструму об успехах его ученицы. Вскоре об истории со скрипкой узнали все ведьмы и чародеи в округе. А колдунов в этих местах было пруд пруди. Представители одного ремесла вообще любят селиться по соседству. Если Мур выходил из передней двери и сворачивал направо по улице Шабаша, то на пути ему встречались следующие вывески: «Ведьма высшей категории» (три раза), «Черная магия для Вас» (два раза), «Гадалка», «Прорицатель» и «Усердный Маг». А выйдя из дому и повернув налево, Мур шел мимо «Уроков колдовства» мистера Нострума, «Предсказаний судьбы», «Волшебства на все случаи жизни», «Ясновидящей» и, наконец, магазина мистера Ларкинса. Воздух на этой и нескольких соседних улицах был прямо-таки пропитан магией. Соседи отнеслись к Гвендолен с живым и дружеским интересом. История со скрипкой пользовалась у них огромным успехом. Кошка стала всеобщей любимицей, а назвали ее, конечно же, Скрипкой. И хотя она по-прежнему вела себя капризно и недружелюбно, недостатка в еде не испытывала, А уж Гвендолен все просто обожали. Мистер Ларкинс дарил ей подарки. Усердный Маг, мускулистый, вечно небритый молодой мужчина, увидев Гвендолен в окно, выбегал из дому, чтобы угостить ее леденцами. Ведьмы всех мастей то и дело выискивали для нее простые заклинания. У Гвендолен их потуги вызывали глубокое презрение. — Я им что, дитя малое, что ли? Да я сто лет назад все это проходила! — фыркала Гвендолен, отбрасывая листок с очередным заклинанием, так старательно добытым добросердечными колдуньями. Миссис Шарп, бережливо относившаяся ко всему колдовскому, обычно аккуратно складывала заклинания и прятала их в потайном месте. Но пару раз она забыла это сделать, и они попались на глаза Муру. Искушение испробовать их было слишком велико, ведь ему так хотелось хоть чуточку волшебных способностей сестры. Он всегда считал, что у него позднее развитие, а значит, в один прекрасный день произнесенное им заклинание сработает. Увы, этого не произошло — Муру не удалось даже превратить медные пуговицы в золотые, чего ему страшно хотелось. Предсказатели судьбы тоже дарили Гвендолен подарки. От Прорицателя она получила старинный хрустальный шар, а от Гадалки колоду карт. Предсказатель будущего предсказал ей... будущее. Гвендолен вернулась от него сияющая и возбужденная. — Я буду знаменитой! Он сказал, я буду править миром, если выберу верный путь! — крикнула она брату с порога. Хотя Мур не сомневался, что Гвендолен прославится, он не очень-то понимал, как ей удастся править миром. — Даже если бы ты вышла замуж за короля, ты могла бы властвовать только в одной стране, — возразил он сестре. — В любом случае ты опоздала — принц Уэльский женился в прошлом году. — Дурачок, полно других способов! — парировала Гвендолен. — Для начала кое— какие идеи есть у мистера Нострума. Конечно, мой путь не будет усыпан розами. Мне придется пережить тяжелую полосу и встретиться с могущественным Темным Незнакомцем. Но когда он сказал, что я буду править, мои пальцы задрожали, и я почувствовала — это правда! — Гвендолен была безгранично уверена в себе. На следующий день пришел черед Мура узнать свою судьбу: Ясновидящая (мисс Ларкинс) пригласила его к себе домой. Глава вторая Приглашение мисс Ларкинс встревожило Мура. Ясновидящая приходилась дочерью мистеру Ларкинсу, хозяину лавки. Юная, хорошенькая мисс Ларкинс была жгуче-рыжей. Волосы она носила собранными в узел на затылке, но отдельные огненные завитки выбивались и очаровательно переплетались с сережками, напоминая кольца для попугаев. Она слыла весьма одаренной ясновидящей и была всеобщей любимицей, пока, после проделки со скрипкой, ее место не заняла Гвендолен. Мур вспомнил, что еще его мама дарила мисс Ларкинс подарки, и сообразил: она предлагает предсказать его судьбу из зависти к успехам Гвендолен. — Нет. Большое спасибо, но мне это не нужно, — произнес Мур, пятясь от столика мисс Ларкинс, заваленного всякой всячиной, какую обычно используют гадалки. — У меня и так все в порядке, и я не хочу ничего знать. Но мисс Ларкинс придвинулась к нему и взяла его за плечи. Мур вздрогнул. От нее исходил дурманящий аромат фиалок, ее серьги позвякивали, как наручники, а корсет зловеще поскрипывал. — Глупый мальчишка! — зазвучал глубокий переливчатый голос девушки. — Я не причиню тебе вреда. Я просто хочу знать. — Но... но я не хочу, — бормотал Мур, изо всех сил пытаясь вырваться от нее. — Не дергайся, — прошептала мисс Ларкинс, стараясь поглубже заглянуть в глаза Муру. Мур поспешно зажмурился и начал что есть мочи выкручиваться из цепких объятий мисс Ларкинс. Он уже почти вырвался, но тут она погрузилась в какой-то транс. Мур почувствовал, что она держит его с такой силой, какую трудно было бы ожидать даже от Усердного Мага. Открыв глаза, Мур удивился еще больше: мисс Ларкинс смотрела пустыми глазами, ее тело раскачивалось взад-вперед, а корсет скрипел, как старые двери на сквозняке. — Ну пожалуйста, отпустите! — взмолился Мур. Но мисс Ларкинс едва ли его слышала. Он вцепился в пальцы, сжимавшие его плечи, и попытался отогнуть их. Но эти пальцы будто приросли к нему. Только и оставалось что беспомощно смотреть в ее безучастные глаза. Мисс Ларкинс открыла рот, и раздался голос совершенно другого человека — мужской голос, живой и участливый. — Да у меня просто камень с души свалился, парень, — услышал Мур. Голос звучал удовлетворенно. — Тебя ждут большие перемены. Но ты вел себя слишком безрассудно — четыре уже истрачены, и осталось пять. Будь осторожен. Ты хоть знаешь, что тебе грозит опасность по крайней мере с двух сторон? Голос смолк. Между тем Мур от испуга не смел пошевелиться. Ему оставалось только ждать, пока мисс Ларкинс придет в себя. А когда это наконец случилось, она зевнула и сняла руку с его плеча, чтобы изящно прикрыть рот ладошкой. — Ну вот, — произнесла она обычным голосом. — Вот и все. Так что я говорила? Когда Мур понял, что мисс Ларкинс понятия не имеет о сказанном ею самой минуту назад, по спине у него побежали мурашки. Ему захотелось только одного — удрать отсюда. Он ринулся к двери. Но мисс Ларкинс бросилась за ним, снова схватила его за плечи и хорошенько встряхнула. — Что я сказала? Отвечай! Да отвечай же! Она трясла его так сильно, что ее прическа растрепалась и рыжие волосы повисли спутанными прядями. Ее корсет скрипел, как тюремные нары. Мисс Ларкинс была ужасна. — Каким голосом я говорила? — допытывалась она. — Му... мужским, — запинаясь, ответил Мур, — Таким приятным и... серьезным. Этот ответ, казалось, ошарашил девушку. — Мужским? Не Бобби или Доддо... то есть, я хочу сказать, не детским голосом? — Нет, — пролепетал Мур. — Как странно! Я никогда не говорю мужским голосом. И что же ты услышал? Мур повторил услышанное. Ему казалось, он бы и в девяносто лет не забыл об этом. Он утешался только тем, что мисс Ларкинс озадачена не меньше его. — Пожалуй, это было предупреждение,— неуверенно произнесла она, явно разочарованная. — И больше ничего? Ни слова о твоей сестре? — Нет, ни слова, — подтвердил Мур. — Ну что ж, тут ничего не попишешь, — с досадой проговорила мисс Ларкинс, снова отпуская мальчика — на сей раз чтобы поправить волосы. Убедившись, что девушка всецело занята своими волосами, Мур пустился в бегство. Вне себя от испуга и волнения, он пулей вылетел из дома мисс Ларкинс. И почти тут же — из огня да в полымя — угодил в лапы к двум другим волшебникам. — А вот и юный Эрик Чант, — воскликнул мистер Нострум, приближаясь к нему по тротуару. — Скажи-ка, мой юный друг, знаком ли ты с моим братом Уильямом? Мур снова оказался в неволе (правда, на сей раз его просто взяли за локоть). Мур попытался улыбнуться. И не то чтоб ему не нравился мистер Нострум — скорее, его смущал тот шутливый тон, которым колдун к нему обращался. Он через каждое слово называл Мура «юным Чантом», и тот не знал, как на это ответить. Мистер Нострум был низкорослым и пухлым и уже начал седеть. Вдобавок ко всему он косил на левый глаз, что несколько затрудняло общение с ним. Например, Мур никак не мог понять, смотрит ли колдун на него, слушает ли его или нет. Казалось, мысль мистера Нострума бродит там же, куда устремлен его косящий глаз. — Да, да, мы уже встречались с вашим братом, — напомнил Мур колдуну. Мур видел мистера Уильяма Нострума почти каждый месяц — тот регулярно навещал своего брата. Преуспевающий волшебник, он жил и практиковал в Истборне. Если верить миссис Шарп, мистер Генри Нострум жил за счет своего обеспеченного брата, выпрашивая у него не только деньги, но и хорошие, проверенные заклинания. Как бы там ни было, беседовать с мистером Уильямом Нострумом оказалось еще труднее, чем с его братом. Он был раза в полтора крупнее мистера Генри, всегда носил визитку, а на его вздувшейся пузырем жилетке красовалась толстая серебряная цепочка для часов. Во всем остальном мистер Уильям ничем не отличался от брата — разве что косил на оба глаза. Мур никак не мог понять, видит ли тот что-нибудь вообще. — Как поживаете? — вежливо обратился к нему мальчик. — Прекрасно, — мрачно ответил мистер Уильям, словно давая понять, что на самом деле поживает очень скверно. Мистер Генри Нострум посмотрел на брата, словно прося прощения. — Дело в том, юный Чант, — начал он объяснять Муру, — что у нас возникли неприятности. Мой брат огорчен. — Он понизил голос, а его косящий глаз начал высматривать что-то на правой щеке Мура. — Это касается тех писем от... Ты Знаешь От Кого. Нам ничего не удается выяснить. Видимо, и Гвендолен ничего не знает. А ты, юный Чант, не знаешь ли случайно, каким образом твой высокочтимый, светлой памяти батюшка был знаком с... с... со, скажем так, Внушительной Особой, подписавшей те письма? — К сожалению, я понятия об этом не имею, — признался Мур. — Может быть, вы родственники? — предположил мистер Генри Нострум. — Чант — Хорошее Имя. — Думаю, и плохое тоже, — возразил Мур. — Во всяком случае, никаких родственников у нас с Гвендолен нет. — А может, это родство по материнской линии? — не сдавался мистер Нострум. Его странный глаз вглядывался куда-то в пустоту, а мистер Уильям и вовсе умудрялся мрачно обозревать и тротуар, и крыши одновременно. — Видишь, бедный мальчик ничего не знает, Генри,— вздохнул мистер Уильям. — Бьюсь об заклад, он не знает и девичьей фамилии своей дорогой матушки. — А вот это я как раз знаю, — обрадовался Мур. — Я же видел их брачное свидетельство. Ее девичья фамилия тоже Чант. — Странно, — произнес мистер Нострум, наводя глаз на брата. — Странно, а главное, совершенно бесполезно, — согласился мистер Уильям. Муру хотелось уйти. Ему и так уже задали столько странных вопросов, что хватило бы до самого Рождества. — Послушайте, если уж вас так все это интересует, — обратился он к братьям, — почему бы вам не написать самому мистеру... э... мистеру Крес... — Тише! — свирепо прикрикнул на него мистер Генри Нострум. — Молчи! — не менее грозно вторил ему брат. — Я хотел сказать, Внушительной Особе, — проговорил Мур, с тревогой глядя на братьев. Взгляд мистера Уильяма вновь остановился на лице мальчика, и тот испугался, что колдун тоже погрузится в транс, как и мисс Ларкинс. — Это сработает, Генри, сработает! — внезапно воскликнул мистер Уильям. Он схватил серебряную цепочку, украшавшую его жилет» и победоносно потряс ею. — Итак, за серебром! — Я очень рад за вас, — вежливо промолвил Мур. — Но, увы, мне пора. Он бросился бежать со всех ног. Когда позднее Муру снова понадобилось выйти из дому, он свернул направо — так, чтобы, пройдя мимо дома Усердного Мага, покинуть улицу Шабаша. Он избрал довольно неудобный маршрут, ведь друзья, к которым он направлялся, жили в другой стороне, но он готов был идти в обход, лишь бы не столкнуться опять с мисс Ларкинс или братьями Нострум. Из-за них он уже почти мечтал о начале школьных занятий. Вернувшись домой вечером, Мур застал Гвендолен, только что пришедшую от мистера Нострума. Как всегда, она сияла и ликовала, но сегодня она еще и напустила на себя важность и загадочность. — А тебе в голову пришла отличная идея — написать Крестоманси, — похвалила Гвендолен Мура. — Даже не знаю, почему я сама до этого не додумалась. Во всяком случае, я уже отправила ему письмо. — Почему ты? Разве мистер Нострум не мог сам ему написать? — удивился Мур. — Ну, у меня больше оснований для такого письма, — ответила сестра. — К тому же нет ничего страшного в том, что он получит мою подпись. А содержание письма мне продиктовал мистер Нострум. — А ему-то это все зачем? — недоумевал брат. — Можно подумать, что ты не хочешь узнать, в чем дело! — запальчиво воскликнула Гвендолен. — Нет, — сказал Мур просто. — Я — не хочу. Поскольку этот разговор напомнил ему об утренних событиях, он снова пожелал, чтобы скорее началась осенняя четверть, и пробормотал: «Вот бы созрели конские каштаны». — Конские каштаны! — с величайшим презрением воскликнула Гвендолен. — Ума — палата! Да пройдет еще месяца полтора, пока они созреют. — Да знаю я, — вздохнул Мур. Выходя из дому в течение следующих двух дней, он каждый раз сворачивал направо. Стояли чудесные золотые деньки, которые выпадают в начале осени, когда август перетекает в сентябрь. Как-то Мур и его друзья гуляли по берегу реки. Они обнаружили забор и влезли на него. За забором оказался сад, где ребятам посчастливилось найти дерево, усыпанное сладкими белыми яблоками-скороспелками. Ребята набрали полные карманы и шапки яблок. Приметивший их садовник в гневе погнался за ними с граблями. Друзья бросились врассыпную. Мур с гордостью принес домой целую шапку сочных плодов. Миссис Шарп любила яблоки, и Мур надеялся, что на сей раз, она пощадит его и не станет печь пряничных человечков. Вообще-то эти человечки приводят детей в восторг. Они спрыгивают с тарелки и пускаются наутек, причем бегают так проворно, что, поймав их после долгой погони, ты чувствуешь себя вправе их съесть. Это честная игра, и некоторым человечкам удается удрать. Однако пряничный народец, испеченный миссис Шарп, вел себя иначе. Ее человечки лежали на тарелке, вяло шевеля конечностями, и Муру не хватало духу их съесть. Мур так углубился в размышления, что даже не обратил внимания на экипаж, стоявший неподалеку от их дома. Вбежав через боковую дверь, он влетел на кухню со своей шапкой, полной яблок, и закричал: — Миссис Шарп, вы дома? Поглядите, что у меня есть! Миссис Шарп, видимо, еще не пришла. Зато посреди кухни стоял высокий и необычайно хорошо одетый мужчина. Мур с опаской посмотрел на него. Богатый посетитель наверняка был новым членом городского совета. Только люди этого круга носят брюки в такую элегантную полоску, пиджаки из такого роскошного бархата и цилиндры, блестящие не меньше их туфель. Черные волосы гостя выглядели так же безупречно, как и его шляпа. Мур тут же понял, что это Темный Незнакомец, явившийся, чтобы помочь Гвендолен в управлении миром, И уж конечно, кухня была малоподходящим местом для такого человека. Посетителей вообще всегда проводили прямо в гостиную. — Здравствуйте, сэр. Не угодно ли вам пройти сюда, сэр? — выдохнул Мур. Темный Незнакомец смотрел на него в недоумении. «И его можно понять», — подумал мальчик, рассеянно оглядываясь по сторонам. На кухне царил привычный беспорядок. Плиту покрывал толстый слой золы. На столе Мур с досадой обнаружил следы приготовления пряничных человечков. Все, что требовалось для ритуала, было сложено на одном конце стола (разные неряшливые газетные свертки и жалкие склянки), а сами пряники лежали посредине. На другом конце стола мухи слетелись на мясо для ланча, выглядевшее весьма неаппетитно. В общем, картина была самая удручающая. — Кто ты? — спросил Темный Незнакомец. — Мне кажется, я тебя знаю. И что у тебя в шапке? Растерянно озираясь по сторонам, Мур пропустил мимо ушей слова гостя. Но последний вопрос он услышал и сразу повеселел. — Яблоки, — ответил мальчик, протягивая шапку Незнакомцу. — Чудесные сладкие яблоки. Я тут нарвал немножко... Уф, еле удрал... Незнакомец помрачнел. — Рвать чужие яблоки, — произнес он, — в некотором роде воровство. Мур и сам это знал, но ему казалось, что даже члену городского совета не стоит об этом упоминать. — Я знаю. Но, спорим, в моем возрасте вы и сами рвали яблоки в чужом саду? Гость слегка кашлянул и сменил тему: — Ты так и не представился. — Неужели? Извините, — вежливо промолвил Мур. — Я Эрик Чант, правда все зовут меня Муром. — Так Гвендолен Чант — твоя сестра? — спросил Незнакомец. Его взгляд стал строже и в то же время сочувственней. Видимо, предположил Мур, кухня миссис Шарп представляется гостю обителью греха. — Да, сестра. Не угодно ли вам пройти сюда? — Мальчик всеми силами старался увести Незнакомца с кухни. — Там прибрано. — Твоя сестра написала мне, — продолжил гость, не сходя с места. — Из ее письма у меня сложилось впечатление, что ты утонул вместе с родителями. — Это не совсем так, — рассеянно возразил Мур. — Я не утонул, потому что держался за Гвендолен, а она колдунья. Ну пойдемте же, там чище. — Понятно, — задумчиво проговорил Незнакомец. — Кстати, меня зовут Крестоманси. — Ох, — так и выдохнул Мур. Нужно было немедленно что-то делать. Мур швырнул шапку с яблоками прямо на волшебные свертки и склянки, надеясь разрушить чары. -тогда вы просто обязаны сейчас же пройти в гостиную. — Почему? — удивился Крестоманси. — Да потому что, — воскликнул Мур, выходя из себя, — вы слишком важный человек, и вам нельзя здесь оставаться. — Но почему ты считаешь меня таким уж важным? — все еще недоумевал Крестоманси. Муру хотелось схватить посетителя за плечи и хорошенько его встряхнуть. — Ну а как же? Вы так хорошо одеты. И миссис Шарп так считает. Она говорила, мистер Нострум оба глаза отдаст за три ваших письма. — И мистер Нострум отдал глаза в обмен на мои письма? — в изумлении воскликнул Крестоманси. — Едва ли они того стоят. — Нет, он всего лишь дает Гвендолен уроки в обмен на них, — успокоил его Мур. — Что? В обмен на собственные глаза? Как это неловко! — усмехнулся Крестоманси. К счастью, послышались быстрые шаги, и в кухню, запыхавшись, влетела сияющая и ликующая Гвендолен. — Мистер Крестоманси?! — Просто Крестоманси, — поправил ее Незнакомец. — Он самый, А ты, вероятно, Гвендолен? — Да. Мистер Нострум сказал мне, что там экипаж, — выдохнула она. За ней, на цыпочках и почти не дыша, впорхнула миссис Шарп. К радости Мура, они принялись наперебой беседовать с гостем. Крестоманси, наконец, позволил увести себя в гостиную, где хозяйка почтительно предложила ему чашку чая и блюдце еле живых пряничных человечков. Мур с симпатией заметил, что и Крестоманси не хватило духу их съесть. Он только выпил чашку чая — пустого, без молока и сахара, — и спросил миссис Шарп о том, как Гвендолен и Мур оказались в ее доме. Та, понятное дело, изо всех сил пыталась внушить важному гостю, что опекает детей совершенно бескорыстно, из одного только добросердия. Ей так хотелось, чтобы Крестоманси, подобно членам городского совета, взял на себя ее расходы. Но Гвендолен решила проявить честность. — Наше содержание оплачивает город, — невозмутимо пояснила она, — поскольку все переживают из-за несчастного случая. Мур облегченно вздохнул, хотя и почувствовал, что сестра уже вот-вот выбросит миссис Шарп, как старое платье. — Что ж, тогда я должен побеседовать с мэром, — объявил Крестоманси, вставая и вытирая свой роскошный цилиндр элегантным рукавом. Хозяйка заметно сникла. Ей тоже стало понятно, что затевает Гвендолен. — Не беспокойтесь, миссис Шарп, — ободрил ее гость. — Никто не станет вводить вас в убыток. — Прощаясь за руку с Муром и Гвендолен, он сказал: — Мне, конечно же, следовало навестить вас раньше. Простите меня. Понимаете, ваш отец был ужасно груб со мной. Надеюсь, мы скоро увидимся снова. Затем Крестоманси сел в экипаж и уехал, оставив миссис Шарп раздосадованной, Мура — обеспокоенным, а Гвендолен — ликующей. — Чему ты так радуешься? — поинтересовался Мур у сестры. — Он так проникся нашей сиротской участью, — торжествовала она. — Теперь он будет опекать нас. Моя судьба решена! — Не болтай чепухи! — огрызнулась миссис Шарп. — Твоя судьба ничуть не изменилась. Хоть он и явился сюда во всей красе, он ничего такого не говорил и уж тем более ничего не обещал. — Но вы же не видели того душераздирающего письма, которое я ему написала, — самонадеянно ухмыльнулась Гвендолен. — А что толку? Было бы что раздирать! — парировала миссис Шарп. И Мур был склонен с ней согласиться. К тому же он с ужасом понял, что до появления Гвендолен и миссис Шарп он каким-то образом умудрился так же оскорбить Крестоманси, как это некогда сделал его отец. И если Гвендолен об этом узнает, ему несдобровать. К крайнему изумлению Мура, права оказалась Гвендолен. В тот же день их посетил мэр и объявил, что Крестоманси уладил все дела. Теперь Мур и Гвендолен могут поселиться в его доме, став членами его семьи. — И вряд ли мне нужно объяснять вам, дружочки, как крупно вам повезло, — сказал мэр, глядя на Гвендолен, которая с радостным воплем бросилась обнимать угрюмую миссис Шарп. Мур еще никогда так не волновался. Он дернул мэра за рукав: — Прошу вас, сэр, объясните мне, кто такой Крестоманси. Мэр ласково потрепал его по затылку. — Это весьма значительный джентльмен, — важно произнес он. — Вскоре, мой мальчик, вы будете запанибрата со всеми коронованными особами Европы. Ну, что ты об этом думаешь, а? Мур не знал, что ему об этом думать. Слова мэра ровным счетом ничего ему не объяснили, а только еще больше взволновали. Видимо, Гвендолен действительно написала очень трогательное письмо. Итак, в жизни Мура должна была произойти еще одна важная перемена, и он подозревал, что и эта перемена — к худшему. Всю следующую неделю, пока жены членов городского совета покупали им новую одежду, а Гвендолен становилась все более взбудораженной и ликующей, Мур скучал по миссис Шарп и всем остальным (даже по мисс Ларкинс) так сильно, будто уже расстался с ними. Когда ему и Гвендолен пришло время садиться в поезд, город устроил им великолепные проводы, с флагами и оркестром медных духовых. Это еще больше огорчило Мура. Он нервно ерзал на краешке сиденья, боясь, что впереди его ждет неизвестность, а может, даже и всякие напасти. А Гвендолен, напротив, была в отличном расположении духа. Она разгладила на коленях нарядное новое платье, изящно поправила миленькую новую шляпку и элегантно откинулась в кресле. — У меня получилось! — победоносно воскликнула она. — Разве я не молодец? — Нет, — печально проговорил Мур. — Я уже скучаю по дому. Что ты наделала? Чему ты так радуешься? — Тебе не понять, — снисходительно ответила Гвендолен. — Но я, пожалуй, кое-что тебе объясню. Наконец-то я выбралась из этого захолустья с его пустоголовыми членами городского совета и никчемными колдунами! А главное, сам Крестоманси оробел передо мной! Хоть это ты заметил? — Ну, не знаю, — протянул Мур. — Я видел, как ты старалась ему понравиться... — Замолчи сейчас же, а то я тебе такие судороги устрою! — разозлилась Гвендолен. И когда поезд, издав прощальный гудок, медленно пополз вдоль перрона, она изящно помахала духовому оркестру затянутой в перчатку ладошкой — ни дать ни взять особа королевской крови. Мур понял, что сестра всерьез готовится править миром. Глава третья Через час поезд уже прибыл в Боубридж, где брату с сестрой и надо было выходить. — А городишко-то маленький, — с недовольным видом заметила Гвендолен. — Боубридж! — объявил проводник, пробегая по перрону. — Боубридж. Юных Чантов просят сойти. — Юные Чанты! — презрительно повторила Гвендолен. — Мог бы и поуважительней к нам обращаться! И все-таки любое внимание ей льстило. Мур видел, как она дрожала от возбуждения, плотнее натягивая свои чересчур дамские перчатки. Он робко прятался за ее спиной, когда они выходили из поезда и, кутаясь от холодного ветра, наблюдали за тем, как носильщики выбрасывают на перрон их чемоданы. Прошествовав к проводнику, Гвендолен произнесла тоном королевы; — Юные Чанты — это мы. Это не произвело на проводника никакого впечатления. Едва кивнув, он заторопился к входу в здание вокзала, где ветер задувал еще сильнее, чем на перроне. Гвендолен пришлось придержать шляпку, чтобы та не слетела. У входа к ним шагнул молодой человек. Его куртка надулась от ветра и хлопала, как парус. — Мы — юные Чанты, — все тем же царственным тоном объявила Гвендолен. — Гвендолен и Эрик? Рад вас видеть, — дружелюбно сказал молодой человек. — А я — Майкл Сондерс. Вы будете заниматься у меня вместе с другими детьми. — Другими детьми? — надменно спросила Гвендолен. Однако мистер Сондерс явно не привык стоять на месте и чинно беседовать. Он уже умчался за чемоданами. Раздражение Гвендолен росло. Но когда мистер Сондерс вернулся и они все вместе вышли на площадь перед вокзалом, где их ждал автомобиль — длинный, черный, глянцевый, Гвендолен сменила гнев на милость. Такой прием ее вполне устраивал. А Мур предпочел бы ехать в экипаже. Машина тряслась и гудела, к тому же в ней пахло бензином. Его сразу же затошнило, и стало еще хуже, когда автомобиль выехал из Боубриджа и заколесил по извилистой проселочной дороге. Он утешал себя только тем, что ехали они быстро. Уже через десять минут мистер Сондерс воскликнул: «А вот и Замок Крестоманси. Отсюда его видно лучше всего». Позеленевший Мур и румяная Гвендолен посмотрели в ту сторону, куда указывал мистер Сондерс. Украшенный башенками серый Замок возвышался на дальнем холме. На новом повороте им открылась пристройка к Замку, должно быть недавняя, — с огромными окнами и флагом над крышей. А еще они увидели могучие деревья — темные кедры и большие вязы, а между ними мелькали лужайки и пестрели цветы. — Выглядит здорово, — выдавил измученный Мур, удивляясь молчанию Гвендолен. Он надеялся, что остаток дороги будет не слишком извилистым. На его счастье, им осталось только обогнуть зеленый газон и въехать в массивные ворота. К старой части Замка вела длинная аллея, обсаженная деревьями. Шурша гравием, машина притормозила прямо у величественного входа. Гвендолен нетерпеливо потянулась к двери. Она не сомневалась, что в таком доме есть дворецкий, а может, и лакеи, поэтому ей не терпелось совершить торжественный выход. Однако автомобиль поехал дальше, мимо бугристых серых стен старого Замка и остановился перед малозаметной дверью в начале пристройки. Этот вход, скрытый густой зеленью рододендронов, казался почти потайным. — Сейчас мы войдем в эту дверь, — бодро объяснил мистер Сондерс, — поскольку именно ею вам придется пользоваться чаще всего. Вот я и подумал, что вам будет легче здесь ориентироваться, если я сразу же проведу вас тем путем, каким вам предстоит ходить каждый день. Мур не имел ничего против: на его взгляд, эта дверь выглядела более домашней, уютной. Но Гвендолен, чье торжественное появление сорвалось, бросала на мистера Сондерса возмущенные взгляды и явно подумывала о том, какое бы заклятье попротивней на него наложить. Но скрепя сердце она все-таки отказалась от этой затеи: ей все же хотелось произвести хорошее впечатление. Выйдя из машины, они последовали за мистером Сондерсом в дом и оказались в просторном, сияющем чистотой коридоре. Кстати, куртка их провожатого имела свойство надуваться парусом даже там, где вовсе не было ветра. Встречала их весьма представительная дама. Она была затянута в узкое пурпурное платье, а на голове ее высилась целая башня черных как смоль волос. Мур подумал, что она и есть миссис Крестоманси. — Это мисс Веникc, экономка, — представил даму мистер Сондерс. — Мисс Веникc — Эрик и Гвендолен. Боюсь, Эрика укачало в машине. Реплика мистера Сондерса смутила Мура: неужели это так заметно? А Гвендолен, недовольная тем, что ее встречает какая-то экономка, холодно протянула мисс Веникc руку. Мисс Веникc церемонно поздоровалась с обоими. Когда Мур подумал, что еще ни одна дама не вселяла в него такого благоговения, тут мисс Веникc ласково улыбнулась. — Бедный Эрик, — сказала она. — Я тоже с трудом переношу поездки в автомобиле. Ну ничего, раз ты уже выбрался из машины, тебе должно стать легче, но если ты все еще неважно себя чувствуешь, я дам тебе какое-нибудь лекарство. Идите умойтесь и посмотрите свои комнаты. Вслед за узким пурпурным треугольником платья мисс Веникc они поднялись по лестнице, затем прошли по коридору, за которым их ждала еще одна лестница. Мур в жизни не видел такой роскоши. Всю дорогу они шли по ковру — мягкому зеленому ковру, похожему на утреннюю росистую траву, — а пол по обеим сторонам был так отполирован, что в нем отражались и ослепительно-белые стены, и картины на стенах. Всюду царила полная тишина, нарушаемая только звуком шагов и пурпурным шелестом мисс Веникc. Домоправительница открыла одну из дверей, и ребята зажмурились от яркого полдневного солнца. — Вот твоя комната, Гвендолен. А тут — твоя ванная. — Спасибо,— произнесла Гвендолен, величественно вплывая в свои владения. Мур заглянул туда из-за спины мисс Веникc и увидел, что комната очень большая и почти весь пол в ней покрыт толстенным мягким турецким ковром. — Когда нет гостей, семья ужинает рано, — предупредила экономка, — вместе с детьми. Сегодня как раз такой день. Но, думаю, вы все равно хотите чаю. Я распоряжусь. В чью комнату прислать чай? — В мою, пожалуйста, — быстро ответила Гвендолен. Последовала короткая пауза, а затем мисс Веникc продолжила: — Значит, с этим мы разобрались, не так ли? А твоя комната, Эрик, там, наверху. Они поднялись по винтовой лестнице. Мур обрадовался: кажется, ему предстояло жить в старой части Замка. Он не ошибся. Мисс Веникc открыла дверь, и взору мальчика предстала круглая комната с тремя окнами. Мур подивился толщине стен — фута три, не меньше! Мур не удержался и пробежался по яркому ковру, вскарабкался на стул под окном и выглянул на улицу. За плоскими кронами кедров открывался вид на большую лужайку, напоминавшую лоскут зеленого бархата, за которой высился холм с цветущими садами по склону. Затем Мур оглядел саму комнату: выбеленные сводчатые стены, массивный камин, кровать, застеленная лоскутным одеялом, стол, комод и книжный шкаф с заманчивыми корешками. — Мне здесь нравится! — воскликнул Мур. —— Жаль только, что вход в ванную не прямо из комнаты, а дальше по коридору, — сказала мисс Веникc, словно извиняясь за этот недостаток. Но поскольку у Мура никогда раньше не было собственной ванной, он нимало не огорчился. Едва экономка ушла, он поспешил взглянуть, как же эта ванная выглядит. К своему полному восхищению, он обнаружил там красные полотенца — маленькое, среднее и большое — и губку величиной с дыню. Ванна стояла на чугунных львиных лапах. В одном из углов комнаты, облицованном кафелем и завешанном красной прорезиненной занавеской, помещался душ. Муру не терпелось поэкспериментировать со всеми этими радостями, и он порядком намочил все кругом. Когда он, все еще мокрый, вернулся в свою комнату, его чемодан и коробка уже были там и рыжеволосая горничная их распаковывала. Она сказала мальчику, что ее зовут Мэри, и спросила у него, правильно ли она раскладывает вещи. Она вела себя чрезвычайно любезно, но Мур несколько робел ее, поскольку ее рыжие волосы напоминали ему о мисс Ларкинс. — Э... могу ли я пойти вниз, чтобы... э. выпить чаю? — запинаясь, спросил мальчик. — Чувствуй себя как дома, — ответила Мэри (как показалось Муру, несколько холодно). Он побежал вниз, думая, что, возможно, он не произвел на горничную должного впечатления. Чемодан Гвендолен высился в самом центре ее комнаты. Сама она восседала в царственной позе возле круглого стола у окна. Перед ней стояли большой оловянный чайник и две тарелки — в одной серый хлеб с маслом, в другой — печенье. — Я сказала горничной, что сама распакую свои вещи, — объявила Гвендолен. — Ведь и в чемодане, и в коробке у меня кое-что припрятано. И я попросила ее немедленно принести чай, поскольку я умираю с голоду. Но ты только посмотри на это! В жизни не видела такого убожества. У них даже варенья не нашлось! — Может, хотя бы печенье вкусное? — с надеждой предположил Мур. Но нет, печенье оказалось так себе. — И вот мы должны голодать — посреди всей этой роскоши! — трагически простонала сестра. Ее комната и впрямь сияла великолепием. С голубыми бархатными обоями идеально гармонировала кровать, сверху донизу обитая тем же материалом и застеленная покрывалом той же расцветки. На стулья не пожалели позолоты. Туалетный столик с золочеными ящичками и кисточками, а также длинным овальным зеркалом в обрамлении позолоченных листьев и цветов сделал бы честь любой принцессе. Столик Гвендолен понравился — в отличие от платяного шкафа, расписанного гирляндами и майскими плясунами[1 мая в Англии отмечают старинный праздник весны. В этот день принято устраивать всевозможные увеселения, — например, украшать лентами и Цветами столб («майский шест») и плясать вокруг него.] — Шкаф ведь нужен для того, чтобы вешать одежду, а не разглядывать его, — недовольно пояснила она, — а эти картинки меня отвлекают. Но ванная прелестна. Мур заглянул в ванную, облицованную голубым и белым кафелем. Сама ванна располагалась очень низко, на уровне пола, тоже покрытого плиткой. Над ней, как шторки над колыбелью, висели голубые занавески. Полотенца были под цвет кафеля. Муру больше приглянулась его собственная ванная, но, возможно, это объяснялось тем, что в ванной сестры ему пришлось просидеть довольно долго — она заперла его там, чтобы он не мешал ей распаковывать чемодан. Сквозь шум воды (Мур устроил настоящий потоп — а что ему еще оставалось делать?) Мур услышал, как Гвендолен раздраженно обращается к кому-то, кто пришел забрать остатки скудного угощения и, очевидно, застал ее с открытым чемоданом. Выпуская Мура, она все еще была вне себя от возмущения. — Мне кажется, здешние слуги не слишком-то учтивы, — выпалила Гвендолен. — Если эта девица скажет еще одно слово, я позабочусь о том, чтобы у нее на носу вскочил фурункул — хоть ее и зовут Юфимией! Впрочем, — снисходительно добавила Гвендолен, — я склонна думать, что носить такое имя — само по себе суровое наказание. Ладно, Мур, ступай к себе и надень свой новый костюмчик. Как объявила эта Юфимия, до ужина всего полчаса и нам следует переодеться. В жизни не слыхала такого сухого и официального приглашения! — А я думал, ты рассчитывала именно на такое обращение, — заметил Мур, не очень-то любящий церемонии. — Можно быть светским и естественным в одно и то же время, — возразила Гвендолен. И все-таки мысль о скором триумфе подействовала на нее умиротворяюще. — Надену-ка я голубое платье с кружевным воротником, — промолвила она. — А носить имя «Юфимия» действительно слишком тяжелое бремя даже для того, кто очень груб. Поднимаясь по винтовой лестнице, Мур услышал, как Замок наполняется каким-то раскатистым гулом. Этот звук, впервые нарушивший тишину, встревожил Мура. Впоследствии он узнал, что так звучит гонг, означающий: до ужина осталось полчаса, пора переодеваться. Мур, конечно же, мог надеть свой костюмчик гораздо быстрее, поэтому он успел еще разок забраться под душ. Когда горничная с никудышным именем Юфимия пришла за ним и Гвендолен, чтобы проводить их в гостиную, где уже собралась вся Семья, Мур чувствовал себя совершенно отсыревшим и еле волочил ноги, как если бы вода лишила его сил. Одетая в прелестное голубое платье, Гвендолен вплыла с достоинством. Мур тащился за ней. В комнате оказалось полно народу, причем Мур никак не мог взять в толк, каким это образом все они являются членами Семьи. В гостиной сидели: старая дама в кружевных перчатках; человечек с могучими бровями и громким голосом, вещавший о курсах акций; мистер Сондерс, чьи руки и ноги были длинноваты для его потертого черного костюма; по крайней мере две молодые леди; по меньшей мере два молодых человека. Мур увидел Крестоманси — тот был великолепен в темно-красном бархате. Волшебник тоже посмотрел на Мура и Гвендолен, но, судя по его рассеянной, растерянной улыбке, по-видимому, не смог вспомнить, кто они такие. — О, — промолвил Крестоманси. — Гм... Это моя жена. Их подвели к пухлой даме с кротким лицом. На ней было великолепное кружевное платье — вне себя от восторга, Гвендолен так и пожирала его глазами, но в остальном жена Крестоманси казалась самой обыкновенной дамой. Она обратилась к ним с дружеской улыбкой: — Эрик и Гвендолен, не так ли? Зовите меня Милли, мои дорогие. Они вздохнули с облегчением — они уже начали ломать голову над тем, как обращаться к миссис Крестоманси. — А теперь вы должны познакомиться с моими детьми, Джулией и Роджером, — продолжила Милли. Из-за ее спины выглянули двое пухлых ребят, бледных и одышливых. На девочке было такое же, как у матери, кружевное платье, а на мальчике костюм из голубого бархата, но даже их нарядная одежда не могла скрыть того, что оба они обладают внешностью еще более заурядной, чем их мать. Они вежливо посмотрели на Гвендолен и Мура, а затем все четверо поздоровались друг с другом. Больше сказать было нечего. К счастью, очень скоро появился дворецкий, который распахнул двери и объявил, что ужин подан. Гвендолен снова возмутилась. — Почему это он не открыл дверь перед нами? — свирепо прошипела она Муру, когда все в беспорядке потянулись в столовую. — Почему мы должны пропускать вперед экономку? Мур ничего не ответил — он из последних сил старался не отстать от сестры. Все расселись за длинным, празднично накрытым столом, и если бы Мура усадили далеко от Гвендолен, он наверняка упал бы в обморок от ужаса. К его облегчению, все обошлось, но ужин и без того был ужасен. Из-за левого плеча Мура постоянно возникали серебряные блюда с яствами, и поскольку это случалось неожиданно, то он каждый раз подскакивал, задевая тарелку. Но хуже всего было то, что он левша. Ему было не с руки орудовать ложкой и вилкой, ведь они лежали у него так, как у всех остальных. Пытаясь поменять их местами, он ронял ложку, а решив оставить все как есть, проливал соус. Лакей неизменно повторял: «Ничего страшного, сэр», отчего Мур совсем сник. С беседой дела обстояли не лучше, чем с трапезой. На дальнем конце стола громкоголосый человечек не переставая тараторил об акциях, а там, где сидел Мур, рассуждали об Искусстве. Мистер Сондерс, по-видимому, все лето пропутешествовал за границей. Он видел статуи и картины во всех европейских музеях и был от них в полном восторге. От волнения молодой человек то и дело с силой ударял по столу. Он взахлеб говорил о студиях и школах, кватроченто и голландских интерьерах. У Мура голова пошла кругом. Мальчик взглянул на худое, скуластое лицо мистера Сондерса и с благоговением подумал обо всех знаниях, заключенных в этой голове. Тут в разговор вступили супруги Крестоманси. Милли так и сыпала именами, которых Мур в жизни не слыхивал, а волшебник отзывался о них так, словно речь шла о его близких друзьях. «Какими бы обыкновенными ни казались все прочие члены Семьи, — подумал Мур, — в самом Крестоманси нет ничего заурядного», У него были яркие черные глаза, притягательные, даже когда он выглядел рассеянным или задумчивым. А уж если речь шла о чем-то интересном, например об Искусстве, то казалось, что сияние глаз Крестоманси заливает все его лицо. К огорчению Мура, дети волшебника тоже поддерживали разговор. Они так весело щебетали, словно бы действительно понимали, о чем идет речь. Мур чувствовал себя ужасным невеждой. Неудивительно, что из-за этой беседы и внезапно возникавших серебряных блюд у Мура совершенно пропал аппетит (к тому же он имел глупость съесть все печенье, поданное к чаю). Насилу одолев только половину торта из мороженого, Мур завидовал сестре, с невозмутимым и даже высокомерным видом вкушавшей изысканные яства. Наконец трапеза завершилась. Юных Чантов отпустили на свободу, и они удалились в роскошную комнату Гвендолен. Девочка со всего размаху плюхнулась на свою бархатную кровать. — Какое ребячество! — воскликнула она. — Они выставляют напоказ свои знания, чтобы мы почувствовали себя ничтожествами. Мистер Нострум меня об этом предупреждал. Они пытаются скрыть свое малодушие. Какая жуткая у Крестоманси жена! А видел ли ты когда-нибудь более некрасивых и глупых детей, чем эти двое? Да, Замок уже меня угнетает. Чувствую, скоро я все здесь возненавижу. — Может, когда мы привыкнем, жизнь покажется нам не такой ужасной? — без особой надежды предположил Мур. — Будет еще хуже, — пообещала Гвендолен. — С этим Замком что-то не так. Я чувствую его дурное воздействие. Здесь есть нечто мертвящее, высасывающее из меня жизнь и магические способности. Я здесь задыхаюсь. — По-моему, ты все выдумываешь, возразил Мур, — потому что хочешь вернуться назад, к миссис Шарп, — Он вздохнул, поскольку сам по ней скучал. — Нет, не выдумываю, — упорствовала Гвендолен. — Кстати, Замок давит так сильно, что даже ты можешь это почувствовать. Давай-ка сосредоточься. Разве ты не чувствуешь это омертвение? Муру не пришлось особенно сосредоточиваться, чтобы понять, о чем говорит Гвендолен. Действительно, с Замком творилось нечто странное. Сначала Мур подумал, что это всего лишь тишина, но он ошибся. В атмосфере ощущалась какая-то мягкость, а в то же время и тяжесть, как будто все слова и движения были придавлены огромной периной. Обычные звуки — например, их голоса — казались очень тонкими, к тому же не давали эха. — Да, как-то странно,— согласился Мур. — Странно? Да просто ужасно! — роковым голосом произнесла Гвендолен. — Буду рада, если мне удастся выжить, — и, к удивлению брата, добавила: — Хотя я не жалею, что попала сюда. — А я — жалею, — признался Мур. — Ну и кто бы, интересно, за тобой присматривал? — спросила сестра. — Ладно. Принеси мне колоду карт — ту, что лежит на туалетном столике. Вообще-то карты волшебные, но если мы скинем все козыри, то сможем, если хочешь, поиграть в снэп[Детская карточная игра, в которой игроки по очереди выкладывают карты. Цель игры — быстрее противника крикнуть «Snap!» («Щелк!»), если на стол легли две карты с одинаковыми цифрами или картинками.]. Глава четвертая Наутро Мура разбудила рыжеволосая Мэри, и его тотчас обволокла все та лее тишина и мягкость. Неровные стены комнаты были залиты ярким солнечным светом. И даже теперь, когда Мур знал, что в Замке полно людей, он не слышал ни звука. Казалось, и за окнами царит безмолвие. «А, знаю, на что это похоже! — подумал Мур. — Так бывает, когда ночью выпадает снег». От этой мысли ему стало так уютно и тепло, что он снова погрузился в сон. — Эрик, тебе правда пора вставать,— затормошила его Мэри. — Я приготовила для тебя ванну, а уроки начинаются в девять. Поторопись, а то не успеешь позавтракать. Мур вскочил. Мысль о ночном снегопаде настолько засела у него в голове, что он сильно удивился солнцу и почти летнему теплу. А выглянув в окно, Мур просто не мог поверить своим глазам: перед ним расстилались зеленые лужайки с цветами, а дрозды кружили над пышной листвой деревьев. Мэри уже ушла. Это обрадовало Мура, ведь он еще не понял, нравится она ему или нет, да и боялся опоздать на завтрак. Наспех одевшись, он забежал в ванную и вытащил из ванны затычку. Потом он сбежал вниз по винтовой лестнице и влетел в комнату Гвендолен. — Ты знаешь, где мы завтракаем? — спросил он Гвендолен. По утрам Гвендолен всегда бывала не в духе. Вот и сегодня, восседая на голубом бархатном стуле перед зеркалом с гирляндами, она свирепо расчесывала свои золотистые волосы. Это занятие постоянно выводило Гвендолен из себя. — Понятия не имею, и вообще — мне все равно! Замолчи! — огрызнулась она. — Как ты нехорошо разговариваешь, — заметила Юфимия, быстро входя в комнату вслед за Муром. Она была очень даже симпатичной девушкой и, по-видимому, вовсе не считала свое имя обузой. — Мы ждем вас, чтобы подать завтрак. Идемте. Гвендолен отшвырнула свой гребень, и они пошли вслед за Юфимией в одну из комнат дальше по коридору. Комната, квадратная и просторная, с большими окнами, выглядела довольно запущенной. Глаз отмечал потертую кожаную обивку стульев, пятна на зеленом ковре. Ни один из шкафов плотно не закрывался: отовсюду торчали заводные паровозики и теннисные ракетки. Джулия и Роджер в ожидании сидели за столом у окна. Их поношенная одежда вполне соответствовала беспорядку вокруг. Мэри, тоже поджидавшая Гвендолен и Мура, воскликнула: «Ну наконец-то!» — и стала возиться с очень любопытным лифтом, спрятанным в особом шкафу у камина. Когда что-то лязгнуло, Мэри открыла дверцы лифта и вытащила оттуда большую тарелку с хлебом и маслом, а также дымящийся коричневый кувшин с какао. Она принесла все это на подносе к столу, и Юфимия налила каждому ребенку по кружке какао. Гвендолен презрительно взглянула на тарелку с хлебом: — И это все? — А чего еще тебе нужно? — поинтересовалась Юфимия. В воображении Гвендолен проплыли овсянка, яичница с беконом, грейпфрут, тосты и копченая селедка. Не в силах выбрать что-то одно, она продолжала молча смотреть перед собой. — Решай побыстрее, — не выдержала служанка. — Мне, знаешь ли, тоже пора завтракать. — Нет ли у вас джема? — очнулась от оцепенения Гвендолен. Юфимия и Мэри переглянулись. — Джулии и Роджеру джем есть запрещено, — пояснила Мэри. — Но мне никто не запрещал его есть, — с расстановкой произнесла Гвендолен. — Немедленно принесите мне джем. Мэри подошла к переговорной трубе возле лифта, и, после длительного громыхания и победного лязганья, явилась банка с джемом. Горничная поставила ее перед Гвендолен. — Вот спасибо! — воскликнул Мур. Ему очень хотелось джема, а какао он просто терпеть не мог. — Не стоит благодарности, — чуть насмешливо ответила Мэри, и обе горничные) удалились. На некоторое время воцарилось молчание. Затем Роджер обратился к Муру: — Передай мне, пожалуйста, джем. — Но ведь тебе нельзя,— возразила Гвендолен, по-прежнему воинственно настроенная. — А никто не узнает, если я возьму его одним из ваших ножей, — безмятежно сказал Роджер. Передавая ему банку и свой нож в придачу, Мур полюбопытствовал: — А почему вам нельзя? Джулия и Роджер безмятежно переглянулись. — Мы слишком толстые, — объяснила Джулия. Она преспокойно взяла у брата нож и всерьез занялась джемом. «Ну еще бы», — подумал Мур, глядя, сколько джема эти двое умудрились взгромоздить на хлеб. Джем высился над кусками хлеба, словно липкие коричневые скалы. Гвендолен с отвращением взглянула на Роджера и Джулию и самодовольно оглядела свое аккуратное льняное платье. Разница была велика. — Ваш отец такой мужчина. Ему, должно быть, очень неприятно, что вы оба такие пухлые и неказистые, как, впрочем, и ваша матушка. Толстяки невозмутимо выглядывали из— за своих приторных утесов. — А я как-то об этом не думал, — признался жующий Роджер. — Быть пухлым — удобно и уютно, — заявила Джулия. — А вот фарфоровым куклам вроде тебя наверняка живется несладко. Голубые глаза Гвендолен сверкнули. Она тихонько щелкнула пальцами под столом. В ту же секунду кусок хлеба с толстым слоем джема выскользнул из рук Джулии и с размаху шлепнул ее по щеке. Джулия изумленно охнула: джем залепил ей поллица. — Не смей меня оскорблять! — кликнула Гвендолен. Джулия неторопливо сняла с лица хлеб и достала носовой платок. Мур подумал, что она хочет вытереться, но не тут-то было: Джулия и не подумала приводить себя в порядок, и джем стал вязко стекать по ее пухлым щекам. Зато она завязала на платке узелок и стала медленно его затягивать, выразительно глядя на Гвендолен. Узел затянулся, и наполовину полный и все еще дымящийся кувшин какао взмыл в воздух. Поколебавшись в нерешительности, он направился в сторону Гвендолен и завис прямо над ее головой. Затем он начал толчками наклоняться. — Прекрати сейчас же! — задохнулась от возмущения Гвендолен. Она подняла руку, пытаясь оттолкнуть кувшин. Тот ловко увернулся и продолжил наклоняться. Гвендолен снова щелкнула пальцами и пробормотала странные слова, но кувшин ее не слушался. Какао подступило к самому его носику; казалось, еще секунда, и оно польется на Гвендолен. Та отклонилась в сторону, но кувшин в мгновение ока снова навис над ее головой. . — Может, я позволю ему пролиться? — невозмутимо спросила Джулия. Под слоем джема на ее физиономии играла едва заметная улыбка. —только попробуй! — завопила Гвендолен. — Я все расскажу Крестоманси! Я... — Она выпрямилась, но кувшин тоже не дремал. Гвендолен попыталась его схватить, но он опять проворно отскочил. — Осторожно, какао может пролиться. Неужели тебе не жаль своего чудесного платьица? — не скрывая ликования, проговорил Роджер. — А ты вообще заткнись! — крикнула Гвендолен и на сей раз отклонилась так, что оказалась почти на коленях у брата. Мур с опаской смотрел на угрожающе нависший над ними кувшин, из которого, казалось, вот-вот польется горячее какао. Но тут открылась дверь, и вошел Крестоманси, облаченный в цветастый шелковый шлафрок — пурпурно— красный, с золотой отделкой по вороту и манжетам. В этом одеянии волшебник выглядел удивительно высоким, изумительно стройным и невероятно величественным. Он мог бы быть императором или исключительно суровым епископом. Крестоманси вошел улыбаясь, но улыбка исчезла с его лица, когда он увидел кувшин. Кувшин тоже попытался исчезнуть. Он скользнул обратно на стол, да так поспешно, что какао расплескалось и забрызгало платье Гвендолен (трудно сказать, было это случайностью или нет). Вначале и Джулия, и Роджер не смели пошевелиться, а потом Джулия принялась развязывать узел на носовом платке, причем с таким рвением, как если бы от этого зависела ее жизнь. — Итак, я собирался пожелать вам доброго утра,— медленно произнес Крестоманси. — Но теперь я вижу, что оно вовсе не доброе, — Он перевел взгляд с кувшина на блестящие от джема щеки Джулии. — Если вы оба еще когда-нибудь захотите джема, — отчеканил он, — то лучше не попадайтесь мне на глаза. Кстати, требование вести себя прилично относится ко всем четверым. — Я ничего дурного не сделала, — заявила Гвендолен с видом оскорбленной невинности. — Нет, сделала! — возразил Роджер. Крестоманси подошел к столу и остановился, глядя на детей сверху и держа руки в карманах своего благородного одеяния. Волшебник казался таким высоким, что у Мура в голове не укладывалось, как это он не задевает головой потолок. — В Замке есть одно нерушимое правило, — сказал Крестоманси, — которое необходимо запомнить всем. Любые магические действия должны совершаться детьми только под руководством Майкла Сондерса. Гвендолен, ты меня поняла? — Да, — ответила она. Вне себя от ярости, она сжала губы и скрестила руки на груди. — Я отказываюсь подчиняться такому дурацкому правилу! Крестоманси то ли не расслышал ее слов, то ли не заметил, как она разгневана. Он обратился к Муру: — А ты, Эрик, понял? — Я? — удивленно переспросил мальчик. — Да, разумеется. — Хорошо, — кивнул волшебник. — Теперь я пожелаю вам доброго утра. — Доброе утро, папочка, — хором прощебетали Джулия и Роджер. — Гм... Доброе утро, — робко пробормотал Мур. А Гвендолен сделала вид, что не слышит: в конце концов, в эту игру могут играть и двое. Крестоманси улыбнулся и важно удалился из комнаты, являя собой длинную процессию из одного человека. — Ябеда! — крикнула Гвендолен Роджеру, как только дверь закрылась. — И эта гнусная проделка с кувшином! Небось вдвоем поработали? Роджер благодушно улыбнулся, вовсе не реагируя на выпад Гвендолен. — Колдовство у нас в роду, — пояснил он. — И мы оба его унаследовали, — добавила Джулия. — Пойду умоюсь. — Она прихватила со стола три куска хлеба, чтобы не умереть от голода по дороге, и направилась к выходу, бросив через плечо: — Роджер, скажи Майклу, что я скоро приду. — Еще какао? — вежливо предложил Роджер, взяв кувшин. — Да, если можно, — откликнулся Мур. Он не имел ничего против еды и питья, использованных в колдовских целях, к тому же, его мучила жажда. Он надеялся, что если сначала он набьет рот джемом, а потом отхлебнет какао, то какао не покажется таким отвратительным. А Гвендолен все еще была уверена, что Роджер хочет оскорбить ее. Она нетерпеливо ерзала на стуле, упрямо уставившись в стену. Внезапно открылась дверь — Мур поначалу этого не заметил, — и прозвучал бодрый голос мистера Сондерса: — Так, ребята, начинаем урок. Сейчас мы посмотрим, готовы ли вы к небольшой проверке. Мур торопливо проглотил свой джем, пропитанный какао. За дверью обнаружилась классная комната — самая настоящая, хотя и всего с четырьмя партами. В ней были доска, глобус, щербатый школьный пол и даже знакомый запах школы. У стены стоял и застекленный книжный шкаф, без которого не может обойтись ни одна классная комната, а в нем — потрепанные серо-зеленые и синие книжки, без которых не может обойтись ни один такой шкаф. На стенах были развешаны большие фотографии статуй, так пленивших мистера Сондерса. Две из четырех парт были старые, коричневые, а две другие — новые, желтые от лака. Гвендолен и Мур, не сговариваясь, сели за новые парты. Тут вбежала Джулия, сияя старательно вымытыми щеками, уселась за старую парту, стоявшую за партой Роджера, и допрос начался. Мистер Сондерс принялся неуклюже расхаживать взад и вперед у доски, задавая каверзные вопросы. Твидовый пиджак раздувался у него на спине точно так же, как это недавно происходило с его курткой на ветру. Возможно, именно поэтому длинные руки мистера Сондерса торчали из рукавов на целый фут. И вдруг Мур увидел, что костлявый указательный палец направлен на него: — Какую роль сыграло колдовство в войнах Алой и Белой розы?[Цепь гражданских войн (1455-485), поводом для которых стало противостояние двух могущественных герцогских родов Ланкастеров и Йорков. Название этих войн объясняется тем, что на гербе дома Ланкастеров была алая роза, а на гербе Йорков — белая. Символическое объединение роз произошло в царствование Генриха VII (1485-1509), основателя династии Тюдоров]. — Э... — промычал мальчик. — Гм... Кажется, я этого еще не проходил. — Гвендолен? — продолжил допрос мистер Сондерс. — О... очень важную роль, — наугад выпалила она. — Неверно. Роджер? Из проверки стало ясно, что хотя Роджер и Джулия порядком подрастеряли свои знания за время летних каникул, они все равно опережали Мура во многом, а Гвендолен — почти во всем. — Что же ты изучала в школе? — в некотором раздражении спросил мистер Сондерс. Гвендолен пожала плечами: — Думаете, я помню? Ничего интересного. Я целиком посвящала себя колдовству, и, надеюсь, так будет и дальше. — Боюсь, что нет, — возразил учитель. Гвендолен уставилась на него, не веря своим ушам. —Что? — почти взвизгнула она. — Но…но ведь я очень талантлива! Я должна продолжать свои занятия! — Твой талант никуда не денется, — урезонил ее мистер Сондерс. — Ты сможешь снова заняться колдовством, когда выучишь что-то еще. Открой-ка свой учебник по арифметике и сделай первые четыре задачи. Эрик, а тебе, пожалуй, стоит заняться историей. Напиши-ка мне сочинение о короле Кнуте[Правил Англией в 1016-035 гг. Первый датчанин на английском троне. Хотя он жестоко расправился с приверженцами предыдущего короля Эдмунда Железнобокого и многими знатными англосаксами, его правление считается относительно мирным и благополучным. Кнут принял один из первых сводов законов, был ценителем поэзии и музыки, а под конец жизни пере шел в христианство и совершил паломничество в Рим.] — Сказав это, учитель направился к Роджеру и Джулии. Мур и Гвендолен открыли учебники. Гвендолен сначала покраснела, а потом побелела. Когда мистер Сондерс нагнулся к Роджеру, чернильница с ее парты взмыла в воздух и вылилась прямо на спину учителя, на его раздувающийся пиджак. Мур закусил губу, чтобы не засмеяться. Джулия молча наблюдала. Мистер Сондерс, по-видимому, ничего не заметил. Чернильница благополучно возвратилась на место. — Гвендолен, — сказал учитель, не оборачиваясь, — достань, пожалуйста, банку с чернилами и воронку из нижнего ящика шкафа и наполни чернильницу. Да смотри хорошенько наполни. С независимым видом Гвендолен вскочила из-за парты, нашла большую банку и воронку и принялась наполнять чернильницу. Прошло десять минут, а чернильница все никак не наполнялась. Сначала лицо Гвендолен было удивленным, потом покраснело, а потом побелело от злости. Она попыталась поставить банку на стол, но поняла, что это ей не удается. Тогда она попробовала произнести заклинание. Мистер Сондерс обернулся и внимательно посмотрел на Гвендолен. — Вы просто невыносимы! — крикнула она. — И между прочим, я имею право колдовать в вашем присутствии. — Ни у кого нет права поливать чернилами своего преподавателя, — бодро ответил мистер Сондерс. — К тому же, как я уже сказал, тебе придется на время забыть о колдовстве. Продолжай наполнять чернильницу, пока я тебя не остановлю. Гвендолен лила чернила еще с полчаса, и каждой минутой ее негодование нарастало. Мур был потрясен. Он заподозрил, что мистер Сондерс довольно могущественный волшебник. Конечно же, вскоре мелькнула безупречно чистая спина мистера Сондерса — от чернил не осталось и следа. Мур то и дело поглядывал в сторону учителя, чтобы улучить момент, когда можно будет писать левой рукой. Мальчика так часто наказывали за это в школе, что он научился обводить учителей вокруг пальца. Вот и сейчас, когда мистер Сондерс поворачивался к Муру, тот мгновенно перекладывал ручку в правую руку. Ручка двигалась медленно и неохотно. Зато когда учитель отворачивался, мальчик хватал ручку левой рукой, и работа закипала. Главная трудность состояла в том, чтобы не размазать чернила левой рукой, поэтому Муру приходилось класть тетрадку косо. Но он очень ловко возвращал ее в прежнее положение, стоило только учителю посмотреть в его сторону. Через полчаса мистер Сондерс, не оборачиваясь, велел Гвендолен закончить с чернилами и перейти к арифметике. Затем, по-прежнему стоя к ним спиной, он спросил Мура: — Эрик, что ты делаешь? — Пишу сочинение о короле Кнуте, — невинно ответил ученик. Тут учитель повернулся к нему, но тетрадка лежала ровно, а ручка была в правой руке. — Мне показалось, ты пишешь обеими руками, — произнес мистер Сондерс, подходя поближе и заглядывая в тетрадь. — Да, ты действительно пишешь обеими руками. — Это ведь не заметно, — съежившись, пробормотал Мур. — Не очень, — согласился учитель. — Но зачем? Тебе нравится так писать или есть какое-то другое объяснение? — Нет, — признался Мур. — Просто я левша. Как и опасался Мур, мистер Сондерс пришел в дикую ярость. Он побагровел и так стукнул по парте своей огромной узловатой рукой, что мальчик подпрыгнул, а с ним и чернильница, расплескавшая чернила и на одежду учителя, и на сочинение Мура. — Левша! — рявкнул мистер Сондерс. — Так почему же, будь ты неладен, ты не пишешь левой рукой? — Я... меня за это... наказывали, — запинаясь, ответил Мур — его озадачило, что учитель рассердился на него именно за это. — В таком случае тех, кто тебя наказывал, следовало бы завязать в узел и зажарить на вертеле, — прорычал мистер Сондерс, — кем бы они ни были! Парень, ты хоть понимаешь, какой ужасный вред ты себе наносишь, слушаясь их? Если я еще раз увижу, что ты пишешь правой рукой, тебе на самом деле не поздоровится! — Хорошо, — пискнул Мур, понемногу успокаиваясь. Он печально взглянул на заляпанное чернилами сочинение. Может быть, мистер Сондерс применит свои магические способности и в этот раз? Но учитель схватил тетрадку и вырвал исписанную страницу. — А теперь пиши как следует! — скомандовал он, бросая тетрадь перед Муром. Мур послушно принялся за работу. К счастью, вскоре появилась Мэри и принесла молока и печенья, а также чашку кофе для мистера Сондерса. После перерыва учитель сообщил Муру и Гвендолен, что теперь они свободны до обеда. — Это вовсе не награда за хорошую работу, — добавил он. — Просто вам следует подышать воздухом. Ребята направились к выходу, а учитель обратился к Роджеру и Джулии: — А мы с вами немного позанимаемся колдовством. Надеюсь, вы не все позабыли за лето? Гвендолен остановилась на пороге и поглядела на мистера Сондерса. — Нет, к тебе это не относится, — сказал учитель. — Иди, проветрись. Резко развернувшись, Гвендолен выскочила из класса и через обшарпанную игровую комнату выбежала в коридор. Брат кинулся за ней вслед, но сумел догнать ее только у великолепной мраморной лестницы, завитком уходившей вниз. Над ней возвышался прекрасный купол, источавший свет. — По-моему, мы заблудились, — выдохнул запыхавшийся Мур. — Нет, мы там, где нужно,— горячо возразила сестра. — Я хочу разыскать Крестоманси. С какой стати этим толстощеким простофилям можно заниматься колдовством, а мне нет? Да я в десять раз талантливей их, ведь они вдвоем насилу подняли в воздух кувшин с какао! Вот поэтому мне нужен Крестоманси. Ей повезло: Крестоманси как раз шел по галерее с другой стороны лестницы, за мраморной балюстрадой. Теперь на нем был бежевый костюм, а не императорский шлафрок, но выглядел волшебник еще элегантней (если такое возможно). Судя по выражению его лица, его мысли блуждали очень далеко. Гвендолен обежала кругом верхнюю площадку лестницы и остановилась перед Крестоманси. Он моргнул и посмотрел отсутствующим взглядом сперва на Гвендолен, потом на Мура. — Кто-то из вас хотел со мной встретиться? — Да, Я, — твердо сказала Гвендолен. — Мистер Сондерс отказывается давать мне уроки волшебства, и я хочу, чтобы вы его заставили. — Ой, но я не могу, — рассеянно произнес Крестоманси. — Мне, конечно, жаль и все такое... Гвендолен топнула ногой по мраморному полу. Раздался еле слышный шлепок — даже эха не получилось. Тогда Гвендолен завопила: — Но почему?! Вы должны, должны, должны! Крестоманси посмотрел на нее сверху вниз, разглядывая ее с таким удивлением, как будто они впервые встретились. — Ты, кажется, недовольна, но, к сожалению, тут ничего не поделать, Я сказал Майклу Сондерсу, чтобы он ни в коем случае не занимался колдовством — ни с тобой, ни с братом. — Но почему! — в отчаянии закричала Гвендолен. — Да потому, что ты бы непременно употребила полученные знания во зло, — объяснил волшебник тоном, не терпящим возражений. — Но я готов вернуться к этому разговору, скажем, через год — если, конечно, ты не раздумаешь. Крестоманси любезно улыбнулся Гвендолен — будто его ответ мог ее обрадовать — и задумчиво поплыл вниз по мраморным ступеням. Гвендолен яростно пнула балюстраду и вскрикнула от боли. Тут уж она рассвирепела не на шутку — даже больше, чем мистер Сондерс из-за истории с левой рукой. Гвендолен кружилась, подпрыгивала и визжала так неистово, что Мур за нее испугался. Она потрясла кулаком вслед Крестоманси: — Ну, погодите! Я вам еще покажу! Но волшебник давно исчез из виду на повороте лестницы и вряд ли что-либо слышал. Даже самые отчаянные вопли Гвендолен казались не громче цыплячьего писка. Мур недоумевал. Что же такое творилось в Замке? Он поглядел вверх, на купол, откуда шел свет, и подумал, что здешнему эху полагалось бы быть на редкость гулким. Однако в ответ неистовым воплям Гвендолен звучало лишь тихое, писклявое кудахтанье. Придется подождать, пока сестра успокоится. Мур попробовал свистнуть изо всех сил, сунув два пальца в рот. Вместо оглушительного свиста раздался странный глухой звук, вроде скрипа ботинка. Но и этого оказалось довольно, чтобы из двери на галерее вышла пожилая дама в перчатках. — Ах, что за шумные детки! — вздохнула она. — Если хотите кричать и свистеть, идите на улицу, а здесь шуметь нельзя. — Пошли отсюда! — свирепо скомандовала Гвендолен, и они побежали в знакомую часть Замка. Немного поблуждав по коридору, они обнаружили дверь, через которую попали сюда впервые. Наконец-то они выйдут на воздух! — Давай-ка разведаем все вокруг, — предложил Мур. Пожав плечами, Гвендолен согласилась. Проскочив заросли рододендронов, они оказались на большой и ровной лужайке, окруженной кедрами. Лужайка тянулась вдоль всего фасада новой части Замка, а с другой стороны она была огорожена замечательной стеной — высоченной и прямо-таки выбеленной солнцем. Над стеной нависали ветви деревьев. «Наверняка это развалины еще одного, совсем древнего замка»,— подумал Мур и со всех ног помчался туда, увлекая за собой сестру. Однако Гвендолен упрямо остановилась на полпути и принялась ковырять носком туфли аккуратно постриженный газон. — Гм, а как ты думаешь, это считается территорией Замка? — спросила она Мура. — Наверное, — не раздумывая, ответил Мур. — Ну, идем же. Мне так охота полазить вон по тем развалинам. Но первая стена, к которой они приблизились, оказалась совсем низкой, а дверь, обнаружившаяся в ней, вела в самый обыкновенный сад. Широкие прямые дорожки были посыпаны гравием и обсажены ровными рядами подстриженного кустарника, подстриженные тисы напоминали пирамиды, а на прилизанных клумбах росли одни только желтые цветы. — Вот скучища, — огорчился Мур и направился дальше. За следующей, совсем уже невзрачной, стеной начинался фруктовый сад, очень аккуратный и ухоженный. Всем деревьям здесь была придана прямоугольная форма, и они выстроились живой изгородью вдоль извилистых гравийных дорожек. Яблони гнулись под тяжестью плодов. Хорошо помня, как Крестоманси отчитал его, Мур даже не заглядывался на яблоки, зато Гвендолен сорвала большое красное яблоко сорта «вустер» и с наслаждением в него вгрызлась. Из-за угла мигом появился садовник и с упреком сказал Гвендолен и Муру, что рвать яблоки запрещено. Гвендолен тут же швырнула яблоко на дорожку. — Ну и ешьте его сами. Оно все равно червивое. Они отправились дальше, оставив садовника печально разглядывать надкушенное яблоко. Но руин на их пути снова не оказалось, зато им встретился пруд с золотыми рыбками, а потом розовый сад. Здесь Гвендолен ради эксперимента решила сорвать цветок. В ту же секунду словно из-под земли возник еще один садовник и вежливо объяснил, что розы рвать запрещено. Гвендолен швырнула и розу. Мура волновал один вопрос: куда все время деваются развалины? Он оглянулся: теперь они почему-то оказались у него за спиной. Он побежал назад, но они снова исчезли. Уже близился обед, когда он наконец оказался на узкой и крутой тропинке, спрятанной между двух стен и ведущей на холм, на вершине которого и находились руины. Мур радостно кинулся вверх по тропинке. Выбеленная солнцем стена казалась выше любого дома, а еще на ней росли деревья. Подобравшись поближе, Мур обнаружил выбитую в стене каменную лестницу, извилистую и очень крутую. Лестница была такая старая, что вся поросла синим львиным зевом и золотистой желтофиолью, а на самой нижней ступеньке пестрела мальва. Муру даже пришлось отодвинуть длинный красный цветок, чтобы поставить ногу на лестницу. В тот же миг он услышал, как кто-то пыхтит, и, обернувшись, увидел третьего садовника, торопливо взбирающегося по тропинке. — Тебе туда нельзя! Там сад Крестоманси! — крикнул старик. — Но почему мне туда нельзя? — не на шутку огорчился Мур. — Да потому что вход туда воспрещен, вот почему! Ничего не поделаешь, пришлось отступить. Садовник встал у подножия лестницы, 'чтобы убедиться, что Мур его не ослушался. — Свинство! — пробормотал Мур, спускаясь медленно и неохотно. — Знаешь, мне порядком надоели все эти запреты Крестоманси, — задумчиво произнесла Гвендолен. — По-моему, нужно преподать ему хороший урок. — Что ты собираешься делать? — встревожился Мур. — Скоро узнаешь, — буркнула сестра и крепко сжала губы. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Глава пятая Гвендолен отказалась посвятить Мура в свои намерения. Понятно, что веселее ему от этого не стало. После сытного обеда, состоявшего из вареной баранины с брюквой, снова начались уроки. Затем Гвендолен молниеносно скрылась, а Мура с собой не взяла. Он слонялся без дела. — Хочешь поиграть с нами? — спросил Роджер. Мур взглянул на него и понял, что его приглашают из вежливости. — Нет, спасибо, — любезно ответил он. .Пришлось бродить по садам в одиночестве. Поблизости находился лес, где в изобилии росли конские каштаны, но, увы, плоды еще не созрели. В нерешительности глядя на одно из деревьев, Мур обнаружил на нем домик примерно на полпути к верхушке. Да, пожалуй, на полпути. Он уже было полез туда, как вдруг услышал голоса и увидел, что в листве мелькнула юбка Джулии, Дело дрянь. Значит, этот домик — собственность Джулии и Роджера, и они как раз там играют. Мур поплелся обратно. Выйдя на лужайку, он наткнулся на Гвендолен, Она сидела на корточках под одним из кедров и сосредоточенно рыла ямку. — Что это ты делаешь? — спросил Мур. — Уходи отсюда, — огрызнулась сестра. Что ж, придется идти восвояси. Он не сомневался в том, что Гвендолен колдует и наверняка собирается «преподать Крестоманси урок», но задавать ей вопросы было бессмысленно. Оставалось только ждать. Время тянулось медленно; ужин оказался отвратительным, вечер — длинным и унылым. Гвендолен заперлась у себя в комнате и прогнала Мура, когда он к ней постучал. На следующее утро Мур проснулся довольно рано и поспешил к ближайшему окну. Он сразу же понял, чем накануне занималась Гвендолен. От лужайки почти ничего не осталось — гладкий лоскут зеленого бархата был испещрен бесчисленными кротовьими норами. Повсюду, сколько хватало взгляда, торчали маленькие травяные и земляные холмики, тянулись длинные борозды выкопанной травы и полоски сырой земли. Казалось, что здесь хорошенько поработала целая армия кротов. Добрая дюжина садовников уже толпилась возле лужайки, мрачно почесывая затылки. Наспех одевшись, Мур скатился по лестнице. Гвендолен выглядывала из окна в своей хорошенькой ночной рубашке с оборками. — Ты только посмотри! — обратилась она к брату, светясь от гордости. — Чудесно, правда? И тянется на много акров. Мне пришлось покорпеть не один час, чтобы как следует все тут испортить. Крестоманси придется пошевелить мозгами. Мур в этом не сомневался. Хотя он точно не знал, во сколько обойдется замена такой огромной полосы дерна, но предполагал, что это недешево. На сей раз, Гвендолен действительно влипла в историю. Но к удивлению Мура, о лужайке никто не упоминал. Юфимия вошла минуту спустя и сказала: — Вы снова опоздаете на завтрак. Роджер и Джулия вообще хранили молчание. Они молча приняли джем и нож из рук Мура. Джулия только буркнула, когда вымазанный джемом ножик выпал у нее из рук и на него налипла пыль. А когда пришел мистер Сондерс и начал занятия, никто ни на секунду не отвлекся от темы урока. «Видимо, — подумал Мур, — обитатели Замка просто не догадываются, что кротовьи норы — дело рук Гвендолен. Вряд ли они знают, какая она сильная колдунья». В тот день после обеда занятий не было. Как объяснил мистер Сондерс, по средам вторая половина дня у них всегда свободна. А за время обеда все кротовьи норы исчезли. Когда все выглянули из окна игровой комнаты, лужайка снова напоминала лоскут бархата. — Глазам своим не верю! — прошептала Гвендолен Муру. — Это фальшивка! Они просто хотят, чтобы я почувствовала себя ничтожеством! После обеда Мур и Гвендолен спустились, чтобы получше осмотреть лужайку. Им следовало быть поосторожнее, поскольку в шезлонге под одним из кедров отдыхал мистер Сондерс. Правда, он читал какую-то книгу в мягкой желтой обложке и, по-видимому, от души веселился. Гвендолен неторопливо приблизилась к центру лужайки, притворяясь, что любуется Замком. Она нагнулась, якобы завязывая шнурок на ботинке, а на самом деле принялась ощупывать дерн. — Ничего не понимаю! — пробормотала Гвендолен. Как колдунье, ей не составляло особого труда сообразить, что такой плотный, гладкий дерн не может быть фальшивкой. — С лужайкой действительно все в порядке. Как им это удалось? — Возможно, свежий дерн привезли сюда во время наших занятий, — предположил Мур. — Не будь глупцом! — фыркнула сестра. — Новый дерн все еще был бы в брусках, а этот вон какой ровный! Тут их позвал мистер Сондерс. Гвендолен посмотрела на учителя так пристально, что Мур вздрогнул. Но тотчас же она с невинной улыбкой направилась к мистеру Сондерсу. Мур пошел за ней и заметил, что желтая книга — на французском. Ничего себе — смеяться над книжкой, написанной по-французски! Видимо, мистер Сондерс волшебник не только сильный, но еще и образованный. Учитель положил книгу обложкой вверх на прекрасную, как никогда, траву и улыбнулся: — Вы так быстро ушли, что я даже не успел выдать вам деньги на карманные расходы. Вот, держите, — Он протянул каждому по большой серебряной монете. Мур пригляделся и чуть не присвистнул: крона — целых пять шиллингов! Да у него в жизни не было столько денег в кармане! К его полному восторгу, мистер Сондерс добавил: — Будете получать по такой монете каждую среду. Уж не знаю, экономные вы или транжиры. Вот Джулия и Роджер обычно бегут в деревню и накупают конфет. — Ой, спасибо вам большое, — сказал Мур. — Ну что, Гвендолен, сбегаем в деревню? Гвендолен колебалась: ее обуревало дерзкое желание остаться в Замке и посмотреть, чем все-таки закончится история с кротовьими норами, и в то же время она была рада возможности улизнуть. — Думаю, Крестоманси пошлет за мной, как только поймет, что это моих рук дело, — сказала она, когда они с Муром шли по аллее. — Ты считаешь, это мистер Сондерс привел лужайку в порядок? — спросил Мур. — Вряд ли,— поморщилась Гвендолен. — Он же вел у нас урок. — Может, садовники? — предположил Мур. — Некоторые из них вполне могут быть колдунами. Они ведь как из— под земли выскакивали со своими дурацкими запретами. — Ты бы еще Усердного Мага вспомнил,— презрительно усмехнулась Гвендолен. Да, подумал Мур, Усердный Маг едва ли намного превосходил миссис Шарп. Обычно его нанимали для переноски тяжестей или для того, чтобы на скачках победила желаемая лошадь. — И все-таки, — уперся Мур, — они вполне могут быть специалистами — волшебными садовниками или садовыми волшебниками. Гвендолен засмеялась еще более презрительно. Деревушка располагалась прямо за воротами, у подножия холма, на котором стоял Замок. Она была очень славной, с большой лужайкой посредине. На краю лужайки стояла нарядная булочная с аркой над входом, а напротив — такое же нарядное здание, которое занимали кондитерская и почта. Муру не терпелось сунуть нос во все эти заведения, но Гвендолен сразу же направилась в третий дом, оказавшийся лавкой старьевщика. Мур не возражал: здесь тоже было кое-что интересное. Но Гвендолен раздраженно замотала головой и окликнула деревенского мальчишку, слонявшегося неподалеку: — Мне сказали, в этой деревне живет мистер Баслам. Ты можешь показать мне его дом? — Ничего хорошего от него не ждите, — покривился малец. — Но если уж вам так надо, то он живет там, в самом конце улицы. — И он уставился на. незнакомцев, всем своим видом показывая, что за труды ему полагается шесть пенсов. Но ни у Гвендолен, ни у Мура не было ничего, кроме их серебряных монет. Пришлось оставить мальчишку ни с чем. — Наглая маленькая ведьма! Жадный колдунишка! — во весь голос завопил он им вслед. Гвендолен и бровью не повела, а вот Муру стало так стыдно, что ему захотелось вернуться и все объяснить. В окне ветхого домишки, принадлежащего мистеру Басламу, красовалась надпись: «Игзатический осортемент». Снисходительно взглянув на это чудо орфографии, Гвендолен постучала в дверь облезлым дверным молотком. Мистер Баслам оказался толстяком в мешковатых брюках. Красные глаза с отвислыми веками делали его похожим на сенбернара. Увидев ребят, торговец попытался закрыть дверь. — Спасибо, не сегодня, — пробормотал он, обдавая непрошеных гостей сильным запахом пива. — Я от мистера Нострума, — со значением произнесла Гвендолен. — Мистера Уильяма Нострума. Дверь замерла, потом приоткрылась пошире. — А, — заинтересовался мистер Баслам, — Тогда входите. Вот сюда. Он провел их в тесную комнату, где стояли четыре стула, стол и множество ящиков с чучелами животных. Места здесь явно не хватало — ящики были расставлены как попало, один на другом, и их покрывал густой слой пыли. — Ну садитесь, что ли, — неохотно кивнул хозяин. Мур осторожно сел, стараясь дышать не глубоко: кроме пивного духа, исходившего от мистера Баслама, в комнате пахло гнилью и чем-то кислым. Мур подумал, что, наверно, не все чучела были должным образом обработаны. А Гвендолен, по-видимому, вовсе не обращала на запахи внимания. Она будто сошла с картинки, изображающей идеальную девочку: накрахмаленные складки кремового платья аккуратно расправлены, широкополая шляпка изящно оттеняет золотистые волосы. Гвендолен строго взглянула на мистера Бас лама: — Между прочим, в вашей вывеске полно ошибок. Торговец закатил свои собачьи глаза и театрально развел руки: — Знаю-знаю. Но разве я хочу, чтобы меня принимали всерьез? Нет, не хочу, — во всяком случае, эта вывеска не для первого встречного. А что вам вообще нужно? Мистер Уильям Нострум не очень-то посвящал меня в свои планы. Я ведь всего лишь скромный поставщик колдовских товаров. — А мне и нужно пополнить запасы, — заявила Гвендолен. Мур откровенно скучал, пока она торговалась с хозяином. Мистер Баслам рылся где-то за ящиками с чучелами, извлекая оттуда бумажные пакетики со всякой всячиной: глазами тритонов, языками змей, кардамоном, чемерицей, кусочками мумий, селитрой, семенами моли [Моли — волшебный корень в греческой мифологии] и разными смолами, — не иначе, эти богатства и источали неприятный запах. Торговец хотел получить больше, чем Гвендолен могла заплатить, а она твердо решила потратить свои пять шиллингов с максимальной выгодой. Хозяина это явно обижало. — А я смотрю, вы себе на уме, — ворчливо заметил он. — Просто я знаю, что почем, — твердо сказала Гвендолен. Она сняла шляпку, аккуратно уложила покупки в тулью и снова надела шляпку. — Да, чуть не забыла — мне ведь еще нужно драконьей крови. — Ох! — горестно вздохнул мистер Баслам, покачав головой так выразительно, что его отвисшие щеки затряслись. — Применение драконьей крови карается законом, юная леди. Следовало бы вам это знать. Не знаю, смогу ли я достать ее для вас. — Как мне объяснил мистер Нострум — оба мистера Нострума,— вы способны достать все на свете, — проворковала Гвендолен. — Они говорили, что вы лучший агент из тех, кого они знают. И потом, я нее не прошу у вас драконьей крови сейчас. Я хочу сделать заказ. По-видимому, похвала братьев Нострум сильно льстила мистера Басламу, но он все еще колебался: — Драконья кровь нужна для сильных и страшных заклинаний. Разве юной леди, вроде вас, пристало заниматься такими ужасными вещами? — Этого я еще не знаю, — напустила на себя таинственность Гвендолен. — Но, возможно, мне придется прибегнуть и к такому средству. Я ведь, знаете ли, уже перешла к углубленному изучению магии, так что драконья кровь вполне может мне понадобиться. — Стоит она недешево, — предупредил хозяин. — Это дорогое удовольствие. Дело рискованное, понимаете? Неприятности с законом мне не нужны. — Я заплачу, — заверила его Гвендолен. — Буду платить по частям. Сдачу с пяти шиллингов считайте первым взносом. Мистер Баслам был не в силах устоять. В его жадном взгляде, устремленном на серебряную монету, Мур явственно различил длинный ряд кружек с пенящимся пивом. — По рукам, — согласился торговец. Гвендолен очаровательно улыбнулась и встала. Мур тоже радостно вскочил. — А как насчет вас, юный джентльмен? — льстиво обратился к нему хозяин. — Неужто вам бы не хотелось попробовать свои силы в черной магии? — Нет, он всего лишь мой брат, — ответила за Мура Гвендолен. — О... А... Гм... Ну да, — что-то прикинул торговец. — Конечно же, он и есть тот самый... Ладно, будьте здоровы. Приходите опять — в любое время. — А когда вы получите драконью кровь? — спросила Гвендолен на пороге. — Скажем, через неделю, — подумав, ответил мистер Баслам. — Как быстро! — Лицо Гвендолен засияло. — Я же знала, что вы хороший агент. А где же вы ее так быстро раздобудете? — А вам все скажи! — самодовольно крякнул хозяин. — Драконью кровь привозят из другого мира, а вот из какого — это уже секрет нашего бизнеса, молодая леди. Когда они возвращались, Гвендолен не скрывала восторга. — Неделя! — восклицала она. — Никогда не слышала, чтобы драконью кровь доставали так быстро. Ее ведь, знаешь ли, завозят контрабандой из другого мира. Наверное, у него там очень хорошие связи. — Или она у него уже припасена — где-нибудь внутри птичьего чучела, — съехидничал Мур, которому мистер Баслам совсем не понравился. — Зачем тебе нужна драконья кровь? Миссис Шарп говорила, что она стоит пятьдесят фунтов за унцию. — Успокойся, — промолвила Гвендолен. — Ой, Мур, быстрее за мной! Поторопись! Заскочим в эту кондитерскую. Она не должна знать, куда я ходила. На лужайке посреди деревни стояла дама с зонтиком от солнца и беседовала со священником. Это была жена Крестоманси. Мур и Гвендолен быстрее ветра ворвались в кондитерскую в надежде, что Милли их не заметила. Мур купил себе и сестре по пакетику ирисок. Но Милли все еще разговаривала со священником, и Мур купил лакричных палочек. А Милли все еще беседовала со священником, и Мур купил перочистку и открытку с видом Замка. Но Милли все еще не двигалась с места. Но больше Муру и Гвендолен покупать было нечего, так что все-таки пришлось выйти на улицу. Заметив ребят, Милли тут же позвала их: — Подойдите сюда, я познакомлю вас с нашим дорогим священником. Ее собеседник, старый человек с рассеянным и неуверенным взглядом, подал им трясущуюся руку и сказал, что будет рад увидеть их в воскресенье. Потом он откланялся. — Нам тоже пора идти, — сообщила Милли. — Пойдемте, мои дорогие. Мы вместе вернемся в Замок. Муру и Гвендолен ничего другого не оставалось, кроме как следовать за миссис Крестоманси в тени ее зонтика. Они пересекли лужайку и уже миновали ворота, а Мур все боялся, что Милли спросит их, зачем им понадобился мистер Баслам. А Гвендолен по— прежнему ждала вопроса о кротовьих норах. Но Милли завела разговор совсем на другую тему: — Я рада, что могу наконец побеседовать с вами, милые мои, а то до сих пор все не доводилось. Как вы поживаете? Все ли у вас в порядке? Вам, наверное, все здесь кажется странным? — Угу, — согласился Мур. — Первые дни на новом месте всегда самые трудные, — утешила его Милли. — Уверена, скоро вы освоитесь и привыкните. Да, и берите любые игрушки в игровой комнате — они принадлежат всем. А личные игрушки лучше держать в своей комнате. Как вам, кстати, ваши комнаты? Мур смотрел на нее в изумлении. Милли разговаривала с ними так, как будто не было ни кротовьих нор, ни заклинаний. Несмотря на ее элегантное платье с рюшами и кружевной зонтик, Милли оказалась самой обыкновенной, доброй и отзывчивой женщиной. Муру она пришлась по душе. Он стал уверять Милли, что доволен и комнатой, и ванной — в особенности душем, — и признался, что собственная ванная у него вообще впервые в жизни. — О, я очень рада. Мне так хотелось, чтобы тебе все понравилось, — приветливо отозвалась Милли. — Миссис Веникc хотела поселить тебя рядом с Роджером, но та комната кажется мне мрачноватой, к тому же там нет душа. Если ты как-нибудь заглянешь в нее, то поймешь, о чем я говорю. Милли тараторила всю дорогу, и Мур вежливо поддакивал. А Гвендолен прониклась к Милли презрением, окончательно убедившись, что та не собирается спрашивать ее ни о лужайке, ни об экзотических товарах. Гвендолен хранила высокомерное молчание, поэтому Муру приходилось отдуваться за двоих. Некоторое время спустя Милли спросила Мура, что ему кажется в Замке самым странным. — То, как все разговаривают за ужином, — робко, но без запинки ответил он. Милли издала такой отчаянный вопль, что Мур аж подскочил, а Гвендолен презрительно хмыкнула. — Ой! Бедный Эрик! — запричитала Милли. — Я видела выражение твоего лица! Разве это не ужас? Уж если Майкл чем-то увлечется, то он больше ничего знать не хочет. Правда, хватает его ненадолго — на день или два, так что скоро мы снова сможем поболтать по— человечески и пошутить. Я вот люблю посмеяться за ужином, а ты, Эрик? Ой, но ведь еще и Бернард со своими акциями... Но ты просто не обращай внимания на беднягу — его вообще никто не слушает. Кстати, ты любишь эклеры? — Да,— с готовностью откликнулся Мур. — Чудесно! — воскликнула Милли. — Я как раз распорядилась, чтобы чай нам подали прямо на лужайке, поскольку это ваша первая среда в Замке и грешно упускать такую дивную погоду. Не правда ли, чудесно, что эти сентябрьские деньки почти всегда хороши? Если мы проскользнем вот здесь между деревьев, то окажемся на лужайке точно ко времени. Сказано — сделано. Прошмыгнув между деревьями вслед за Милли, Мур и Гвендолен увидели, что на лужайке расставлены несколько столов и множество складных стульев и повсюду снуют лакеи с подносами. Почти вся Семья уже собралась. Гвендолен следовала за братом и Милли с нервным и вызывающим видом. Без сомнения, Крестоманси должен был заговорить о лужайке, а у девочки, к сожалению, не оставалось времени на то, чтобы извлечь из шляпы экзотический ассортимент. Все были в сборе, только Крестоманси еще не появился. Милли протолкнулась между Бернардом-с-акциями, Джулией и пожилой дамой в перчатках и сурово указала своим зонтиком на мистера Сондерса: — Майкл, вам строго-настрого запрещается говорить за чаем об Искусстве. Впрочем, свою суровость она тут же сгладила веселым смехом. Очевидно, мнение Мура разделяли все. «Правильно, правильно!» — закричали некоторые, а Роджер спросил: «Мамочка, не пора ли начинать?» Чаепитие Муру понравилось. Впервые за все время, проведенное в Замке, он блаженствовал. К чаю подали тонюсенькие сандвичи с огурцом и огромные свежие эклеры. Мур умудрился съесть даже больше Роджера. Все весело и беззаботно болтали, а неизбежное гудение об акциях отодвинулось куда-то на задний план. Солнце мирно освещало лужайку. Мур порадовался тому, что лужайка восстановлена — зеленый бархат травы нравился ему куда больше, чем решето кротовьих нор. Ему казалось, стоит немного потренироваться — и он будет почти счастлив в этом Замке. А Гвендолен, как обычно, была недовольна. Пакетики давили ей на голову, а их запах сильно портил вкус эклеров. К тому же она поняла, что разговора с Крестоманси придется ждать до ужина. Из-за чаепития ужин отодвинулся на более поздний час. Когда обитатели Замка потянулись в столовую, солнце уже заходило. Нарядный стол был уставлен горящими свечами. И стол, и вся комната отражались в целой веренице высоких окон. Мур подумал, что это не только красиво, но и удобно: теперь он мог видеть появление лакея. Для Мура уже не было неожиданностью, когда из-за его плеча вынырнул поднос с рыбой и квашеной капустой. А поскольку Муру было запрещено притворяться правшой, он почувствовал себя вправе расположить столовый прибор так, как ему было удобно. Наконец-то он стал здесь осваиваться. Тем временем, мистер Сондерс, во время чаепития лишенный возможности рассуждать об Искусстве, решил за ужином наверстать упущенное. Выбрав своей жертвой Крестоманси, он просто не закрывал рта. Глава Семьи, мечтательно и благодушно настроенный, рассеянно слушал и кивал. Зато Гвендолен свирепела с каждой минутой: ведь Крестоманси ни слова не сказал о лужайке — ни во время ужина, ни до того, в гостиной. Становилось ясно, что об этом случае вообще решили забыть. Гвендолен была вне себя от гнева. Она хотела, чтобы с ее магическим талантом считались. Она хотела показать Крестоманси, что с ней шутки плохи. А для этого ей только и оставалось, что произнести еще одно заклинание. Правда, у Гвендолен под рукой не было ничего из экзотического ассортимента, но уж один-то трюк она могла сделать запросто. Ужин шел своим чередом. Мистер Сондерс вещал. Слуги внесли очередное яство. Мур бросил взгляд на окна, чтобы узнать, когда к нему подплывет серебряное блюдо, и... чуть не поперхнулся. Там было тощее белое существо. Оно прижималось к темному стеклу с той стороны, извиваясь на ветру и гримасничая. Существо казалось заблудшим призраком безумца — слабое, белое, отвратительное, неряшливое, склизкое... Хотя Мур почти сразу догадался, что это проделки сестры, он не мог совладать с ужасом. Милли заметила его испуганные глаза. Она поглядела в ту же сторону и содрогнулась, а затем осторожно дотронулась до руки мужа. Крестоманси прервал свои мечтания и тоже посмотрел на окна. Устало взглянув на призрака, он вздохнул. — И все-таки я считаю Флоренцию прекраснейшим из всех итальянских городов, — заявил мистер Сондерс. — Найдутся и те, кто выступит в поддержку Венеции, — возразил Крестоманси. — Фрейзьер, будь так любезен, задерни шторы. Спасибо. — Нет, нет, с моей точки зрения, Венецию переоценивают, — горячо заспорил мистер Сондерс и принялся объяснять, почему он так считает. В это время дворецкий задернул длинные оранжевые шторы, и существо исчезло из виду. — Да, возможно, ты прав. Флоренция действительно богаче,— согласился Крестоманси. — Кстати, Гвендолен, говоря о Замке, я имел в виду не только помещения внутри, но и территорию вокруг. Теперь можешь продолжать, Майкл. На чем мы остановились? Все вновь принялись за ужин как ни в чем не бывало — все, кроме Мура. Он не мог отделаться от ощущения, что там, за оранжевыми шторами, все еще кривляется и копошится прильнувшее к стеклу существо. Из-за этого Муру кусок в горло не лез. — Да успокойся, дуралей! Я прогнала его! — зашипела на брата Гвендолен. От ярости она совсем охрипла. Глава шестая Гвендолен дала волю своему гневу, уединившись у себя в комнате после ужина. Она принялась с воплями прыгать по кровати и кидаться подушками. Мур стоял, прислонившись к стене, и благоразумно ждал, пока буря утихнет. Но Гвендолен не успокоилась до тех пор, пока не поклялась объявить Крестоманси настоящую войну. — Ненавижу этот дом! — вопила она. — Они все прячутся за своими фальшивыми улыбочками. Ненавижу! Ненавижу! — Ее голос, приглушенный бархатом обоев, мгновенно проваливался во всепоглощающую тишину Замка. — Ты слышишь? Это просто какая-то пуховая перина омерзительной любезности! Я порчу их лужайку, а они угощают меня чаем с эклерами. Я вызываю симпатичное привидение, а они задергивают шторы. «Фрейзьер, будь так любезен, задерни шторы». Бр! Меня уже просто тошнит от этого Крестоманси. — Мне оно вовсе не показалось симпатичным, — возразил Мур, все еще не в силах совладать с дрожью. — Ха-ха! А ты небось и не думал, что я на такое способна? Да я не собиралась тебя, балбеса, пугать. Я хотела поддеть Крестоманси. Ух, ненавижу его — он не проявил никакого интереса! — Ты думаешь, он бы нас здесь поселил, если бы ты его не интересовала? Гвендолен растерялась. — Об этом я как-то не думала. Вопрос серьезный. Уходи, мне нужно остаться одной и поразмыслить об этом, — задумчиво произнесла она, а потом, когда Мур уже был в дверях, крикнула: — И все-таки я заставлю его обратить на меня внимание, чего бы мне это ни стоило! Я готова каждый день устраивать ему сюрпризы! Снова оказавшись в полном одиночестве, Мур загрустил. Ему вспомнились слова Милли, и он решил наведаться в игровую комнату. Там он увидел Роджера и Джулию, игравших в солдатики на заляпанном ковре. Крошечные оловянные гренадеры маршировали. Другие солдатики выкатывали пушку. Третьи лежали в засаде, стреляя из ружей со звуком не громче комариного писка. Роджер и Джулия виновато обернулись. — Не говори никому, ладно? — попросила Джулия. — Может, и ты хочешь с нами поиграть? — вежливо предложил Роджер. — Нет, спасибо, — торопливо отказался Мур. Он знал, что не сможет участвовать в такой игре без помощи Гвендолен, а тревожить сестру в ее нынешнем состоянии просто не решался. Значит, ему оставалось только уйти восвояси. Тут Мур вспомнил, что Милли явно хотела, чтобы он получше освоился в Замке. Охваченный неясными предчувствиями, он решил последовать ее совету. Вечером Замок казался еще более странным. На равном расстоянии друг от друга матово светили электрические лампы. Загадочно поблескивал зеленый ковер, а полированный пол и стены отражали все предметы еще яснее, чем днем. Окруженный со всех сторон собственными двойниками, Мур сделал несколько осторожных шагов и почувствовал, что теряет ощущение реальности. Все двери были закрыты. Мур постоял у двух или трех из них, но ничего не услышал, а повернуть ручку хотя бы одной двери у него не хватило духа. Он направился дальше. Через некоторое время Мур обнаружил, что каким-то образом забрел в старую часть Замка. Стены здесь были беленые, а окна располагались примерно футах в трех от пола. Затем Мур увидел такую же винтовую лестницу, как та, по которой он поднимался в свою комнату, но эта лестница закручивалась в другую сторону. Он стал осторожно взбираться по ней. Когда Мур оказался на последнем витке лестницы, дверь на верхней площадке распахнулась. На стене возник яркий квадрат света, а в нем появилась тень, явно принадлежащая самому Крестоманси. А чья еще тень могла быть такой длинной, с такой гладкой головой и такими пышными оборками на груди? Мур замер. — Что ж, будем надеяться, несносная девчонка больше не станет этого делать, — донесся до Мура голос Крестоманси. Голос звучал гораздо тревожней обычного и к тому же весьма сердито. — Честно говоря, я уже по горло сыт ее проделками, — послышался голос мистера Сондерса, видимо стоявшего в глубине комнаты. — Надеюсь, она возьмет себя в руки. Но что заставляет ее так использовать свою силу? — Невежество, — ответил хозяин Замка. — Имей она хотя бы малейшее представление о том, что делает, я бы лишил ее возможности продолжать в таком духе. — Я вообще-то сидел спиной, — промолвил учитель. — Что это было? Номер пятый? — Нет, судя по всему, номер третий. Привидение, — уточнил Крестоманси. — За это мы еще спасибо ей должны сказать. Он начал спускаться по лестнице, и Мур в ужасе застыл. — Придется связаться с экзаменационной комиссией, — продолжал волшебник, уже спускаясь, — чтобы они пересмотрели программу по углубленному изучению магии и включили в нее побольше теории. А то эти безответственные колдуны сразу дают хорошим ученикам сложный практический материал, не обеспечивая их серьезной теоретической базой. Продолжая спускаться, Крестоманси наткнулся на Мура. — О, привет. А я и не знал, что ты тут. Хочешь подняться и осмотреть лабораторию Майкла? Мур кивнул — отказаться он просто не посмел. Хозяин Замка вел себя вполне дружелюбно. Он провел Мура в комнату наверху, где его радушно встретил мистер Сондерс. — Привет, Эрик, — как всегда бодро, произнес он. — Можешь осмотреть лабораторию. Что-нибудь здесь кажется тебе знакомым? Мур замотал головой. Комната была круглая, похожая на его собственную, но побольше. Обычная лаборатория волшебника — вот, пожалуй, и все, что можно было сказать. Впрочем, Мур различил нарисованную на полу пятиконечную звезду, а аромат, исходивший от подвешенной к потолку зажженной лампады, напомнил ему о запахах улицы Шабаша в его родном Вулверкоуте. Однако Мур не имел никакого представления о том, для чего служат разнообразные предметы, разложенные на столах. На одном из них громоздились колбы и перегонные кубы, пустые или наполненные пузырящимися жидкостями. На другом лежали книги и свитки. На третьем были мелом начертаны знаки, а между ними покоилось какое-то существо, похожее на мумию. Взгляд Мура перемещался с предмета на предмет, скользил по полкам, ломившимся от книг и бесконечных банок и склянок со всякой всячиной, необходимой для колдовства, — больших банок, вроде тех, что стоят в кондитерских. Мур понял: мистер Сондерс работает с размахом. Он пробежал глазами несколько этикеток на огромных банках: «Глаза тритонов», «Гуммиарабик», «эликсир из травы Св. Иоанна», «Драконья кровь (сушеная)». Последняя банка была почти доверху заполнена темно-коричневым порошком. Мур снова взглянул на мумифицированное животное, вытянувшееся между знаками, начертанными на третьем столе. Когти его напоминали собачьи, а само оно походило на крупную ящерицу. При этом на спине у существа, кажется, были крылья, поэтому Мур почти не сомневался в том, что это маленький дракон. — Ну, что скажешь? — поинтересовался мистер Сондерс. Мальчик огляделся и обнаружил, что Крестоманси ушел. Он почувствовал себя свободнее. — Должно быть, все это стоило кучу денег, — предположил он. — К счастью, платят налогоплательщики, — весело ответил учитель. — А не хочешь ли ты узнать, для чего все это нужно? — Вы предлагаете мне заняться колдовством? — не поверил Мур. — Нет, нет, спасибо. Вряд ли у меня получится. — Вообще-то я имел в виду по крайней мере еще две вещи помимо колдовства, — задумчиво произнес мистер Сондерс – Но почему ты думаешь, что у тебя не получится? — Да потому, что я не могу этим заниматься. Мои заклинания просто не работают. — А ты уверен, что все делал правильно? Задавая вопрос, мистер Сондерс подошел к мумифицированному дракону (или его подобию) и рассеянно щелкнул его. И вдруг... существо дернулось всем телом, расправило прозрачные крылья, а затем снова замерло без движения. Оторопев от ужаса и отвращения, Мур попятился к двери. Его охватил почти такой же ужас, как в гостях у мисс Ларкинс, когда та неожиданно заговорила мужским голосом. «А ведь тот голос, — мелькнуло в голове у мальчика, — очень даже похож на голос мистера Сондерса». — Ой, да как я только не старался, — поспешно заговорил Мур, пятясь к двери. — Но мне не удалось даже превратить пуговицы в золото, а ведь это проще пареной репы. — Возможно, ты недостаточно жаден, — засмеялся учитель. — Ладно, я вижу, тебе пора идти. Мур с огромным облегчением покинул лабораторию. Мчась по странным коридорам, он лихорадочно думал: «Нужно обязательно рассказать Гвендолен о том, что Крестоманси не только заинтересовался ее привидением, но и очень разгневался на нее». Но Гвендолен заперлась у себя в комнате и не ответила, когда он к ней постучался. На следующее утро Мур снова попытался перекинуться с ней словечком. Но только он открыл рот, как в комнату вошла Юфимия — с письмом для Гвендолен. Вне себя от радости, девочка почти выхватила конверт у горничной. Мельком взглянув на него, Мур узнал неровный почерк мистера Нострума. А Гвендолен уже снова бушевала. — Кто это сделал? Когда оно пришло? — закричала она, увидев, что конверт аккуратно разрезан вдоль. — Сегодня утром, судя по почтовому штампу, — невозмутимо ответила Юфимия, — И не смотри на меня так. Миссис Веникс дала мне его открытым. — Как она посмела?!— еще громче завопила Гвендолен. — Как она смеет читать мои письма?! Я немедленно расскажу об этом Крестоманси. — Смотри, не пришлось бы тебе пожалеть, — попыталась охладить ее пыл горничная, когда та ринулась к двери. — Замолчи, глупая пучеглазая лягушка! — огрызнулась Гвендолен. Муру показалось, что сестра несправедлива: хотя Юфимия и имела привычку немного таращить глаза, она была довольно симпатичной. — За мной, Мур! — крикнула Гвендолен и помчалась по коридору, прижимая к груди письмо. Мур бежал за ней, задыхаясь, но смог догнать ее, только когда они миновали мраморную лестницу. — Крестоманси! — грозно позвала Гвендолен, и ее голос, как обычно, прозвучал тихо, тонко и без всякого эха. Волшебник поднимался по мраморной лестнице, облаченный в широкий, ниспадающий шлафрок, в расцветке которого сочетались оранжевый и ярко-розовый цвета. Его можно было принять за императора Перу. Судя по вежливому, рассеянному выражению его лица, он едва ли заметил Гвендолен и Мура. — Эй, вы! Немедленно идите сюда! — завопила девочка, перегнувшись через перила. Крестоманси посмотрел на нее и вопросительно поднял брови. — Кто-то вскрывает мои письма, — продолжила Гвендолен. — Кто — не имеет значения, но я этого не позволю! Слышите?! У Мура перехватило дыхание от ее дерзости. — И что ты собираешься делать? — с озадаченным видом поинтересовался волшебник. — Я этого не потерплю! — еще больше рассвирепела она. — Письма должны приходить ко мне запечатанными! — То есть, ты хочешь, чтобы я расклеивал их на пару, а затем заклеивал снова? — с сомнением предположил Крестоманси. — Многовато возни, но я готов пойти на это, чтобы доставить тебе удовольствие. — Вы хотите сказать, что это сделали вы? Прочли письмо, адресованное мне? — словно не веря своим ушам, спросила юная колдунья. — Естественно, — любезно кивнул хозяин Замка. — Если тебе пишет такой человек, как Генри Нострум, то я должен убедиться, что в его письме нет какой-нибудь пакости. Ведь он прескверный тип. — Он был моим учителем! — разъярилась Гвендолен. — Вы не имеете права! — Жаль, что ты училась у такого безответственного колдуна. Теперь тебя придется от многого отучивать. А еще мне жаль, что ты не позволяешь мне вскрывать твои письма. Надеюсь, они будут приходить нечасто, а то меня совесть замучит. — Значит, вы и впредь намерены их вскрывать? Тогда берегитесь! Я вас предупредила. — О, ты очень заботлива. Я ценю предупреждения. Крестоманси продолжал подниматься и уже проплыл мимо Гвендолен и Мура. Пола оранжево-розового шлафрока взметнулась, и вспыхнула ярко-алая подкладка. Мур моргнул. Величественная фигура прошествовала вглубь галереи, сопровождаемая мстительным взглядом Гвендолен. — Значит, не хотите меня замечать? — зловеще зашипела девочка. — Шутки шутите? Ну погодите! Ох, Мур, как же он меня разозлил! — Ты была ужасно груба, — заметил Мур. — Он это заслужил, — упрямо заявила юная колдунья и решительно направилась в игровую комнату. — Вскрыть письмо бедного мистера Нострума! Дело даже не в том, что Крестоманси его прочитал. Едва ли он мог понять, о чем там на самом деле идет речь, поскольку мы придумали на редкость сложный шифр. Но в письме есть подпись. И потом, это же оскорбление. Задето мое достоинство. Живя в Замке, я целиком завишу от их милости. Они доводят меня до отчаяния, а я даже не могу помешать им читать мои письма. Но я им покажу! Они у меня попляшут! Мур понимал, что ему лучше промолчать. Гвендолен ворвалась в игровую комнату, плюхнулась за стол и принялась наконец за чтение письма. — Ну, что я тебе говорила? — обратилась к ней Юфимия, пока Мэри возилась с лифтом. — И ты погоди, — пригрозила Гвендолен, метнув на горничную злобный взгляд. Она продолжила читать письмо, а через какое-то время опять заглянула в конверт, достала оттуда листок бумаги и протянула его Муру: — Для тебя тут тоже кое-что есть. Смотри не забудь ответить. Мур взял у нее листок, в некоторой тревоге пытаясь сообразить, зачем мистер Нострум решил ему написать. Но письмо оказалось от миссис Шарп. «Мой дарагой Мур! Как ты паживаишъ мой милай? Мне очинъ грустна и адинока без вас абоих асобинна без тибя дом савсем апустел. Думала без вас будит спакойна но скучаю по тваиму голасу и вспоминаю как ты принасил яблоки. Тут без вас прихадил дженелъмен и дал мне пять фунтов за старую кошку каторая была тваей скрипкой и я обрадаваласъ и падумала что нада напечь для тибя прянешных человечков и как нибутъ привисти тибе но мистер Нострум миня отговарил. Надеюсь ты живешь в роскаши. Пацилуй Гвендолин. Вот, бы ты Мур вирнулся ко мне а деньги ничаво не значат. Любящая тибя Эллен Шарп». Мур читал эти каракули, и у него щипало в носу. Ему хотелось то ли плакать, то ли смеяться. Видимо, он скучал по миссис Шарп ничуть не меньше, чем она по нему. Мальчика так тянуло домой, что он с трудом глотал хлеб и давился какао. Мистера Сондерса он почти не слушал. — Эрик, что с тобой происходит? — прозвучал голос учителя. Мур еще мысленно был на улице Шабаша, когда за окном внезапно стемнело. Комната погрузилась в непроглядную тьму. Джулия взвизгнула. Мистер Сондерс ощупью пробрался к выключателю и зажег свет. Когда он это сделал, окно снова стало светлым. Мур смог увидеть ухмыляющегося Роджера, испуганную Джулию, притворившуюся скромницей Гвендолен и мистера Сондерса, державшего руку на выключателе и раздраженно глядевшего на Гвендолен. — Как я понимаю, причина этого находится за пределами территории Замка? — спросил он. — О да, как раз за воротами, — удовлетворенно промурлыкала Гвендолен. — Я устроила это сегодня утром. Тут Мур понял, что обещанная военная кампания против Крестоманси началась. За окном потемнело вновь. — И как часто нам придется с этим мириться? — послышался в темноте голос учителя. — Каждые пятнадцать минут, — ответила Гвендолен. — Спасибо, — язвительно произнес мистер Сондерс, оставляя свет включенным. — Поскольку теперь мы можем видеть, то ты, Гвендолен, напиши сто раз фразу «Я должна следовать духу закона, а не букве», а ты, Роджер, перестань ухмыляться. И действительно, в течение целого дня окна замка погружались во тьму каждые пятнадцать минут. Но если Гвендолен надеялась разозлить Крестоманси, то едва ли она достигла цели. Не произошло ничего — просто всем приходилось оставлять свет включенным. Это неудобство мало кого смущало. Перед обедом Мур вышел на лужайку перед Замком, чтобы посмотреть, как это кратковременное затмение выглядит снаружи. Было такое ощущение, что на каждом окне возникают две черные ставни и закрывают его. Сперва ставни появлялись в верхнем ряду окон справа и, перепархивая от окна к окну, упорно перемещались к противоположному концу ряда, затем слева направо в следующем ряду, затем опять справа налево и так до самого нижнего ряда. Потом все повторялось снова. Мур как раз посмотрел половину представления, когда у него за спиной обнаружился Роджер, засунувший пухлые руки в карманы и тоже внимательно наблюдающий. — Видно, твоя сестра мыслит четко, — произнес Роджер. — Думаю, это можно сказать обо всех волшебниках, — начал было Мур и смущенно запнулся: он ведь как раз говорил с одним из них или, по крайней мере, с будущим магом. — Нет, я вроде бы не могу этим похвастаться, — возразил Роджер, ни в коей мере не задетый. — И Джулия не может. Да и Майкл, по-моему, тоже. Не хочешь ли ты после уроков поиграть в нашем древесном домике? Мур был польщен. Он так обрадовался, что даже забыл, как сильно скучает по дому. Мур провел прекрасный вечер в лесу, помогая Роджеру и Джулии благоустраивать их домик. В Замок он вернулся уже после гонга к ужину и обнаружил, что «оконное заклинание» теряет свою силу. Когда окна вновь потемнели, комнаты погрузились уже не в полную темноту, а в нечто вроде сероватых сумерек. К следующему утру все кончилось, а Крестоманси опять промолчал. Но Гвендолен снова ринулась в бой. Она поймала посыльного из булочной, когда он въезжал в ворота на велосипеде с полной корзиной хлеба. Мальчишка явился на кухню с несколько ошарашенным видом и признался, что у него кружится голова. По-видимому, самое интересное произошло, когда хлеб начали нарезать. В результате детям пришлось довольствоваться лепешками. — Экая же ты баловница, Гвендолен, — сказала Мэри, доставая лепешки из лифта. — Ты нас здорово позабавила. Роберт подумал, что у него с головой не в порядке, когда буханка, которую он резал, оказалась старым башмаком. Тогда повар взялся за другую буханку, и в следующую минуту они с Нэнси уже пытались забраться на один и тот же стул, поскольку вокруг кишели белые мыши. Но больше всего меня насмешил Фрейзьер: только он сказал «Дайте-ка я попробую», как тут же обнаружил, что скребет ножом по камню. А потом... — Не подначивай ее. Ты ведь знаешь, какая она, — резонно заметила Юфимия. — Смотри, как бы я за тебя не взялась, — буркнула Гвендолен. Роджер все-таки выведал у Мэри, что произошло с другими буханками. Одна превратилась в белого кролика, другая в страусиное яйцо, треснувшее и забрызгавшее беднягу посыльного с ног до головы, а третья — в большую белую луковицу. После этого фантазия Гвендолен иссякла, и весь оставшийся хлеб в мгновение ока стал сыром. — Причем старым и невкусным сыром, — вздохнул Роджер, готовый оценить действия Гвендолен по справедливости. Но, как и в прошлый раз, никто не знал, как отнесся к последней проделке Крестоманси, поскольку он опять не проронил ни звука. Потом была суббота. На сей раз Гвендолен поймала фермера, поставлявшего в Замок молоко. В результате поданное на завтрак какао просто нельзя было пить. — Это начинает действовать мне на нервы, — кисло призналась Джулия. — Папа может и не заметить, он ведь пьет чай с лимоном. Она со значением посмотрела на Гвендолен, а та в ответ уставилась на нее. Мур почувствовал возникшее между девочками невидимое противостояние, напомнившее ему о том, как некогда Гвендолен без слов потребовала у миссис Шарп сережки их матери. Однако на этот раз сестре не удалось одержать безусловную победу. Она опустила глаза и надулась. —А меня тошнит оттого, что приходится так рано вставать, — сердито проворчала она. В устах Гвендолен эти слова значили следующее: ближе к вечеру она еще что-нибудь учудит. Но Джулия по ошибке решила, что одолела соперницу. В субботу утром у детей были уроки, и это вывело Гвендолен из себя. — Чудовищно, — заявила она мистеру Сондерсу. — За что нам такие пытки? — Это цена, которую я плачу за право отдыхать в среду, — объяснил ей мистер Сондерс. — А раз уж зашла речь о пытках, то я попросил бы тебя колдовать над чем-нибудь другим, а молоко оставить в покое. — Я учту ваше пожелание, — любезно пообещала Гвендолен. Глава седьмая Суббота выдалась дождливой. Гвендолен, по обыкновению, заперлась у себя, и Мур снова не знал, чем заняться. Он написал ответ миссис Шарп на открытке с видом Замка, но это отняло у него не более десяти минут, а на улице было так мокро, что идти на почту не хотелось. Мур топтался в низу своей винтовой лестницы, пытаясь придумать себе занятие. Тут его и увидел Роджер — он как раз вышел из игровой комнаты. — О, хорошо, что я тебя встретил, — обрадовался он. — Джулия не хочет играть в солдатики. Может, сыграем с тобой? — Но я не умею... не могу так, как вы, — пробормотал Мур. — Да это не имеет значения, — утешил его Роджер. — Честное слово. Но это имело значение. Хотя Мур и хитроумно размещал свою оловянную армию, но стоило только Роджеру перейти в наступление, как безжизненные солдаты Мура валились, подобно кеглям. Они падали группами, толпами, батальонами. Мур яростно передвигал их то туда, то сюда, хватая их пригоршнями и зачерпывая крышкой от коробки, но по— прежнему нес тяжелые потери. Через пять минут от его армии остались только три солдата, припрятанные в засаде. — Да, хорошего мало, — подытожил Роджер. — Это уж точно, — печально согласился его противник. — Джулия! — позвал Роджер. — Что? — откликнулась сестра. Она сидела, свернувшись калачиком в самом потертом из кресел, умудряясь в одно и то же время сосать леденец на палочке, читать книгу под названием «Во власти лам6» и вдобавок вязать. Неудивительно, что ее вязание больше всего смахивало на фуфайку для жирафа, заляпанную серой краской шести оттенков. — Не могла бы ты подвигать солдатиков вместо Мура? — попросил Роджер. — Я читаю, — ответила Джулия, не вынимая леденца изо рта. — Тут так интересно. Один из них потерялся, и другие думают, что он погиб ужасной смертью. — Ну, будь человеком, — настаивал брат. — А не то я расскажу тебе, погиб он или нет. — Если ты это сделаешь, я превращу твои подштанники в мороженое, — сладко пообещала сестра. — Ладно, так уж и быть. Не поднимая глаз от книги и по-прежнему сося леденец, она извлекла из кармана носовой платок и завязала на нем узел. Затем она положила платок на подлокотник своего кресла и снова принялась за вязание. В следующее мгновение павшие молодцы Мура сами собой вскочили и оправили оловянные мундиры. Это было уже кое-что, но хотелось большего. Например, Мур не мог отдавать своей армии приказы — ему приходилось самому выводить солдат на позицию. Едва ли игрушечным воякам это нравилось: они в ужасе следили за мелькавшими над ними огромными ладонями. Муру даже показалось, что одному из его солдат стало плохо. Но в конце концов мальчику удалось расположить свои войска, как он считал, очень хитроумно. Сражение началось. Казалось, солдаты действительно могут воевать самостоятельно. У Мура в резерве (за подушкой) была рота, которую он отправил в наступление на правый фланг Роджера в самый решающий момент. Но если вояки Роджера достойно приняли бой, то весь резерв Мура пустился в постыдное бегство. Этому примеру последовали и другие их товарищи. Через три секунды вся армия Мура пыталась спрятаться в игрушечном шкафу, и храбрецы Роджера рубили ее в капусту. Что удивительно, победитель был в ярости. — Солдаты Джулии всегда бегут! — Это потому, что я сама поступила бы точно так же, — объяснила Джулия, закладывая страницу вязальной спицей, — И мне непонятно, почему все остальные солдаты не следуют моему примеру. — Ну добавь ты им хоть немного храбрости, — попросил ее брат. — А то получается нечестная игра. — Ты просил только заставить их двигаться, — заупрямилась Джулия, как вдруг в дверь просунулась голова Гвендолен. — Мне нужен Мур, — заявила она. — Он занят, — ответил Роджер. — Ну и что? Он мне нужен! Джулия направила на Гвендолен одну из вязальных спиц и начертила в воздухе маленький крестик. Блеснув, он на мгновение повис в воздухе. — Вон отсюда, — послышался голос Джулии. — Пошла вон. Гвендолен шарахнулась от креста и тут же скрылась за дверью. По-видимому, она не смогла устоять перед этим заклинанием. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. С благостной улыбкой Джулия направила спицу на солдат Мура. — Можешь играть дальше, — подбодрила она мальчика. — Я наполнила их сердца храбростью. Услышав звуки гонга, Мур пошел за Гвендолен, чтобы узнать, зачем он ей понадобился. Сестра была погружена в чтение какой-то толстой, по-видимому недавно изданной, книги и сначала не обратила на него внимания. Мур повернул голову так, чтобы прочитать название книги: «Другой мир. Исследования. Серия 3». Тут Гвендолен, смеясь, воскликнула: — Теперь я вижу, как это работает! Я знаю, что теперь делать! Потом она заслонила книгу от Мура и велела ему не совать нос куда не следует. — Зачем я тебе понадобился? — спросил Мур. — Откуда взялась эта книга? — Из библиотеки Замка, — гордо отвечала Гвендолен. — А в тебе я больше не нуждаюсь. Я собиралась кое-что рассказать тебе о планах мистера Нострума, а возможно, и о моих собственных, но передумала после того, как ты позволил этой жирной зануде Джулии прогнать меня. — А я и не знал, что у мистера Нострума какие-то планы. Кстати, гонг уже пробил. — Конечно, у него есть планы, и я слышала о них, иначе зачем бы я писала Крестоманси? Но ты ко мне не подлизывайся — л ничего тебе не скажу, и скоро ты об этом пожалеешь. А с этой свинюгой— подлюгой Джулией я поквитаюсь еще скорее! И действительно, Гвендолен едва дождалась начала ужина, чтобы отомстить Джулии. Лакей как раз передавал Джулии супницу, когда ее юбка превратилась в змей. Бедняжка завизжала и подпрыгнула. Суп хлынул прямо на змей и растекся вокруг, а отчаянный крик лакея «Господи, помилуй!» смешался с грохотом бьющейся супницы. Затем воцарилась мертвая тишина — если не считать шипения змей. Их было ровно двадцать, и они свисали с пояса Джулии, извиваясь, толкаясь и крутя головами. Все застыли, впившись в нее глазами. Она стояла, словно статуя, подняв руки как можно выше, чтобы змеи не добрались до них. Слегка опомнившись, Джулия сглотнула и произнесла слова заклинания. Никто ее за это не упрекнул, а мистер Сондерс даже сказал: «Молодец!» Подчинившись заклинанию, змеи развернулись веером и застыли — получилось что-то вроде балетной пачки. Тут все заметили, что на нижней юбке Джулии оборван волан — это случилось во время строительных работ в древесном домике — и что она в спешке подшила его красной шерстяной ниткой для штопки. — Они укусили тебя? — спросил Крестоманси. — Нет, — ответила Джулия. — Суп сбил их с толку. Если не возражаешь, я пойду переоденусь. Медленно и осторожно она вышла из столовой, а Милли последовала за ней. Пока лакеи с позеленевшими лицами вытирали пролитый суп, Крестоманси произнес: «Я не потерплю проявлений злобы за обеденным столом. Гвендолен, ты меня очень обяжешь, если отправишься в игровую комнату. Ужин тебе подадут туда». Не говоря ни слова, Гвендолен встала и вышла. Поскольку Джулия и Милли так и не вернулись, стол заметно обезлюдел в тот вечер. К вящему разочарованию Мура, на одном конце только и слышно было Бернарда с его вечными акциями, а на другом — мистера Сондерса с его ненаглядными статуями. Мур заметил, что сестра празднует победу: наконец-то ей удалось произвести на Крестоманси впечатление! Чтобы не утратить завоеванных позиций, она решила продолжить наступление на следующий же день. В воскресенье все члены Семьи принарядились и отправились на утреннюю службу в деревенскую церковь. Чародеям вроде бы не полагается особенно любить церковь и уж точно не полагается творить там заклинания. Но Гвендолен была выше предрассудков, что, по мнению миссис Шарп, было признаком исключительного дарования. Гвендолен уселась рядом с братом на скамью, отведенную для семейства Крестоманси. В платье с английской вышивкой и шляпке она казалась самой невинностью. Ради пущего благочестия она открыла молитвенник и скромно уткнулась в него. Завидев Гвендолен, местные жители стали толкать друг друга локтями и перешептываться. Это ее обрадовало — она почувствовала себя знаменитостью. Она сохраняла набожный вид до самого начала службы. Священник неуверенной походкой взошел на кафедру и начал проповедь унылым, невнятным голосом: «Ибо многие из прихожан не очистились от греха». Увы, это оказалось единственным осмысленным замечанием. Все так же уныло и невнятно священник принялся рассказывать об унылых и невнятных эпизодах своей юности. Он сравнил их с теми унылыми и невнятными событиями, которые, с его точки зрения, происходят сегодня в мире. Священник посоветовал пастве очиститься от многочисленных грехов (их он забыл перечислить) и вспомнил, к слову, об одной унылой и невнятной истории, рассказанной ему его тетушками. Мистер Сондерс и Бернард-с-акциями уже крепко спали. Пожилая дама в перчатках кивала — или клевала носом. И тут некий святой, запечатленный на витражном окне, зевнул и деликатно прикрыл рот своим епископским посохом. Затем он покосился на свою соседку, суровую монахиню. Жесткие складки ее одежд напоминали вязанки хвороста. Епископ протянул свой витражный посох и огрел им соседку. Монахине это не понравилось, она перескочила в его витраж и начала трясти охальника за плечи, Мур все это заметил. Он увидел, как раскрашенный прозрачный епископ почем зря колотит монахиню, да и она в долгу не остается. Между тем какой-то волосатый святой подскочил к своему соседу — святому в королевском облачении, держащему в руках макет Замка. Король с перепугу выронил макет и бросился наутек, сверкнув стеклянными пятками. Пока он прятался за обширными юбками какой-то жеманной праведницы, его волосатый обидчик весело топтал макет Замка. Постепенно ожили все витражи. Почти каждый святой колошматил своего соседа, а те, у кого соседей не оказалось, или исполняли дурацкие танцы, приподняв подолы своих одежд, или махали священнику, который, ни о чем не подозревая, по— прежнему нес бессмыслицу. Крошечные трубачи в уголках окон прыгали, резвились и дурачились, корча стеклянные рожи всем, кто на них смотрел. Волосатый святой выманил царственного соседа из-под юбок жеманной праведницы и теперь гонял его из витража в витраж, расталкивая остальных драчунов. Тут уже все прихожане обратили внимание на возмутительную суету. Одни оторопело наблюдали за происходящим, другие шептались, а иные даже вовсю крутили головами, чтобы проследить за мельканием стеклянных пяток короля-святого. Словом, возня была такая несусветная, что мистер Сондерс проснулся и стал озираться по сторонам. Он посмотрел на витражи, все понял и сурово взглянул на Гвендолен. Она сидела смиренно опустив глаза, по-прежнему изображая невинную овечку. Мур отыскал глазами Крестоманси. Странное дело, но волшебник ловил каждое слово священника и ничего не замечал. Милли беспокойно ерзала на самом краешке скамьи. Священник продолжал мямлить, будто не замечая суматохи вокруг. Но помощник священника решил положить конец непозволительному поведению витражей. Он взял крест и свечу и, в сопровождении хориста — тот давился от смеха, размахивая кадилом, — принялся ходить от окна к окну, бормоча специальные молитвы для изгнания духов. Гвендолен любезно останавливала каждого святого, когда помощник священника приближался к нему, — причем именно в том месте, где святой находился (так, например, бедолага король застыл где-то посредине стены), но как только изгоняющий духов поворачивался спиной, святые принимались еще пуще лупить друг друга. Прихожане следили за всем этим, охая и ахая. И тут Крестоманси обернулся и поглядел на мистера Сондерса. Тот кивнул. Последовала какая-то вспышка, и Мура даже чуть подбросило на скамье, зато в следующее мгновение святые уже оказались на своих местах и чинно замерли, переливаясь разноцветным стеклом. Гвендолен возмущенно подняла голову и пожала плечами. В ту же секунду в дальнем конце церкви гигантский каменный крестоносец с диким скрежетом оседлал свою гробницу и показал священнику нос. — Возлюбленные мои чада, — начал было священник, но осекся, увидев крестоносца. Потрясенный, он не мог выдавить из себя ни звука. Помощник священника попытался скорей усмирить рыцаря. Каменному детине это явно не понравилось — он угрожающе поднял огромный меч. Но тут мистер Сондерс сделал быстрый жест и вновь навел порядок: крестоносец раздраженно опустил меч и улегся на место, так громыхнув напоследок, что все вздрогнули. — Да, многие в этом приходе так и не очистились от греха, — горестно прошамкал священник. — Помолимся же, дети мои. Когда прихожане потянулись на выход, Гвендолен спокойно смешалась с толпой, словно не замечая потрясенных взглядов, устремленных на нее со всех сторон. Милли догнала ее и схватила за руку. Она была сильно расстроена. — Какой стыд, маленькая ты безбожница! Я не осмеливаюсь даже заговорить с бедным священником. Знаешь ли, иногда можно зайти слишком далеко! — И со мной это произошло? — спросила Гвендолен с неподдельным интересом. — Почти, — ответила Милли. Но, по-видимому, черту Гвендолен еще не переступила. Во всяком случае, Крестоманси ничего ей не сказал, а вместо этого очень долго и ласково беседовал со священником и его помощником. — Почему твой отец не выбранит Гвендолен? — поинтересовался Мур у Роджера, когда они шли назад по аллее. — Она свирепеет, когда ее не замечают. — Понятия не имею, — пожал плечами Роджер. — Нас он здорово ругает, если мы балуемся волшебством. Может, он надеется, что ей самой это надоест. Не говорила ли она тебе, чем собирается заняться завтра? — Роджер с явным нетерпением ждал новых проделок Гвендолен. — Нет. Она злится на меня за то, что я играл с тобой в солдатики. — Ну и очень глупо с ее стороны считать тебя своей собственностью... Ладно, давай-ка оденемся попроще и пойдем достраивать наш древесный домик. Гвендолен, понятное дело, рассердилась еще больше, когда Мур снова стал играть с Роджером. Вероятно, этим объяснялась ее новая затея. Впрочем, как призналась сама Гвендолен, у нее были и другие причины. Так или иначе, но в понедельник утром Мур проснулся в кромешной тьме. Решив, что еще глубокая ночь, он повернулся на другой бок и снова заснул. Но минуту спустя его разбудила Мэри: — Эрик, уже без двадцати девять! Вставай! — Но еще совсем темно! — запротестовал Мур. — Что, идет дождь? — Нет,— ответила горничная. — Это твоя сестрица опять взялась за свое. И откуда только силы берутся у такой маленькой девочки — ума не приложу! Унылый, как всегда по понедельникам, Мур вылез из кровати и тут же понял, почему так темно. Каждое окно было буквально залеплено густой листвой деревьев — листьями зелеными и начинающими желтеть, голубоватой хвоей кедров и сосновыми иглами. К одному стеклу прижимался буйно Цветущий розовый куст, к двум другим — обильные виноградные грозди. Казалось, за окнами не меньше чем на милю раскинулся непроходимый лес. — Ну и дела! — воскликнул Мур. — Да, вот так-то! — отозвалась Мэри. — Твоя сестрица заставила все деревья, все кусты в округе подобраться к Замку вплотную. Интересно, что еще она учудит? Из— за темноты Мур совсем раскис. Ему даже одеваться не хотелось. Но Мэри стояла над душой, заставляя еще и умываться. Мур понял, почему она так усердствует: ей нужно было пожаловаться кому-то на всю эту мороку с деревьями. Оказывается, тисы из английского сада так плотно прижались к кухонной двери, что слугам пришлось прорубать дорогу для молочника. Возле парадного входа сгрудились три могучих дуба, поэтому никто не мог ни войти, ни выйти. — А еще она поставила тисы прямо на яблоки, попадавшие на землю, поэтому в кухне стоит такой запах, как будто у нас варят сидр, — вздохнула Мэри. В игровой комнате, куда Мур еле добрел, оказалось еще темнее. В призрачном зеленоватом свете он разглядел лицо сестры, по понятным причинам бледное и усталое. Но было видно, что она собой довольна. — Знаешь, по-моему, затея с деревьями — неудачная, — шепнул ей брат, когда Роджер и Джулия перешли в классную комнату. — Почему ты не могла придумать что-нибудь безобидное и веселое? — Потому что нечего делать из меня посмешище! — прошипела Гвендолен. — А потом, мне нужно было проверить, насколько я могущественна! — Думаю, ты очень могущественна, — признал Мур, разглядывая густую листву конского каштана, притиснутую к стеклу. — То ли еще будет, — ухмыльнулась Гвендолен, — когда я получу драконью кровь. Мур едва не проболтался, что он видел драконью кровь в лаборатории мистера Сондерса, но вовремя прикусил язык. Гвендолен и так не знает удержу. Утро прошло при включенных лампах, а после обеда Мур, Джулия и Роджер решили посмотреть на деревья снаружи, К разочарованию ребят, им легко удалось выйти из Замка через потайную дверь, поскольку рододендроны расположились на расстоянии целых трех футов от нее. Сперва Мур подумал, что Гвендолен нарочно оставила один выход свободным, но, разглядывая согнутые ветви и раздавленные листья, он понял: вначале кусты действительно были плотно придвинуты к двери. По-видимому, деревья начали отступать. Зато за рододендронами ребят ждали настоящие джунгли. Деревья сгрудились так тесно, что у них отломались и оборвались не только веточки и листья, но и огромные сучья, и все это лежало в одной куче вместе с искореженными розами, измятым ломоносом и раздавленным виноградом. Наконец ребята продрались сквозь чащу и остолбенели: в глаза им ударил яркий свет. Они зажмурились и заморгали, а когда протерли глаза, оказалось, что сады, деревня и даже холмы совершенно оголились. Деревья оставались только на старой, полуразрушенной стене сада Крестоманси. — Да, видно, это было сильное заклинание, — задумчиво произнес Роджер. — Настоящая пустыня! — воскликнула Джулия. — Я и не знала, что так привыкла к деревьям! Но когда ребята снова приступили к занятиям, стало ясно: деревья возвращаются на свои места. Это было видно из окон классной комнаты. Чуть позже лес настолько поредел и отступил от Замка, что мистер Сондерс даже смог выключить свет. Вскоре Мур и Роджер заметили раздавленные и свисающие из дупла каштана останки древесного домика. — Куда это вы теперь смотрите? — спросил учитель. — Наш древесный домик разрушен, — вздохнул Роджер, угрюмо косясь на Гвендолен. — Возможно, Гвендолен окажет вам любезность и отремонтирует его, — саркастически предположил мистер Сондерс. Попытка устыдить юную колдунью не увенчалась успехом. — Древесные домики — глупая детская затея, — вскинув голову, отчеканила Гвендолен ледяным тоном. Ее бесило стремительное отступление деревьев. К ужину почти все они вернулись на свои места. Только деревья с холма казались ближе, чем стояли накануне. Во всяком случае, вид по-прежнему был подпорчен. — Я надеялась, что заклятье будет в силе до завтрашнего дня, — мрачно поделилась Гвендолен с Муром, — но, видно, придется устроить еще что-нибудь. — Кто же вернул деревья? Садовые волшебники, то есть волшебные садовники? — ломал голову Мур. — Не говори ерунды, — оборвала его сестра. — По-моему, очевидно, кто это сделал. — Ты имеешь в виду мистера Сондерса? А может, твоего заклинания хватило только на то, чтобы притащить все деревья к Замку, но не на то, чтобы их здесь удержать? — Что ты в этом понимаешь... — с досадой протянула Гвендолен. Хотя Мур и осознавал, что очень мало смыслит в колдовстве, события развивались как-то странно. Выйдя из Замка на следующий день, он не обнаружил вокруг ни обломанных веток, ни растоптанных листьев, ни раздавленных виноградных гроздьев. Тисы во французском парке выглядели так, как будто накануне никто не прорубал себе через них дорогу. На земле возле кухни не было и следа от яблок, зато во дворе стояли ящики, полные твердых и круглых плодов, В саду же яблоки либо все еще дозревали, либо их собирали слуги и тоже складывали в ящики. Внезапно Муру пришлось поспешно спрятаться за одной из яблонь, поскольку прямо на него мчалась джерсейская корова, а за ней гнались двое садовников и мальчишка— пастух. Другие коровы носились по лесу, куда Мур отправился, чтобы взглянуть на древесный домик, — увы, тот по-прежнему был сломан. Коровы добросовестно топтали клумбы, но никто не обращал на них внимания. — Это твоя очередная проделка? — спросил Мур сестру. — Да так, пустячок — надо же показать им, что я не сдаюсь, — небрежно ответила Гвендолен. — А вот завтра я наконец достану драконью кровь и устрою такое, что они навсегда запомнят! Глава восьмая В среду утром Гвендолен отправилась в деревню за драконьей кровью. Настроение у нее было прекрасное. К вечеру в Замке ожидали гостей и готовили торжественный ужин. Мур догадался, что об этом помалкивали, чтобы помешать Гвендолен по-своему встретить гостей. Однако в среду утром пришлось оповестить и ее, поскольку у детей была своя программа в тот вечер. Предполагалось, что ребята поужинают в игровой комнате и не будут вертеться под ногами у взрослых. — О, я не буду вертеться под ногами, — со скрытым торжеством пообещала Гвендолен. — Но это мало что изменит. Всю дорогу она презрительно фыркала. Когда они с Муром добрались до деревни, он пожалел о том, что пошел с Гвендолен. Местные жители от нее просто шарахались. Матери прятали младенцев и загоняли домой детей постарше. Впрочем, Гвендолен это нимало не смущало: ее интересовал только мистер Баслам, а вернее, драконья кровь. Лавочник Муру совсем не нравился, как не нравился ему и затхлый запашок, исходивший от ящиков с чучелами, поэтому Мур не пошел с сестрой, а решил заглянуть в почтово-кондитерскую лавку, чтобы отправить миссис Шарп открытку. К Муру отнеслись довольно прохладно, хотя он истратил на конфеты почти два шиллинга, а уж в соседней булочной ему оказали просто ледяной прием. Когда же он наконец вышел со своими свертками на улицу, мамаши снова бросились прятать детей. Муру стало так стыдно, что он помчался обратно в Замок, не дожидаясь Гвендолен. Он понуро бродил по саду, поедая ириски и булочки и мечтая о том, как хорошо было бы вновь вернуться к миссис Шарп. Время от времени то здесь, то там мелькала Гвендолен. Порой она куда-то бежала, порой возилась под деревом, старательно что-то готовя. Муру не хотелось приближаться к ней. Если бы они снова вернулись к миссис Шарп, думал он, Гвендолен было бы незачем так изощряться. Жаль, что Гвендолен такая сильная и целеустремленная колдунья. Но вряд ли она могла быть другой. Между тем в Замке что-то изменилось. В тишине непрерывно слышались какие-то негромкие звуки, — видимо, вечеру придавали большое значение и готовились к нему вовсю. Заморив червячка, Мур забежал в комнату Гвендолен и прильнул к окну, чтобы поглазеть, как гости проходят по аллее. Они приезжали в экипажах и на больших дорогих машинах. В один великолепный экипаж были впряжены шесть белых лошадей. Уж не король ли к ним пожаловал? — Тем лучше,— пробормотала Гвендолен. Она восседала на ковре посреди комнаты, расстелив перед собой лист бумаги. На одном конце листа стоял котел с каким-то зельем, а на другом шевелилась, подергивалась или просто валялась всякая отвратительная всячина: две лягушки, дождевой червяк, несколько уховерток, черный жук, паук и маленькая кучка костей. Живые твари были околдованы, а потому не расползались по ковру. Как только Мур подтвердил, что приток гостей прекратился, Гвендолен принялась помешивать в котле. Покачиваясь из стороны в сторону и тряся распущенными волосами, она бормотала какие-то слова, сливавшиеся в гулкое завывание. Мур смотрел на извивающихся, подпрыгивающих тварей, надеясь, что сестра не собирается бросать в котел и их. Тут Гвендолен откинулась назад и воскликнула: «Сейчас!» Она щелкнула пальцами над котлом. Месиво загорелось само собой и запылало голубыми огоньками. — Получилось! — возбужденно крикнула Гвендолен. Она выхватила откуда-то из— за спины небольшой пакетик и развернула его. — А теперь добавим драконьей крови! Взяв щепотку темно— коричневого порошка, она высыпала его в котел. Послышалось шипение, и в воздухе пахнуло горелым. Затем языки пламени взвились вверх примерно на фут, отливая зеленью и пурпуром и озаряя всю комнату пляшущим огнем. Зеленые и пурпурные отблески падали на лицо Гвендолен. Она раскачивалась и протяжно выла, выпевая целые гирлянды непонятных слов. Затем, не прекращая завывать, она наклонилась к листу бумаги на ковре и дотронулась до паука. Тот немедленно начал расти. Он рос. И рос. И рос. И рос, пока не превратился в пятифутовое чудовище — жирную лепешку с парой крошечных глазок, висящую, как гамак, на восьми мохнатых лапах, густо покрытых волосами. Гвендолен ткнула указательным пальцем в сторону двери, и та тут же распахнулась сама собой, к полному восторгу Гвендолен. Гигантский паук беззвучно заковылял к выходу, покачиваясь на согнутых мохнатых ногах. Он поджал их под себя, чтобы протиснуться в дверь, а затем пополз по коридору. Гвендолен дотрагивалась до всех тварей по очереди. Уховертки неуклюже топтались на месте, похожие на рыжих коров с переливчатыми боками и блестящими рогами. Лягушки достигли человеческих размеров и пошлепали к выходу на гигантских задних лапах, а их передние лапы болтались, как у горилл. Их пестрая кожа подрагивала, а поры на ней открывались и закрывались. В зобу у них что-то перекатывалось. Черный жук пополз на ветвистых лапах, и огромная черная глыба его тела с трудом пролезла в дверь. Потрясенный, Мур проводил глазами длинную и молчаливую процессию, которая ползла по сияющему зеленому коридору. — Куда это они направляются? — еле слышно прошептал Мур. — В столовую, куда же еще? Сомневаюсь, что ужин гостям понравится. Гвендолен взяла кость и с силой ударила ею об пол; затем выпустила кость из рук, и та повисла в воздухе. Послышалось легкое постукивание, и, откуда ни возьмись, появились другие кости, которые принялись сами собой соединяться друг с другом. Котел издавал утробные звуки, и над ним по— прежнему вздымались зеленые и пурпурные языки пламени. Наконец явился череп, и вот рядом с огнем заколыхался целый скелет. Довольная Гвендолен улыбнулась и взяла еще одну кость. Надо сказать, что заколдованные кости имеют свойство помнить, кому они в свое время принадлежали. Скелет вздохнул и пропел бесплотным, но мелодичным голосом: — Бедная Сара Джейн. Я бедная Сара Джейн. Оставьте меня в покое. Гвендолен нетерпеливо указала скелету на дверь. Он послушно поплыл, гремя костями и вздыхая, а за ним и второй скелет, завывающий: — Боб, помощник садовника. Честное слово, я не виноват. За этой парочкой последовали еще три скелета, и каждый из них печально и мелодично пел о своей судьбе. Все пятеро отправились вслед за черным жуком. Из коридора доносилось: — Сара Джейн... — Я не виноват... — А я когда-то был герцогом Бэкингемским... Не обращая внимания на их стоны, Гвендолен занялась дождевым червем. Он тоже рос, пока не превратился в гигантскую штуковину наподобие морского змея. Мура едва не стошнило. Голая розовая плоть червя была покрыта чем-то вроде свиной щетины. Кольца вокруг его тела напоминали морщинки на костяшках пальцев. Огромная слепая башка чудища дергалась то в одну, то в другую сторону, пока Гвендолен не направила его к двери. Он неспешно пополз вслед за скелетами, то сворачиваясь в кольца, то разворачиваясь. Гвендолен проводила свои создания критическим взглядом. — Неплохо, — промолвила она. — И все-таки нужен последний штрих. Она с великой осторожностью бросила в огонь еще одну щепотку драконьей крови. Пламя зашипело, стало ярче, гуще, желтее. Гвендолен завыла, взмахивая руками. В дрожащем воздухе над котлом наметилось какое-то движение. Из ничего возникла булькающая белая масса, которая постепенно превратилась в жалкое согбенное существо с большой головой. За ним набухали и твердели три не менее отвратительных создания. Когда первая тварь плюхнулась на ковер, Гвендолен удовлетворенно хихикнула. Мур был удивлен, увидев, какое злое у сестры лицо. — Ой, не надо! — пискнул он. Три других существа тоже свалились на ковер, и в одном из них Мур узнал привидение, появлявшееся недавно в окне столовой. Первое создание напоминало младенца, слишком маленького, чтобы ходить, — правда, оно все-таки ходило, и его большая голова уродливо болталась. Второе существо оказалось калекой, таким безобразным и скрюченным, что на его ковыляние просто невозможно было смотреть. Третье — привидение из окна — выглядело жалким, морщинистым и неопрятным. И наконец, про четвертую тварь можно сказать только одно: белая в голубую полоску. При виде этих отвратительных и убогих уродцев Мур задрожал всем телом. — Пожалуйста, пусть они уйдут! — умоляюще крикнул он. Гвендолен засмеялась и приказала новым созданиям следовать за их предшественниками. Не смея ослушаться, они вяло потянулись к двери. Но не успели они покинуть комнату, как сюда вошел Крестоманси в сопровождении мистера Сондерса. Волшебник и учитель пригнали назад целую кучу костей и дохлых мелких тварей, которые шлепнулись на ковер и оказались раздавлены длинными блестящими туфлями Крестоманси. Привидения заколебались, а затем вернулись к горящему котлу и исчезли. Огонь пропал вместе с ними, и вот уже не осталось ничего, кроме плотного пахучего черного дыма. Гвендолен сквозь дым уставилась на Крестоманси и мистера Сондерса. Хозяин Замка был великолепен в синем бархате, с кружевными манжетами и жабо. Мистер Сондерс, по-видимому, попытался подыскать костюм с рукавами и брюками необходимой длины, но ему это удалось лишь отчасти. Один из его дорогих кожаных ботинок был расшнурован, а костлявые кисти изрядно торчали из рукавов. Учитель медленно обмотал вокруг правого запястья какой-то невидимый моток. И мистер Сондерс, и Крестоманси смотрели на Гвендолен с исключительной суровостью. — Тебя предупреждали, — тоном прокурора произнес Крестоманси. — Начинай, Майкл. Учитель положил невидимый моток в карман. — Спасибо, — обратился он к хозяину Замка. — У меня уже неделю руки чешутся. Он шагнул к Гвендолен (его пиджак, как обычно, пузырился), рванул ее за руку, подтащил к стулу и, усевшись на него, перекинул девочку через колено. Вооружившись расшнурованным ботинком, он начал что есть силы колотить ее. В то время как мистер Сондерс порол Гвендолен, а она вопила, извивалась и брыкалась, Крестоманси приблизился к Муру и надавал ему пощечин — по две на каждую щеку. Мур ошалело уставился на Крестоманси, но тот легким шлепком привел его в чувство. — За что? — негодующе воскликнул Мур, держась за отчаянно звенящую голову. — Я ведь ничего не сделал. — Вот за это я и ударил тебя, — ответил Крестоманси. — Ты ведь даже не попытался ее остановить. Пока Мур всхлипывал из-за несправедливости наказания, волшебник повернулся к мистеру Сондерсу: — Я думаю, Майкл, уже достаточно. Мистер Сондерс подчинился с явным сожалением. Гвендолен сползла на пол, хныча от боли и крича о нанесенном ей оскорблении. — Прекрати, — потребовал Крестоманси. — Встань и веди себя прилично. Когда же Гвендолен с видом побитой собаки поднялась с пола, волшебник продолжил: — Эту порку ты заслужила. К тому же, как ты, вероятно, уже поняла, Майкл отобрал у тебя твои чары. Ты больше не колдунья. В будущем ты не сможешь сотворить ни единого заклинания, если только не докажешь нам, что у тебя хорошие намерения. Это ясно? А теперь иди спать и, ради всего святого, постарайся обдумать свое поведение. Он кивнул мистеру Сондерсу, и оба вышли, причем учитель подпрыгивал, надевая на ходу свой башмак. Подпрыгивая, он ненароком размазывал по полу остатки дохлых тварей. Гвендолен закрыла лицо руками и яростно затопала по ковру. — Свиньи! Скоты! Как они смеют? Да я им теперь такое устрою — мало не покажется! — Но без волшебства ты ничего не сможешь сделать, — возразил Мур. — Мистер Сондерс что-то намотал на руку, наверное, твои чары. — Уходи! — закричала на него сестра. — Оставь меня в покое. Ты ничуть не лучше всех остальных! Мур пошел к себе, а Гвендолен все кричала, топоча и всхлипывая: — Я отомщу! Вы еще увидите! Неудивительно, что этой ночью Муру снились кошмары — ужасные сны, полные гигантских уховерток и осклизлых, пористых лягушек. Он ворочался, как в бреду, покрывался испариной и стонал. Он проснулся среди ночи, мокрый, ослабший и даже похудевший, как это обычно бывает после тяжелой болезни или дурного сна. Чувствуя себя абсолютно разбитым, он некоторое время полежал с открытыми глазами, а потом ему стало лучше, и он снова заснул. Когда Мур проснулся опять, было уже светло. Он прислушался к снежной тишине Замка и внезапно понял, что Гвендолен опять что-то натворила. Он не знал, откуда такая уверенность, — возможно, он просто вообразил это. Ведь если мистер Сондерс действительно отобрал у его сестры волшебный дар, то она уже ничего не могла натворить. Однако Мур был уверен: она опять что-то устроила. Он вскочил и выглянул на улицу поочередно из всех окон. Ничего особенного. Кроны кедров нависали над лужайкой. На склонах холма цвели сады. День принимал ванну из солнца и тумана, и ни единого следа еще не отпечаталось на серебристо-зеленой траве. И все же Мур был уверен: что-то произошло. Он быстро оделся и помчался вниз по лестнице, чтобы скорее узнать у Гвендолен, что она опять учинила. Открыв дверь ее комнаты, он почувствовал сладкий, тяжелый запах волшебства, с явственной примесью гари. Впрочем, запах вполне мог не выветриться с прошлого вечера. В комнате было прибрано. Останки тварей и обгоревший котел исчезли. Только коробка Гвендолен была не на месте: раньше она лежала в расписном шкафу, а теперь стояла возле кровати, наполовину открытая. Гвендолен спала, свернувшись калачиком и с головой накрывшись голубым бархатным покрывалом. Мур с величайшей осторожностью, чтобы не разбудить ее, закрыл за собой дверь. Но она все равно услышала, тут же села на кровати и уставилась на него. Мур понял: если что и случилось, то с самой Гвендолен. Во-первых, ночную рубашку она надела задом наперед, и ленточки, которые обычно завязывались сзади, теперь болтались спереди. Во-вторых, Гвендолен как-то странно смотрела на него. Она казалась изумленной и даже испуганной. — Ты кто? — спросила она. — Я Мур, а кто же еще? — Мур? Какое-то кошачье имя! Но кто ты? «Возможно, — подумал Мур, — утрачивая волшебный дар, колдуньи теряют и память. Надо быть с ней терпеливым». — Я твой брат Эрик, — спокойно произнес он и подошел поближе. — Просто обычно ты зовешь меня Муром. — Мой брат?! — переспросила девочка в величайшем изумлении. — Что ж, это совсем неплохо — я всегда мечтала о брате. К тому же теперь я точно знаю, что не сплю. В ванной было очень холодно, да и когда я щиплю себя, мне больно. Тогда, может, расскажешь мне, где я? Это что-то вроде приюта? Теперь Мур уставился на нее. Он заподозрил, что с памятью у девочки все в порядке, а вот с манерой говорить и внешностью... Она стала тоньше, чем раньше. Лицо вроде бы осталось таким же хорошеньким, с красивыми голубыми глазами, и все-таки оно стало другим. Золотистые волосы, раскинутые по плечам, оказались на целый дюйм длиннее, чем прошлым вечером. — Ты не Гвендолен! — выдохнул Мур. — Надеюсь, что нет! — ответила девочка. — Какое жуткое имя! Я Дженет Чант. Глава девятая Мур был не менее озадачен, чем чужая девочка в постели Гвендолен. «Чант? — лихорадочно соображал он. — Чант? Может, у Гвендолен есть сестра-близнец, о которой она мне не говорила?» — Но моя фамилия тоже Чант, — проговорил мальчик. — Неужели? — удивилась Дженет. Оставаясь в кровати, она встала на колени и запустила руки в волосы. Мур никогда не видел такого жеста у Гвендолен. — Ты и вправду Чант! Это ведь довольно редкая фамилия. И ты принял меня за свою сестру? Да, с тех пор, как я очнулась в ванне, я все пытаюсь сложить два и два, и у меня почему-то получается пять. Где мы? — В Замке Крестоманси, — ответил мальчик. — Крестоманси поселил нас здесь примерно через год после того, как умерли наши родители. — Вот так-так! — еще больше изумилась девочка. — Но мои-то родители живы-здоровы, — во всяком случае, вчера вечером я пожелала им спокойной ночи. А кто такой Крестоманси? Не мог бы ты вкратце поведать мне историю своей жизни? Сбивчиво и неуверенно Мур рассказал, как и почему они с Гвендолен оказались в Замке и что его сестра тут натворила. — Ты хочешь сказать, Гвендолен действительно была колдуньей? Муру очень не понравилось слово «была». А вдруг он больше никогда не увидит сестру? — Да, она — колдунья. А ты разве нет? — Ну конечно нет! — воскликнула Дженет. — Впрочем, если бы я жила здесь всю жизнь, то, возможно, тоже стала бы колдовать. Видимо, колдуны встречаются у вас часто? — И маги, и некроманты, — ответил Мур. — А вот волшебники и чародеи — гораздо реже. Думаю, мистер Сондерс — чародей. — А как насчет знахарей, шаманов, кудесников? — стала перечислять Дженет. — Как обстоят дела с ведьмами, факирами и ведунами? Их у вас тоже пруд пруди? — Эти в основном живут среди дикарей, — пояснил Мур. — Ведьма — вообще грубое слово. А вот кудесники у нас есть, они очень могущественные — и важные. Я в жизни ни одного не встречал. — Понятно. На секунду задумавшись, Дженет выскочила из кровати, да как-то резко, поспешно, по-мальчишески. Это было совсем не похоже на Гвендолен. — Давай-ка обыщем все вокруг, — предложила девочка, — на случай если милейшая Гвендолен была настолько любезна, что оставила нам записку. — Не говори о ней таким тоном, — горестно попросил Мур. — Как ты думаешь, где она теперь? Дженет посмотрела на мальчика и поняла, как ему грустно. — Извини, я больше не буду. Хотя, согласись, у меня есть основания на нее сердится. Забросила меня сюда, а сама исчезла! Надеюсь, она сможет нам это объяснить. — Они поколотили ее ботинком и отобрали у нее чары, — попытался оправдать сестру Мур. — Да, ты говорил,— откликнулась Дженет, выдвигая позолоченные ящики туалетного столика. — Я уже боюсь Крестоманси. Но неужели они и в самом деле отобрали у нее волшебный дар? Как же ей тогда удалось провернуть трюк со мной? — Я и сам в толк не возьму, — пожал плечами Мур, присоединяясь к поискам. Он был готов отдать собственный мизинец за одно только слово от Гвендолен — любое слово. Ему было ужасно одиноко. — А как ты оказалась в ванной? — спросил он, думая, не провести ли обыск и там. — Понятия не имею. Просто я проснулась в ванне, — ответила девочка, извлекая из нижнего ящика стола связку лент для волос. — А до того мне показалось, что меня перетащили через какую-то ограду. Я была без одежды, поэтому жутко мерзла. — А почему ты оказалась раздета? — поинтересовался Мур, безуспешно роясь в нижнем белье Гвендолен. — Когда я лежала в постели еще в том мире, мне стало жарко, и я сняла рубашку. Вот и получается, что «нагой пришла я в этот мир». Я поминутно щипала себя — все думала, что сплю. Попав в эту великолепную комнату, я решила, что меня превратили в принцессу. Потом увидела на кровати ночную рубашку и надела ее. — Задом наперед, — вставил Мур. Дженет задержалась у каминной полки и оглядела болтающиеся спереди ленточки. — Правда? Боюсь, что я еще не раз совершу такую ошибку: достаточно взглянуть на этот изысканный гардероб. Кстати, надо порыться в платяном шкафу... Ну вот, а потом я вышла из комнаты и обнаружила длиннющий зеленый коридор и роскошный парк за окнами. У меня мурашки побежали по спине, и я улеглась в постель. Я надеялась, что, когда я проснусь, все будет по-прежнему. А вместо этого вижу тебя. Ну как, нашел что-нибудь? — Нет. Но тут ее коробка... — О, так здесь и надо искать! Они расположились на полу и открыли коробку. Ничего особенного они там не нашли. Мур знал, что Гвендолен должна была захватить с собой массу вещей, куда бы она ни отправилась. В коробке лежали две книги, «Простые заклинания» и «Магия для начинающих», и пара страниц конспектов по этим книгам. Дженет пригляделась к почерку Гвендолен, крупному и округлому: — Она пишет точно так же, как я. Интересно, почему она оставила только эти книги? Вероятно, они для первоклассников, а сама она уже достигла вершин науки. Когда Дженет откладывала книги и записи в сторону, из них выпала маленькая красная книжечка — спички. Дженет подобрала книжечку, открыла ее и заметила, что кто-то сжег половину спичек, даже не вырвав их из книжечки. — Мне кажется, тут подозрительно пахнет колдовством, — задумчиво произнесла она. — А что это за связки писем? — Если не ошибаюсь, любовные письма моих родителей, — ответил Мур. Письма по-прежнему лежали в конвертах со штампами и адресами. Дженет уселась на корточки, держа в каждой руке по связке. — Эти штампы похожи на отпечатки мелких монеток. Впрочем, нет, тут человеческая голова. Как зовут вашего короля? — поинтересовалась Дженет. — Карл Седьмой. — А не Георг?? Заметив удивление Мура, Дженет снова взглянула на письма: — Значит, обоих ваших родителей звали Чантами. А они, случайно, не были двоюродными братом и сестрой, как мои? Моя бабушка не хотела, чтобы папа с мамой поженились, поскольку считается, что такие браки ни к чему хорошему не приводят. — Я не знаю. Вполне возможно. Они были похожи, — сказал Мур, все сильнее чувствуя одиночество. Дженет тоже было не по себе. Она подложила спички под розовую ленточку, которой были перевязаны письма к мисс Кэролайн Чант, — видимо, девочка так же аккуратна, как Гвендолен. — Оба высокие, светловолосые и голубоглазые? — спросила она Мура. — Мою маму тоже зовут Кэролайн. Так, кажется, я начинаю кое-что понимать. Ну, Гвендолен, давай! С этими словами Дженет отбросила в сторону письма и совершенно небрежно сгребла в кучу остатки содержимого коробки: папки, бумаги, письменные принадлежности, промокашки и сумку с надписью: «Сувенир из Блэкпула». И тогда на самом дне обнаружился большой лист розовой бумаги, целиком исписанный идеальным почерком Гвендолен. — Ага! — воскликнула Дженет, набрасываясь на листок. — Я так и знала! Она такая же скрытная, как и я. Девочка расправила письмо на ковре, чтобы и Мур мог его прочитать. Гвендолен писала: «Дорогая Замистителъница! Я вынуждина покинуть этот ужасный дом. Никто меня не понимает. Никто не видит моих талантов. Вскоре ты в этом убидишъся поскольку ты мой точный двойник и тоже будешь колдуньей. Я повела себя очень умно. Они не знают всех моих рисурсов. Я выяснила как можно перибраться в другой мир, и уверена что поступаю правильно. Я буду там Королевой, как мне и предсказали. Есть сотни миров просто некоторые из них лучше а некоторые хуже, они возникают когда случается какое-то Великое Историческое Событие вроде сражения или землетресения и в результате появляются две разных вещи. Эти две вещи появились но не могут сущиствовать вместе поэтому мир распадается на два мира которые начинают сущиствовать отдельно. Я знаю что должны быть другие Гвендолен во многих мирах но не знаю сколько. Одна из вас придет сюда когда я уйду, потому что после моего ухода здесь образуется пустота и она затянет одну из вас сюда. Но ты не горюй если твои родители живы. Другая Гвендолен займет твое место и будет притваряться тобой, мы ведь все очень умные. А ты можешь жить здесь делая жизнь Кре-томанси невынасимой и я буду благодарна за то что он в надежныхруках. Любящая тебя Гвендолен Чант РS. Сожги это. РSS. Передай Муру что мне жаль, но пусть он слушается мистера Нострума». Прочитав письмо, Мур бессильно опустился на колени рядом с Дженет, чувствуя, что больше никогда не увидит Гвендолен. Видимо, теперь ему придется иметь дело с Дженет. Мур слишком хорошо знал свою сестру и не мог согласиться с тем, что пришедшая из другого мира девочка — ее точный двойник. Во-первых, Дженет не колдунья. Во-вторых, выражение лица у нее совсем другое, чем у Гвендолен. Глядя на девочку, Мур думал: «Если бы кто-то осмелился затащить в другой мир Гвендолен, она бы рвала и метала от ярости, а Дженет такая же смирная, как и я». — Интересно, как там мама и папа управляются с моей Дорогой Заместительницей? — шмыгнула носом Дженет, но тут же взяла себя в руки. — Знаешь, я не хочу сжигать письмо. Это ведь единственное доказательство того, что я не Гвендолен, которая внезапно сошла с ума и теперь считает себя девочкой по имени Дженет Чант. Можно, я его спрячу? — Это письмо — твое. — И твоей сестры. Да благословит Господь ее добрую, редкостную... фальшивую душонку! Пойми меня правильно, Мур: я восхищаюсь твоей сестрой. Она так широко мыслит! Ты тоже должен ею восхищаться! Кстати, не подумала ли она о каком-нибудь подходящем месте, куда бы я могла спрятать ее письмо? Впрочем, мне будет спокойнее, если она не узнает о моем тайнике. Не выпуская письма из рук, Дженет вскочила и подошла к позолоченному туалетному столику. Ее походка была иной, чем у Гвендолен. Мур тоже поднялся и последовал за ней. Дженет взялась за края увитого золотыми гирляндами зеркала и повернула его к себе обратной стороной, а затем подцепила ногтями нижний край фанеры и приподняла ее. Фанерное покрытие с легкостью отошло. — Я так же поступаю и с моим собственным зеркалом,— объяснила Дженет. — Это отличный тайник — родители никогда о нем не догадываются. Мама и папа очень милые, но любят совать свой нос в мои дела. Наверное, это потому, что я у них одна. А я люблю секретничать. Например, я тайно пишу истории -только для себя, а родители пытаются их прочесть. Ой, далматины с пурпурными пятнами! Она подняла фанеру еще выше и показала Муру знаки, нарисованные на обратной стороне зеркала, выкрашенной в красный цвет. — Должно быть, это каббала, — предположил мальчик. — Похоже на заклинание. — Так, может, твоя сестра подумала и о зеркале? — воскликнула Дженет. – Все-таки иметь двойника — это ужас! У двух людей — одни и те же мысли! И если этот закон работает,— продолжила она, прижимая письмо к задней стороне зеркала и укладывая фанеру на место, — то я наверняка знаю, для чего это заклинание. Выходит, Гвендолен может время от времени заглядывать в наш мир и проверять, как поживает ее Дорогая Заместительница. Надеюсь, она смотрит и сейчас. С этими словами Дженет вернула зеркало в прежнее положение и уставилась в него, свирепо скосив зрачки к носу. Затем она растянула веки так, что стала похожа на китаянку, и высунула язык так далеко, как только могла. Этого ей показалось недостаточно, и она пальцем задрала кончик носа, а потом еще изрядно скосила рот к правой щеке, Мур расхохотался. — Разве Гвендолен так не может? — спросила Дженет перекошенным ртом. — Нет, — хихикнул Мур. В ту же секунду дверь в комнату распахнулась и на пороге возникла Юфимия. Дженет испуганно подпрыгнула. Мур и не знал, что она так нервничает. — Гвендолен, ты меня очень обяжешь, — произнесла горничная, — если прекратишь корчить рожи и переоденешься. Чтобы проследить за девочкой, Юфимия вошла в комнату. Внезапно она как-то странно квакнула и превратилась в коричневый ком. Дженет закрыла рот обеими руками. Они с Муром в ужасе наблюдали, как коричневый ком становился все меньше и меньше. Когда он уменьшился примерно до трех дюймов, то начал превращаться в какое-то существо. Сначала возникли большие перепончатые лапы, затем пара выпученных желтых глаз, с укором глядящих на Мура и Дженет. — Ой, мамочки! — вскрикнул Мур. Похоже, напоследок Гвендолен превратила Юфимию в лягушку. К удивлению Мура, Дженет разрыдалась. Она опустилась на колени и взяла в руки дрожащую коричневую Юфимию. — Бедняжка! — всхлипнула Дженет. — Я хорошо представляю, каково тебе сейчас. Что же нам делать, Мур? Ты, случайно, не знаешь, как превращать людей обратно? — Понятия не имею, — пробормотал Мур. Он вдруг почувствовал огромную ответственность. Хотя Дженет держалась уверенно, она все-таки нуждалась в присмотре, что уж говорить о Юфимии... Если бы не страх перед Крестоманси, Мур немедленно бросился бы искать помощи у мистера Сондерса, Но Мур подумал: если только волшебник узнает о последней проделке Гвендолен, последствия могут быть ужасающими. Мур понял, что очень боится Крестоманси и боялся его все это время, сам того не сознавая. А значит, надо как-то утаить от него и историю с Дженет, и превращение Юфимии. В полном отчаянии Мур кинулся в ванную и принес оттуда влажное полотенце. — Положи ее сюда, — посоветовал он Дженет, — лягушкам нужна сырость. Я попрошу Роджера и Джулию снова превратить ее в Юфимию. Я скажу им, что ты не хочешь этого делать. Но ради бога, только не говори никому, что ты не Гвендолен! Умоляю! Девочка ласково положила Юфимию на полотенце. Лягушка поерзала на нем и снова укоризненно уставилась на Дженет. — Не смотри на меня так. Я не виновата, — всхлипнула девочка. — Мур, надо бы нам ее спрятать. Как думаешь, в шкафу ей будет удобно? — Не знаю, но придется ее туда засунуть. Скорее одевайся. И тут Дженет запаниковала: — Мур, а что носит Гвендолен? Мальчик удивился: он полагал, что все девочки знают, в чем им ходить. — Ну, обычные вещи — нижние юбки, чулки, платья, ботинки... Ты же знаешь. — Нет,— замирая от ужаса, призналась Дженет. — Я всегда ношу брюки. Мур почувствовал, что трудности нарастают, как снежный ком. Он бросился искать одежду для Дженет. Видимо, Гвендолен забрала с собой все лучшие вещи, поэтому остались только старые ботинки, зеленые чулки с подвязками, не самые новые нижние юбки, зеленое платье из кашемира с рукавами— буфами и трусики. В некотором смущении Мур протянул все это девочке. — Она и вправду носит две нижние юбки? — ужаснулась Дженет. —— Да, — неумолимо ответил Мур, — надевай их немедленно. Но Дженет едва ли была в состоянии самостоятельно облачиться в одежду Гвендолен. Она все время норовила надеть что-нибудь задом наперед. Муру пришлось напялить на нее нижние юбки, застегнуть их сзади, завязать ей подвязки, зашнуровать ботинки, второй раз надеть на нее платье, поскольку сама она, естественно, влезла в него задом наперед. Когда Мур закончил, все вроде бы выглядело пристойно, хотя ощущалось, что Дженет оделась не без посторонней помощи. Она повертелась перед зеркалом, критически себя осматривая. — Спасибо, ты ангел. Я выгляжу как девочка эпохи короля Эдуарда[Очевидно, Дженет имеет в виду стиль, господствовавший в эпоху Эдуарда Седьмого (1901— 1910)], а уж чувствую себя просто сказочной принцессой. — Скорее, — поторопил ее Мур, — мы опаздываем на завтрак. Он взял у Дженет яростно квакающую Юфимию, завернул ее плотнее в полотенце и положил в шкаф. — Веди себя тихо,— приказал он лягушке. — Я буду стараться изо всех сил, чтобы тебе поскорее вернули человеческий облик, так что, пожалуйста, успокойся! Он закрыл дверцу шкафа и для верности зажал ее сложенной страницей из записей Гвендолен. И все-таки слабое кваканье доносилось и оттуда: Юфимия явно не собиралась вести себя тихо. Впрочем, Мур ее не винил. — Боюсь, ей там плохо, — печально заметила Дженет, — Может, лучше вынуть ее из шкафа? Мур категорически возражал. Лягушка сохраняла большое сходство с Юфимией, и он был уверен, что Мэри узнает ее. Мур взял брыкавшуюся Дженет за локоть и повел ее в игровую комнату. — Вам что, надо обязательно нежиться в кровати до последней минуты? — сердито спросила Джулия. — Мне надоело дожидаться вас из вежливости. — Вообще-то, Эрик уже давно на ногах, — вступила в разговор Мэри, — так что ума не приложу, чем они там занимались. А Юфимия куда подевалась? — Мэри сегодня сама не своя, — отметил Роджер. Он моргнул, и ребята тотчас увидели сразу двух Мэри — одну настоящую, а другую бледную и призрачную. Дженет подпрыгнула: второе колдовство за одно утро! Ей было нелегко к этому привыкнуть. — Подозреваю, виновата опять Гвендолен, — промолвила Джулия, со значением поглядев на Дженет. Дженет готова была сквозь землю провалиться. Ведь Мур забыл предупредить ее о том, как сильно невзлюбила Джулия его сестру после случая со змеями. А когда на тебя со значением смотрит колдунья, это гораздо серьезнее, чем такой же взгляд обычного человека. Своим взглядом дочь Крестоманси отправила Дженет в противоположный конец комнаты. — Не делай этого, — попросил Мур, заслоняя собой «сестру». — Она сожалеет о своем поведении. — Неужели? — усомнилась Джулия, пытаясь снова сфокусировать свой взгляд на мнимой Гвендолен в обход Мура. — Ты действительно сожалеешь? — Да, мне очень жаль,— поспешно ответила Дженет, не имея ни малейшего представления, о чем идет речь. — Я совершенно переменилась. — Ну, это мы еще посмотрим, — недоверчиво произнесла Джулия. Тем не менее она перевела взгляд с Дженет на Мэри, принесшую традиционный поднос с хлебом, джемом и кувшином какао. Вдохнув запах горячего какао, Дженет переменилась в лице. Похоже, к этому напитку она относилась так же, как и ее предшественница. — Вот незадача — терпеть не могу какао, — огорчилась она. Мэри мученически закатила глаза: — Ох уж эти твои причуды! Что же ты раньше ничего не говорила? — А я... а все мои вкусы стали другими, — принялась сочинять Дженет. — Вместе с переменами в моем характере у меня полностью изменились предпочтения. Я... Может, у вас найдется хоть чуточку кофе? — Где? Под ковром он у меня припрятан, что ли? — рассердилась Мэри. — Ладно, пойду спрошу на кухне. Объясню им, что у тебя... прибавилось почтения. Мур обрадовался: оказывается, пить какао вовсе не обязательно. — А можно и мне кофе? — с надеждой обратился он к горничной, в то время как та направлялась к лифту, — Впрочем, я бы предпочел чай. — Ну почему вам надо капризничать именно сейчас, когда Юфимия куда-то запропастилась и бросила меня одну?! — взорвалась Мэри. — Да она же и так все равно ничего не делает, — утешил ее Мур. Горничная свирепо метнулась к переговорной трубе и потребовала кофейник кофе и чайник чаю. — Для Ее Величества и Его Милости, — добавила она. — Он, видите ли, только теперь понял, что не хочет какао. Господи, Нэнси, чего бы я только не отдала за то, чтобы здесь появился милый, нормальный ребенок! — Но я и есть милый, нормальный ребенок! — не сговариваясь, хором запротестовали Дженет и Мур. — Да и мы такие же... по крайней мере милые, — промурлыкала Джулия. — Ну разве же вы нормальные? — возмутилась Мэри, возясь с лифтом, — Вы же все, все четверо, — Чанты. Вот и скажите мне: разве Чант может быть нормальным? Дженет бросила вопросительный взгляд на Мура, но тот, похоже, смутился не меньше, чем она сама. — Я думала, ваша фамилия — Крестоманси, — смущенно обратилась она к Роджеру и Джулии. — Нет, это просто папочкин титул, — объяснила Джулия. — А ты вроде бы приходишься нам сестрой, двоюродной или троюродной, — добавил Роджер. — Вы что, не знали об этом? Я-то всегда считал, что именно поэтому папа поселил вас с нами. «Эх, и зачем он это сделал?» — вздохнул Мур, жуя свой завтрак. Глава десятая Мур ждал удобного момента. Когда мистер Сондерс позвал ребят на урок, он схватил Роджера за локоть и прошептал: — Слушай, Гвендолен превратила Юфимию в лягушку и... Тут сын Крестоманси чуть не захрюкал от хохота. Муру пришлось дождаться, пока он перестанет. — ...и не собирается возвращать ей человеческий облик. Может, ты попробуешь? Роджер пытался сосредоточиться, но смех то и дело душил его. — Не знаю. Она должна сказать тебе, какое заклинание использовала. А сам я не могу это выяснить, потому что еще не начал заниматься по углубленной программе... Ой, как смешно! — Он повалился на стол, давясь от хохота. Возникший на пороге мистер Сондерс напомнил мальчикам, что сейчас время уроков, поэтому шутки им лучше отложить на потом. Пришлось подчиниться и перейти в класс. Само собой, Дженет по ошибке уселась за парту Мура. Он быстро и незаметно пересадил ее на место Гвендолен, продолжая ломать голову над тем, какое заклинание могла использовать его непредсказуемая сестрица. То утро показалось Муру самым тягостным в его жизни. Он забыл предупредить Дженет, что Гвендолен не разбиралась ни в чем, кроме колдовства. А Дженет, как мальчик и подозревал, знала кучу разных вещей, но все ее знания были из другого — ее — мира. Единственное, в чем тот мир совпадал с этим, — самая элементарная арифметика. Но тем утром мистер Сондерс решил проверить уровень познаний Дженет в области истории, Мур, получивший задание написать сочинение, искоса наблюдал за тем, как Дженет все больше впадает в панику. — Генрих Пятый? Неправильный ответ! — рявкнул учитель. — Во времена битвы при Азенкуре страной правил Ричард Второй![Еще одно подтверждение того, что Дженет пришла из нашего мира. ее представления об истории во многом соответствуют нашим. Во времена битвы при Азенкуре (1415) Англией правил Генрих Пятый (1413—1422), а Ричард Второй царствовал гораздо раньше — с 1377 по 1399 г. К тому же битва при Азенкуре ознаменовалась славной победой англичан и сокрушительным поражением французов]. Назови-ка мне его главное магическое достижение. — Он разбил французов, — предположила Дженет и, несмотря на возмущенный взгляд мистера Сондерса, продолжила: — Да, так и было. Французы, облаченные в тяжелые латы, увязли в трясине, а англичане спаслись, поскольку король надоумил их надеть шерстяную одежду. К тому же он наверняка заколдовал оружие своих лучников, чтобы они стреляли без промаха. — Так кто же, на твой взгляд, одержал победу при Азенкуре? — Конечно англичане. Для мира Дженет победа англичан при Азенкуре была неоспоримой истиной, но девочка начинала понимать, что в этом мире все наоборот. — Нет, нет, нет! Победили французы! — схватившись за голову, закричал мистер Сондерс. — Ты что же, совсем ничего не знаешь? Дженет едва не разревелась. Мур в ужасе замер. Похоже, девочка могла в любую секунду потерять над собой контроль и признаться учителю, что она не Гвендолен. В отличие от Мура у нее ведь не было причин это скрывать. — Гвендолен никогда ничего не знает, — громко произнес Мур, надеясь, что Дженет поймет намек. К счастью, она поняла и с облегчением вздохнула. — Да я и не питаю особых иллюзий, — с иронией откликнулся мистер Сондерс. — И все-таки мне бы очень хотелось отыскать внутри этой кукольной головки хоть чуточку серого вещества. Между тем Дженет окончательно пришла в себя и даже решила пошутить с учителем: — Может быть, вам хочется вскрыть мою черепную коробку и проверить? — Смотри, как бы я не поймал тебя на слове! — предупредил мистер Сондерс. С притворно-страдальческим видом он прикрыл глаза одной рукой, а другой замахал на Дженет. Ей это показалось очень забавным, и она от души рассмеялась. Такая реакция была настолько не свойственна Гвендолен, что мистер Сондерс убрал руку с глаз и с подозрением посмотрел на Дженет: — Что это с тобой? — Да ничего, — виновато пробормотала девочка. Учитель недоверчиво хмыкнул, и Дженет с Муром снова почувствовали себя не в своей тарелке. Наконец появилась долгожданная Мэри с молоком и печеньем, причем вид у нее был не на шутку торжественный. А на подносе, прямо за чашкой кофе для мистера Сондерса, громоздилось нечто большое, коричневое, мокрое, пучеглазое... Мур почувствовал, как его душа уходит даже не в пятки, а куда-то еще ниже, скажем в подвалы Замка. Взглянув на Дженет, он понял, что с девочкой происходит то же самое. — Это еще что такое? — удивился учитель. — Еще одно доброе дело Гвендолен, — мрачно пояснила Мэри. — Это Юфимия. Взгляните на ее физиономию. Мистер Сондерс наклонился над подносом и в течение минуты рассматривал лягушку. Затем он вихрем бросился к Дженет, едва не столкнув ее со стула. — Так вот над чем ты смеялась! — гаркнул он. — Я этого не, делала! — отчаянно крикнула она. — Юфимия была в комнате Гвендолен. Ее заперли в шкафу, и бедняжка квакала, как сумасшедшая, — сообщила Мэри. — Думаю, без Крестоманси здесь не обойтись, — произнес мистер Сондерс и шагнул к двери. Но не успел он взяться за ручку, как дверь открылась сама собой и на пороге возник хозяин Замка. Бодрый и деловитый, он держал в руке какие-то бумаги. — Майкл, надеюсь, у тебя найдется для меня минутка... — начал было Крестоманси, но осекся, заметив выражение лица мистера Сондерса. — Что-то произошло? — Сэр, посмотрите, пожалуйста, на эту лягушку, — обратилась к хозяину Мэри. — Я нашла ее у Гвендолен в шкафу. В то утро на Крестоманси был безупречный серый костюм в нежно-сиреневую полоску. Придерживая рукой сиреневый шелковый галстук, волшебник наклонился, чтобы хорошенько оглядеть лягушку. Юфимия с мольбой подняла на хозяина выпученные глаза. На мгновение воцарилась мертвая тишина. Мур ни за что бы не согласился снова пережить ту минуту. — Боже правый, — проговорил Крестоманси с тем же спокойствием, с каким мороз рисует на окне узоры. — Это Юджиния. — Юфимия, папочка, — поправила его Джулия. Да, да, конечно же, Юфимия. Так кто это сделал? Мур никак не мог понять, почему от такого спокойного, сдержанного голоса волосы встают дыбом. — Гвендолен, сэр, — поспешила доложить Мэри. Но Крестоманси покачал гладко причесанной головой: — Конечно, от худой славы вдруг не отделаешься, но Гвендолен никак не могла этого сделать, поскольку вчера вечером Майкл отобрал у нее колдовской дар. — Ой, как же я не сообразил! — воскликнул мистер Сондерс, заметно покраснев. — И все-таки — кто же? Опять воцарилось гробовое молчание. Муру показалось, что оно длится целую вечность. Потом Джулия, улыбнувшись, начала барабанить пальцами по столу и устремила испытующий взгляд на мнимую Гвендолен. Заметив это, Дженет подпрыгнула на стуле и с шумом вдохнула воздух. Мур запаниковал: в любую минуту девочка могла выложить всю правду о поступке его сестры. Мальчик чувствовал, что должен остановить ее любой ценой. — Это сделал я, — громко и отчетливо произнес он. Муру пришлось выдержать тяжелые взгляды окружающих. Джулия смотрела на него с неприязнью, Роджер — удивленно, мистер Сондерс — свирепо, а Мэри так, как будто он сам был лягушкой. Но, что хуже всего, Крестоманси одарил его вежливо-недоверчивым взглядом: — Прошу прощения, Эрик, значит, это сделал ты? Глаза Мура как-то странно увлажнились и затуманились, вероятно от страха. — Это была ошибка, — начал торопливо объяснять он. — Я пробовал одно заклинание... Я... я не ожидал, что оно сработает. А потом вошла Ю... Юфимия и пре... превратилась в лягушку. Вот и все... — Но тебе запрещено заниматься колдовством без присмотра, — заметил Крестоманси. — Да я знаю, — понуро ответил Мур. — Но я думал, что у меня все равно ничего не выйдет. А у меня получилось. — Что ж, тогда немедленно верни Юфимии человеческий облик. — Не могу... Не знаю как... — запинаясь, признался Мур. Крестоманси посмотрел на мальчика с такой язвительной вежливостью и таким недоверием, что тот готов был забраться под стол, если бы только посмел шевельнуться. — Отлично, — произнес хозяин Замка, выдержав паузу. — В таком случае я попросил бы Майкла разобраться с этим. Мэри протянула поднос мистеру Сондерсу. Учитель бережно взял Юфимию и перенес ее на стол. Лягушка взволнованно заквакала. — Потерпи немного, — успокоил ее Майкл. Сложив ладони домиком, он подержал их над головой Юфимии. Никаких изменений. В некотором смущении он начал бормотать какие-то заклинания. Снова никакого результата. Юфимия беспокойно вертела головой под его костлявыми пальцами, по-прежнему оставаясь лягушкой. Смущение мистера Сондерса сменилось полной растерянностью. — Очень странно. Какое же заклинание ты использовал, Эрик? — Я не помню. — Что ж, — рассудил учитель, — раз мне не удается подобрать заклинание, значит, придется тебе самому этим заняться. Подойди ко мне. Мур с мольбой взглянул на Крестоманси, но тот кивнул, очевидно уверенный в абсолютной правоте мистера Сондерса. Мальчик встал со своего места. Он почувствовал невероятную тяжесть в ногах, а его душа, по-видимому, прочно обосновалась в подвалах Замка. Неуверенной походкой он приблизился к столу. Юфимия отреагировала на появление мальчика так, что ни у кого не осталось сомнений в его вине: она совершила отчаянный прыжок со стола. Мистер Сондерс насилу поймал ее в воздухе и посадил на место. — Что я должен делать? — спросил Мур, и его дрожащий голос слегка напоминал кваканье Юфимии. Взяв мальчика за левое запястье, учитель положил его руку на склизкую спину Юфимии. — А теперь сними с нее заклятие, — скомандовал он. — Я... я... — заикался Мур. Однако он все-таки решил хотя бы изобразить старание. — Сейчас ты перестанешь быть лягушкой и снова превратишься в Юфимию, — выпалил он, боясь представить, что его ждет, если Юфимия не послушается. Но, к величайшему изумлению мальчика, она подчинилась. Когда коричневый комок начал расти, Мур украдкой взглянул на мистера Сондерса, и, кажется, по лицу учителя скользнула еле заметная улыбка. В следующее мгновение Юфимия целая и невредимая, уже сидела на краю стола. Ее коричневое платье слегка помялось, но ничего лягушачьего в ней уже не было. — Никогда бы не подумала, что это ты! — крикнула она Муру, закрыла лицо руками и зарыдала. Крестоманси, подошел к ней и обнял за плечи. — Ну, полно, полно, милочка. Представляю себе, какой ужас ты пережила. Думаю, тебе следует прилечь, — И он вывел плачущую Юфимию из комнаты. Дженет изумленно присвистнула. Мэри угрюмо подала молоко и печенье. Мур совсем не хотел есть, поскольку до сих пор еще не пришел в себя. Дженет отказалась от печенья. — Мне кажется, от здешней еды легко располнеть, — необдуманно заметила она. Джулия восприняла это как личное оскорбление. В отместку она тут же извлекла носовой платок и завязала на нем узел. В результате стакан с молоком выскользнул из пальцев Дженет и разбился. Молоко растеклось по щербатому полу. — Убери за собой, — потребовал мистер Сондерс,— а потом уходи отсюда и прихвати с собой Эрика. Я сыт вами по горло. А Джулию и Роджера попрошу достать учебники по волшебству. Мур и Дженет отправились в сад, где почувствовали себя в большей безопасности. Они бродили по лужайке, с трудом приходя в себя после волнений того утра. — Мур, — взволнованно начала Дженет,— боюсь, что это будет тебя раздражать, но я не вижу другого выхода. Мне придется прилипнуть к тебе как банный лист и не отходить ни на шаг, пока я не пойму, как нужно себя вести. Сегодня утром ты дважды спас мою шкуру. Я ведь едва не померла, когда горничная принесла лягушку. Ну, думаю, плохи наши дела, а тут вдруг ты смог расколдовать ее! Я и не знала, что ты тоже колдун... то есть маг, да? Или ты вообще чародей? — Нет, — возразил Мур, — я ни то, ни другое, ни третье. Все это — дело рук мистера Сондерса. Он, верно, хотел проучить меня. — Но Джулия — колдунья, правда? Я ведь ей ничего не сделала, а она сразу меня возненавидела. То есть, я имею в виду, неужели она настолько ненавидит Гвендолен? Мальчик рассказал ей про змей. — В таком случае я не держу на Джулию зла. Но, согласись, мне нелегко думать о том, что она сейчас совершенствуется в своих магических познаниях, а я не знаю даже самого ничтожного заклинания, которое могло бы меня защитить. Может, в Замке найдется какой-нибудь самоучитель по карате? — Вряд ли, — усомнился Мур, слышавший слово «карате» впервые в жизни. — Ну ладно, — переменила тему Дженет. — А Крестоманси одет просто потрясающе, правда? — Посмотрела бы ты на него в шлафроке! — засмеялся Мур. — Надеюсь, мне это еще предстоит. Вероятно, это незабываемое зрелище. А почему его так боятся? — Трудно объяснить. Просто он — это он. — Да, ты прав. Когда он узнал в лягушке Юфимию и стал таким вежливо-удивленным, у меня и мурашки по спине побежали, и мороз по коже. Я ни за что не признаюсь ему, что я не Гвендолен, — даже под самыми изощренными современными пытками. Поэтому-то мне и придется ходить за тобой как тень. Тебя это не очень злит? — Вовсе нет. На самом деле Муру отнюдь не светило общаться с Дженет с утра до ночи. «Может, она еще попросит, чтобы я таскал ее на закорках?» — с досадой подумал он. А еще он огорчался из-за того, что возвел на себя напраслину в истории с Юфимией, Чтобы отвлечься, Мур повел Дженет к развалинам древесного домика. Она была совершенно очарована лесным прибежищем и тут же стала взбираться по стволу конского каштана. Мур почувствовал себя пассажиром, чье место в вагоне оказалось занято. — Осторожно, — еле скрывая раздражение, предупредил он Дженет. Тут же у верхушки дерева раздался треск. — Проклятье! — крикнула девочка. — Очень глупо лазить по деревьям в такой одежде! — А шить ты умеешь? — спросил Мур, тоже взбираясь на каштан. — Презираю это занятие как тяжелую обузу, взваленную на женщин. Но вообще-то умею, да и выбора у меня нет — порвались обе дурацкие нижние юбки. Дженет осторожно наступила ногой на остатки древесного домика. Действительно, у нее из-под подола свисали разноцветные оборки, оторвавшиеся от нижних юбок. — А отсюда отлично видно деревню. Смотри-ка, тележка мясника сворачивает к Замку. Мур забрался на ту же «смотровую площадку», и они стали вместе наблюдать за тележкой, которую тащила серая в яблоках лошадь. — А машин у вас вообще нет? — поинтересовалась Дженет. — В нашем мире они есть у всех. — У нас тоже есть — у богатых людей, — пояснил мальчик. — Когда мы прибыли на поезде, Крестоманси распорядился, чтобы нас встретили на его автомобиле. — Электричество я тоже здесь видела, но все остальное кажется очень старомодным в сравнении с моим миром. Полагаю, здешние люди добывают необходимое с помощью колдовства. Есть ли у вас фабрики, грампластинки, высотные дома, телевидение, самолеты? — А что такое «самолеты»? — спросил Мур. Обо всех прочих перечисленных ею вещах он тоже не имел представления да и, признаться, не горел желанием узнать о них. Дженет заметила это и решила сменить тему. Оглядевшись вокруг, девочка заметила, что ветви конского каштана усыпаны большими зелеными плодами. Похоже, они почти созрели: листья уже начали подсыхать. Дженет подобралась к концу ветки и попыталась дотянуться до ближайших каштанов. Увы, они висели где-то в дюйме от кончиков ее пальцев, но все же она не смогла их достать. — Вот противные! — огорчилась Дженет. — Кажется, они почти созрели. —— Нет, это только так кажется, — возразил Мур. — Жалко, правда? Он отыскал дощечку в развалинах древесного домика и попробовал сбить каштаны. Хотя ему не удалось попасть по плодам, он все-таки встряхнул ветки. Штук десять плодов сорвались с дерева и шлепнулись на землю. — И ты считаешь их незрелыми? — тторжествующе воскликнула Дженет. Наклонившись, Мур увидел блестящие коричневые плоды, выглядывающие из лопнувшей зеленой кожуры. Радостно крикнув: «Ура!!!» — он с обезьяньим проворством соскользнул с дерева. Дженет ринулась за ним, не обращая внимания на запутавшиеся в волосах веточки. Ребята стали жадно собирать каштаны — чудесные плоды с пупырышками, напоминающими контуры на географической карте. — Шпильку! — застонала Дженет. — Полцарства за шпильку! Мы сможем нанизать каштаны на мои шнурки. — Вот она! Шпилька, вероятно выпавшая из древесного домика, лежала на земле слева от Мура. Ребята принялись протыкать каштаны и нанизывать их на шнурки ботинок Дженет (вернее, ботинок Гвендолен — не самых лучших). К счастью, правила игры «который крепче»[В этой игре одним конским каштаном, нанизанным на веревочку, бьют по другим] оказались общими для обоих миров. Дженет с Муром отправились во французский парк, где устроили королевскую битву на одной из усыпанных гравием дорожек. — Мой! Мой победил! Семь — ноль в мою пользу! — ликовала девочка, ловко расколов последний каштан Мура. В этот момент ребята услышали женский смех: оказывается, вышедшая из-за угла Милли стояла возле тисов и наблюдала за ними. — Знаете, я и не думала, что конские каштаны уже созрели. Впрочем, лето было прекрасное. Дженет в панике взглянула на Милли. Она понятия не имела о том, кто эта пышная дама в красивом шелковом платье с цветами. — Здравствуйте, Милли, — отчетливо произнес Мур. Нельзя сказать, чтобы его подсказка сильно помогла Дженет. Милли улыбнулась и что-то извлекла из своей сумочки. — Думаю, эти три вещи могут понадобиться Гвендолен, — пояснила она, протягивая Дженет две булавки и пакетик шнурков. — Нужно всегда быть наготове. — С... спасибо, — заикаясь, поблагодарила девочка. Она испытывала крайнюю неловкость из-за болтающихся на ногах ботинок, прутиков в волосах и волочащихся по земле обрывков нижней юбки. Но незнание того, кто такая Милли, смущало ее еще больше. От Мура ее переживания не скрылись. Мур уже знал, что Дженет из тех, кто не может успокоиться, пока не найдет всему объяснения. — Думаю, Роджеру и Джулии очень повезло с такой мамой, как вы,— льстиво произнес Мур. Милли просияла, а Дженет облегченно вздохнула. Мур почувствовал неловкость: он действительно так думал, но никогда бы не посмел сказать это вслух, если бы не желание помочь Дженет. Выяснив, что Милли — жена Крестоманси, Дженет загорелась желанием узнать о семье как можно больше.. — Милли, а родители Мура тоже были двоюродными братом и сестрой, как... В общем, это правда? И кем Мур приходится вам? — Такие вопросы обычно задают, когда хотят узнать, насколько ты умен, — заметила Милли. — У меня нет ответа, Гвендолен. Понимаешь ли, вы с Эриком — родственники моего мужа, а я мало знаю о его семье. Боюсь, только Крестоманси сможет ответить на твои вопросы. Как это уже случалось раньше, Крестоманси тут же возник у ворот сада, Милли поспешила к нему, шурша платьем. — Милый, ты нам просто необходим. Дженет, пытавшаяся заколоть нижние юбки, взглянула на Крестоманси и быстро опустила взгляд на дорожку, как будто ее внезапно заинтересовали камни и песок. — Это очень просто, — произнес Крестоманси, когда Милли изложила ему суть вопроса. — Мы с Фрэнком Чантом — двоюродные братья, а Кэролайн Чант — наша двоюродная сестра. Когда Фрэнк и Кэролайн решили пожениться, моя семья устроила скандал, и мои старомодные дяди оставили их без единого шиллинга. Дело в том, что двоюродным братьям и сестрам не следует жениться, особенно если в роду есть колдуны. Впрочем, оставлять их без гроша все равно не стоит. — Он добродушно посмотрел на Мура и продолжил: — Я ответил на твой вопрос? Мальчик почувствовал себя в шкуре Гвендолен. Его смущала и раздражала манера Крестоманси держаться дружелюбно в тех случаях, когда следовало бы рвать и метать. — Как там Юфимия? — спросил Мур волшебника, И напрасно: улыбка Крестоманси погасла, как лампочка. — Ей уже лучше. Ты, я вижу, так трогательно заботишься о Юфимии. Уж не поэтому ли ты спрятал ее в шкафу? — Дорогой мой, не будь таким грозным, — попросила Милли, беря мужа под руку. — Это была случайность, и теперь все позади. Она повела его к выходу из сада, но, уже почти скрывшись за тисами, Крестоманси обернулся и поглядел на Мура и Дженет, Взгляд его был, по обыкновению, рассеянным, но далеко не дружеским. — Тысяча поросячьих пятачков! Триста ежиных брюшек! — прошептала Дженет. — Скоро я не решусь здесь и шагу ступить... Она закончила возиться с нижней юбкой. Когда Милли и Крестоманси совсем скрылись из виду, Дженет заметила: — А Милли очень славная... просто душка. Но он... Мур, а если Крестоманси — могучий кудесник? — Не думаю. С чего ты взяла? — Ну хотя бы то чувство, которое он у нас вызывает,.. — У меня он ничего такого не вызывает. Я просто боюсь его. — Я об этом и говорю. Ты, видимо, уже привык, поскольку всю жизнь живешь бок о бок с колдунами. А я чувствую — все не так просто. Ты заметил, что Крестоманси мгновенно возникает, стоит только кому-нибудь его позвать? Сегодня он дважды появлялся таким образом. — Это могло произойти случайно. Нельзя основывать свои теории на случайностях. — Должна признать, он хорошо выдает свои появления за случайные. Входит, как будто ему нужно что-то другое, но на самом деле... — Ох, замолчи! Ты ведешь себя не лучше Гвендолен, — рассердился Мур. — Она и на секунду не могла о нем забыть. Дженет топнула правой ногой: — Я не Гвендолен! Я даже на нее не похожа. Заруби себе на носу! Мур расхохотался. — Что тут смешного? — Гвендолен тоже всегда топает ногами, когда злится. — Да ну тебя... Глава одиннадцатая Пока Дженет зашнуровывала ботинки, Мур сообразил, что уже пришло время обеда. Ребята поспешили к потайной двери. Они были уже близко, как вдруг откуда-то из-за рододендронов послышался хриплый мужской голос: — Юная леди, можно вас на минутку? Дженет с тревогой взглянула на Мура, и оба поспешили к двери. Голос им очень не понравился. Рододендроны угрожающе зашелестели и раздвинулись, пропуская пожилого толстяка в грязном плаще. Не успели ребята прийти в себя от удивления, как мужчина уже отрезал им путь к бегству. Он с упреком смотрел на них красными глазами с отвисшими веками, а его тяжелое дыхание отдавало пивом. — Здравствуйте, мистер Баслам, — прозвучала очередная подсказка Мура. — Вы что же, не слышали меня, юная леди? — настаивал торговец. Дженет была заметно напугана, но отвечала очень спокойно, совсем как Гвендолен: — Я слышала голос, но решила, что это дерево заговорило. — Дерево заговорило? — возмутился мистер Баслам. — После всех тех неприятностей, в которые вы меня втравили, вы принимаете меня за дерево? Да я купил этому проклятому мяснику целых три пинты горького пива, чтобы он привез меня сюда в своей идиотской тележке, и у меня от тряски по ухабам все тело ноет! — Что вам нужно? — нетерпеливо спросила Дженет. — Сейчас узнаете. Толстяк расстегнул плащ и стал неспешно исследовать карманы своих мешковатых брюк. — Нам пора обедать, — поторопил его Мур. — Всему свое время, юный джентльмен, всему свое время... Ага, вот они. На землистой ладони торговца что-то поблескивало. — Серьги моей матери! — воскликнул Мур, снова вводя Дженет в курс дела. — Откуда они у вас? — Сестрица твоя дала их мне в уплату за драконью кровь,— объяснил мистер Баслам. — Я вам поверил, юная леди, а вы меня обманули. — В чем дело? — не поняла Дженет. — Они ведь вроде бы... я хочу сказать, они действительно с настоящими бриллиантами. — Истинная правда, — кивнул толстяк. — Но разве вы говорили мне, что они заколдованные? Нет, не помню такого. Между тем, скажу я вам, на них наложено очень сильное заклятие, и они не могут перейти к другому владельцу. Заклятье это ужасно шумное. Я за всю ночь глаз не сомкнул — все слушал, как эти проклятые побрякушки орут из ящика с кроличьим чучелом: «Я принадлежу Кэролайн Чант». Вот и пришлось мне встать ни свет ни заря, завернуть их в одеяло потолще, чтобы кой-кому показать. Так вот, юная леди, тот человек побоялся к ним прикоснуться. Сказал, что, дескать, и пальцем не дотронется до вещи, кричащей фамилию Чант. Заберите-ка их у меня — от греха подальше — и отдайте мне мои пятьдесят пять монет. — Мне очень жаль, — выдавила из себя ошарашенная Дженет. — Я правда ничего не знала. Но, боюсь, у меня ничего другого нет, и денег тоже нет. Нельзя ли как-то снять заклятие? — Кто же пойдет на такой риск? Это заклятие, скажу я вам, очень сильное. — А почему они теперь не кричат? — спросил сообразительный Мур. — Да за кого же вы меня принимаете? — обиделся мистер Баслам. — Думали, я согласен трястись по ухабам, спрятавшись между бараньими тушами, и при этом верещать: «Я принадлежу мисс Чант». Нет уж, благодарю покорно. Человек этот мой иногда помогает мне заклинаниями — в кредит. Но тут он сказал: «Я могу снять это заклятие только на час или около того. Очень уж оно сильное. А если хочешь насовсем от него избавиться, то отнеси серьги к волшебнику. Правда, обойдется это тебе во столько же, сколько сами побрякушки, а уж расспросов будет...» Так-то, юная леди. Волшебники — люди важные. Вот и сижу я тут в треклятых кустах, чуть от страха не помираю — вдруг заклятие опять заработает, а вы мне рассказываете про то, что у вас ничего нет! Нет уж, берите их назад и платите по счету. Дженет с тревогой взглянула на Мура. Он вздохнул и, порывшись в карманах, нашел свое единственное достояние: полкроны. Но мистер Баслам шарахнулся от протянутой монеты, как побитый сенбернар. — Я прошу у вас пятьдесят пять фунтов, а вы предлагаете мне полкроны? — обиделся он. — Сынок, ты шутки шутить со мной вздумал? — Но больше у нас нет ни пенни, — объяснил Мур, — во всяком случае сейчас. Каждый из нас получает по кроне раз в неделю. Если мы будем возвращать вам долг с этих денег, то расплатимся с вами... — Он стал в спешке подсчитывать: десять шиллингов в неделю, пятьдесят две недели в году, двадцать шесть фунтов в год. — Расплатимся с вами всего через два года, — закончил он. Очень нелегко прожить два года совсем без карманных денег. И все-таки мистер Баслам достал для Гвендолен драконью кровь, а значит, по справедливости полагалось с ним расплатиться. Но торговец обиделся еще больше. Отвернувшись от Мура и мрачно косясь на стены Замка, он воззвал к Дженет: — Живете в таком месте и не стесняетесь утверждать, что имеете всего десять шиллингов в неделю? Не дурите мне голову, юная леди! Да если вы только захотите, сможете столько здесь огрести... — Но мы правда не можем, — запротестовал мальчик. — А вы попробуйте, юный джентльмен. Я ведь не грабитель какой — всего-то прошу у вас сперва заплатить мне двадцать шесть фунтов, да десять процентов от всей суммы, да еще компенсацию за то, что мне пришлось просить моего человека снять с побрякушек заклятие. Чего тут трудного-то? — Вы прекрасно знаете, что денег у нас нет! — рассвирепела Дженет. — Можете оставить сережки у себя — надеюсь, они украсят кроличье чучело! Мистер Баслам тоскливо посмотрел на нее. В тот же момент тонкий, протяжный звук послышался из ладони торговца, сжимавшей драгоценности. Разобрать слова было нелегко, но даже сам звук подтвердил слова мистера Баслама. Взгляд толстяка сразу же стал менее жалобным. Теперь торговец напоминал уже не побитого сенбернара, а бладхаунда, напавшего на след. Он выпустил серьги из толстого кулака, и они, звякнув, упали на дорожку. — Пусть лежат тут, — торжествующе провозгласил он. — Берите, если сможете. Осмелюсь напомнить вам, юная леди, что торговля драконьей кровью незаконна и запрещена. Я сделал вам одолжение. Вы меня надули. Теперь я требую двадцать фунтов к следующей среде. Времени достаточно. Если же я не получу моих денег, то в среду вечером Крестоманси узнает о драконьей крови. А если он узнает, то я бы не хотел быть на вашем месте, юная леди, даже за двадцать тысяч фунтов и титул Папы Римского в придачу. Ясно ли я выразился? «Яснее некуда», — подумал Мур, лихорадочно ища выход из ситуации. — А если мы вернем вам драконью кровь? — срывающимся голосом спросил мальчик. — Эх, сынок, ну зачем она мне? Я ведь не колдун, а всего лишь бедный торговец. Никому в округе драконья кровь не нужна. Так что готовьте денежки. Не забудьте — двадцать монет к следующей среде! Мистер Баслам одарил детей прощальным собачьим кивком — щеки и веки затряслись, как у бладхаунда, и звучно шлепнулись друг о друга — и исчез за кустами рододендрона. Еще какое-то время до Мура и Дженет доносились осторожное шуршание и с трудом сдерживаемое пыхтение. — Какой мерзкий старикан! — зашептала Дженет. — Будь я и вправду Гвендолен, то превратила бы его в уховертку с четырьмя головами! Брр! Девочка нагнулась и подобрала сережки. В ту же секунду в воздухе зазвенели высокие, протяжные голоса: — Я принадлежу Кэролайн Чант! Я принадлежу Кэролайн Чант! — Ой, мамочки! — ужаснулась Дженет. — Они знают. — Дай-ка их мне,— попросил Мур, — пока никто не услышал. Девочка протянула ему сережки, и голоса мгновенно смолкли. — Мур, я никак не привыкну ко всей этой магии. Что же мне делать? Как я смогу заплатить жуткому дядьке? — Можно попробовать что-нибудь продать, — предложил Мур. — В деревне есть лавка старьевщика. Ладно, пошли — мы должны успеть на обед. Ребята поспешили в игровую комнату. К тому моменту Мэри уже наполнила их тарелки мясной похлебкой с клецками. — Гляди-ка,— воскликнула Дженет, пытаясь хоть как-то отвлечься, — сытный жирный обед. Вот здорово! Мэри одарила опоздавших долгим взглядом и вышла из комнаты, не говоря ни слова. Джулия посмотрела на них столь же неприязненно. Когда Дженет заняла свое место, Джулия извлекла из— под манжеты носовой платок, на котором уже был завязан узел, и расправила его на коленях. Ничего не подозревающая Дженет подцепила клецку вилкой. Вилка застряла. Клецка оказалась белым камнем, плавающим с двумя другими в грязной жиже. Дженет аккуратно положила вилку и нож крест-накрест на тарелку. Девочка пыталась держать себя в руках, но на мгновение утратила самообладание и стала такой же свирепой, как Гвендолен. — Вообще-то я голодна, — гневно произнесла она. — Какая жалость! — с улыбкой промурлыкала Джулия. — И у тебя даже нет колдовского дара, чтобы защититься, не так ли? Она завязала на платке еще один узелок. — Ой, что это у тебя на голове, Гвендолен? — поинтересовалась Джулия, затягивая узел потуже. Действительно, веточки в волосах Дженет зашевелились и начали падать на юбку и на стол. Оказывается, они превратились в жирных полосатых гусениц. К счастью, Дженет не боялась копошащихся тварей — в этом она тоже походила на Гвендолен. Аккуратно собрав гусениц, она кучкой сложила их перед Джулией. — Не позвать ли мне твоего отца? — спросила Дженет обидчицу. — Ой, не будь ябедой,— сказал Роджер. — А ты, Джулия, оставь ее в покое. — Ну вот еще! Пусть сидит без обеда. Встреча с мистером Басламом отбила у Мура аппетит. Он забрал у Дженет тарелку и, несмотря на протесты девочки, отдал ей свою. Однако, едва тарелка с грязью оказалась перед Муром, жижа снова превратилась в горячую похлебку. Кстати, шевелящаяся куча гусениц тоже стала всего лишь горкой прутиков. Джулия обернулась к Муру, скорчив недовольную рожицу: — Не вмешивайся. Ты меня раздражаешь: она обращается с тобой как с рабом, а ты и рад ей прислуживать. — Но я просто поменял тарелки,— растерянно возразил Мур. — Ничего не понимаю... — Может, это Майкл? – предположил Роджер. — А может, это ты? — покосилась на него Джулия. Роджер спокойно покачал головой. Сестра не очень-то ему поверила. — Что ж, — с расстановкой проговорила она, — если я опять останусь без джема, Гвендолен узнает об этом первой. А ты, Мур, смотри супом не подавись. Во время послеобеденных занятий Мур никак не мог сосредоточиться на теме урока. Ему приходилось неотрывно следить за Дженет, и вот почему: она решила на всякий случай изображать из себя круглую дуру — ведь, по ее представлениям, Гвендолен была глуповата. При этом Дженет переигрывала — таблицу умножения знала даже Гвендолен. А еще Муру приходилось следить за Джулией: вдруг она снова начнет завязывать узлы на своем платке, когда мистер Сондерс повернется спиной? Но та не посмела заняться этим на уроке. Однако главной заботой Мура оставались двадцать фунтов, которые было необходимо найти к следующей среде. Он боялся и думать о том, что может случиться, если они не заплатят мистеру Басламу. Конечно же им придется раскрыть секрет Дженет, но это еще полбеды. Мур представил себе безжалостный взгляд Крестоманси и его слова звучащие как приговор: «Эрик, ты ходил вместе с Гвендолен в деревню, чтобы купить драконьей крови? А ведь ты знал, что это незаконно. И ты выгораживал Гвендолен, заставляя Дженет выдавать себя за нее, не так ли? Ты, Эрик, трогательно заботлив». Одна только мысль о разоблачении привела Мура в ужас. Но взять денег ему было негде. Не мог же он нести на продажу серьги, кричащие о том, что принадлежат другому человеку? Если бы он обратился к мэру Вулверкоута с просьбой выдать ему двадцать фунтов из фонда, мэр наверняка поинтересовался бы у Крестоманси, зачем мальчику эти деньги. И тогда Крестоманси, безжалостно посмотрев, спросил бы: «Так ты, Эрик, ходил вместе с Гвендолен в деревню, чтобы купить драконьей крови?» Итак, спасения нет. — Эрик, ты хорошо себя чувствуешь? — уже не в первый раз поинтересовался мистер Сондерс. — Да-да, — рассеянно отвечал мальчик. Он был вполне уверен, что три неразрешимые проблемы еще не дают ему права считаться больным, хотя чувствовал себя прескверно. — Поиграем в солдатики? — предложил Роджер после занятий. Мур был бы не прочь, но не решался оставить Дженет одну. — Спасибо, но у меня другие дела, — вежливо отказался он. — Наверное, опять с Гвендолен? По-моему, все уже считают тебя ее левой ногой или чем-то в этом роде, — вяло поддразнил его Роджер. Муру стало обидно. Эх, знал бы Роджер, что на самом деле Дженет без левой ноги еще как-то бы обошлась, а вот без Мура ей пришлось бы совсем худо. Следуя за Дженет в комнату сестры, мальчик в очередной раз затосковал по Гвендолен. Вбежав в комнату, Дженет принялась лихорадочно сгребать вещи: волшебные книги Гвендолен, безделушки с каминной полки, позолоченную щетку для волос и ручное зеркальце с туалетного столика, кувшин с прикроватной тумбочки и часть полотенец из ванной. — Что ты делаешь? — спросил Мур. — Ищу вещи на продажу. А ты готов от чего-нибудь избавиться? Не смотри на меня так. Да, в сущности, это воровство, но при мысли об ужасном мистере Бисто и его возможном походе к Крестоманси меня охватывает такое отчаяние, что мне уже все равно. Дженет подскочила к шкафу и стала перебирать одежду на вешалках. — О, вижу отличное пальто! — обрадовалась она. — Оно понадобится тебе в воскресенье, если похолодает, — уныло напомнил ей Мур. — Ладно, пойду посмотрю, не найдется ли у меня чего. Но обещай, что не выйдешь отсюда, пока я не вернусь. — Обижаешь, хозяин, я и шагу без тебя не ступлю, — отшутилась Дженет. — только возвращайся скорее! В комнате Мура вещей и предметов было меньше, но он взял все, что смог найти, да еще большую губку из ванной. Он ощущал себя преступником. Они с Дженет завернули вещи в два полотенца и стали спускаться вниз по лестнице со своими звякающими баулами, каждую минуту опасаясь встречи с хозяевами. — Чувствую себя грабителем с добычей, — прошептала Дженет. — Того и гляди, кто-нибудь направит мне в лицо свет фонарика, и тут же нагрянет полиция. Кстати, полиция у вас есть? — Да. Тише, прошу тебя. Впрочем, у потайной двери, по обыкновению, не было ни души. Мур и Дженет на цыпочках пробрались по сияющему коридору и выглянули наружу. Возле рододендронов они тоже никого не приметили. Что ж, если кусты спрятали мистера Баслама, почему бы и детям не воспользоваться этим укрытием? Но едва они отошли от двери примерно на три шага, как мощный хор грянул оглушительную песню. Дженет и Мур так и подпрыгнули от неожиданности и ужаса. «Мы принадлежим Замку Крестоманси! Мы принадлежим Замку Крестоманси!» — пели не менее сорока голосов, низких и высоких, а главное, очень громких. Шум был просто чудовищный. Мур и Дженет мгновенно сообразили, что хор спрятан в их баулах. — Проклятые штуковины! — едва не сорвалась на крик Дженет. Ребята бросились обратно в Замок, оглушенные сорока обезумевшими голосами. Дверь им открыла мисс Веникc. Высокая, худая, облаченная в пурпурное платье, она ждала, пока они войдут. Дженет и Муру ничего не оставалось делать, кроме как с виноватым видом пробраться мимо нее в коридор, сложить свои мгновенно притихшие баулы на пол и приготовиться к худшему. — Мои милые, какой чудовищный шум! — подивилась мисс Веникc. — Я не слышала ничего подобного с тех пор, как один глупый колдун пытался нас ограбить. Чем вы занимались? Дженет понятия не имела, кто эта чинная дама в пурпурном, и от страха и смущения у девочки буквально отнялся язык. Пришлось Муру отдуваться за двоих. — Мы хотели поиграть в древесном домике, поэтому нам нужна была кое-какая утварь, — соврал Мур и сам удивился, как правдоподобно это прозвучало. — Что же вы мне-то не сказали, глупенькие? — всплеснула руками мисс Веникc. — Я подыскала бы вам то, что можно выносить из Замка. Скорее отнесите все это на место, а я подыщу для вас какие-нибудь другие славные вещицы. В крайнем огорчении ребята потащились в комнату Дженет. — Меня повсюду подстерегает волшебство. Я никак не привыкну, — простонала Дженет. — Мне от всего этого дурно. Кто эта длинная пурпурная дама? Бьюсь об заклад, она чародейка. — Мисс Веникc, экономка. — Думаешь, мы сможем выручить двадцать монет за те чудесные ненужные вещи, которые она собирается нам предложить? Обоих мучили тревожные предчувствия. Уже прозвенел гонг на ужин, а ребята ни на шаг не приблизились к решению проблемы. Мур предупредил Дженет о том, что представляет собой вечерняя трапеза. Девочка пообещала не подпрыгивать от неожиданности, когда у нее из-за плеча выплывает серебряное блюдо, и поклялась не пытаться беседовать с мистером Сондерсом о статуях. Она также заверила Мура в том, что ее не смущают разговоры Бернарда об акциях. С облегчением вздохнув, Мур не только помог Дженет одеться, но и сам успел принять душ. Словом, когда они вошли в гостиную, Мур даже испытывал некую гордость за них обоих. Мистер Сондерс, видимо, и сам устал от разговоров о статуях. Теперь все беседовали сперва о близнецах, а потом и о точных двойниках, не связанных родством. Этим вопросом заинтересовался даже Бернард, в кои-то веки забывший об акциях. — Вот что действительно трудно понять, — прогудел он, наклоняясь вперед и энергично шевеля бровями, — так это то, каким образом подобные люди находят свое место в других мирах. Мур встревожился, поскольку разговор зашел о других мирах. Возможно, при иных обстоятельствах он тоже отнёсся бы к этой теме с живым интересом, но теперь... Теперь он боялся посмотреть на Дженет и мечтал только о том, чтобы все замолчали. Но беседа не угасала, а особенно усердствовали Бернард и мистер Сондерс. Оказывается, о других мирах известно немало. Во многих из них даже бывал кое-кто из обитателей Замка. Наиболее изученные из миров поделены на группы в зависимости от того, насколько схожи исторические события, происходившие в этих мирах. А еще Мур узнал вот что: у каждого человека есть хотя бы по одному точному двойнику в мире, принадлежащему к той же группе, что и мир этого человека, а зачастую у людей есть целый ряд двойников — во всех мирах группы. — А как насчет двойников за пределами группы? — предложил новый поворот темы мистер Сондерс: — У меня есть по крайней мере один двойник в Группе III и, возможно, еще один в... — Мур, помоги мне! Кажется, я сижу на булавках! — взмолилась Дженет, вскакивая со стула. Он взглянул на Джулию. По ее лицу порхала торжествующая улыбка, а из-под стола высовывался кончик носового платка. — Поменяемся местами, — прошептал измученный Мур. Когда он встал, все посмотрели в его сторону. — ...Все это наводит меня на мысль о том, что соответствующая классификация еще не разработана, — продолжил учитель, поворачиваясь к Муру. — Извините, — вежливо сказал Мур Крестоманси, — можно нам с Дж.„ Гвендолен поменяться местами? Оттуда ей плохо слышно мистера Сондерса. — Да, а разговор невероятно интересный! — выпалила Дженет, готовая броситься к стулу Мура. — Если это необходимо — пожалуйста, — несколько раздраженно ответил Крестоманси. И вот Мур оказался на стуле Дженет. Кажется, с сиденьем было все в порядке. Джулия опустила голову и наградила мальчика долгим неприязненным взглядом исподлобья, а ее локти сердито запрыгали, когда она стала развязывать узел на платке. Мур понял, что вскоре она возненавидит и его. Он вздохнул: неприятности сыпались одна за другой. Но когда Мур ложился спать, ситуация вовсе не казалась ему безнадежной. Хуже уже некуда, а значит, должно стать лучше. К примеру, мисс Веникc вполне может дать им что-нибудь ценное и они выгодно это продадут. Или, когда Мур проснется, здесь окажется Гвендолен и поможет разобраться со всеми его бедами. Но, войдя на следующее утро в комнату Гвендолен, мальчик снова увидел Дженет. Тщетно пытаясь справиться с подвязками, она бросила через плечо: — Идиотское приспособление. Ты тоже его носишь? Или это специальная пытка для женщин? Единственное, чего я стала бы добиваться, будь я волшебницей, — возможности носить чулки без подвязок. Выходит, колдуньи не очень-то практичны. «Она, конечно, чересчур разговорчива, — рассудил Мур, — но лучше уж она, чем вообще никого». За завтраком и Мэри, и Юфимия вели себя крайне враждебно, а как только они вышли из комнаты, одна из занавесок обвилась вокруг шеи Дженет, пытаясь задушить девочку. Муру удалось освободить Дженет, хотя занавеска и отбивалась, как живое существо, поскольку Джулия держала носовой платок за оба конца, изо всех сил затягивая узел. — Ох, Джулия, перестань! — взмолился Мур. — Да, перестань,— присоединился к нему Роджер. — Это глупо и скучно. Я хочу спокойно позавтракать. — Я не против того, чтобы подружиться, — откашлявшись, предложила Дженет. — А я против, — резко ответила Джулия. — Ни за что. — Ну так будем врагами! — неожиданно рявкнула Дженет, поразительно напомнив Гвендолен,— Сначала я еще надеялась, что ты хорошая, но теперь вижу: ты занудная, упрямая, бессердечная, криворукая, косоглазая ведьма! Вероятно, это должно было внушить Джулии восхищение перед Дженет. К счастью, мистер Сондерс пришел за ними раньше обычного. До его появления произошли только две вещи; джем Дженет превратился в оранжевых гусениц, а потом опять стал джемом, когда Мур отдал ей свою тарелку, а ее кофе превратился в густую коричневую подливку, которая снова стала кофе, стоило только Муру обменяться с Дженет чашками. И тут в дверь просунулась голова мистера Сондерса. Мур было обрадовался его появлению, но вдруг услышал: — Эрик, Крестоманси ждет тебя в своем кабинете. Немедленно. Мальчик встал. Его желудок, полный заколдованного и расколдованного джема, сжался, давая дорогу душе, по обыкновению ушедшей даже не в пятки, а в подвалы Замка. «Крестоманси все знает, — пронеслось в голове Мура. — Он знает про драконью кровь и про Дженет, он собирается вежливо смотреть на меня и... Хоть бы он не оказался могущественным чародеем!» — Куда... куда идти? — промямлил мальчик. — Отведи его, Роджер, — попросил мистер Сондерс. — И... и зачем? — Скоро узнаешь. Ступай, — улыбнулся учитель. Глава двенадцатая Кабинет Крестоманси представлял собой большую, залитую солнцем комнату со множеством книжных полок. Был там и стол, но в то утро хозяин читал газету, растянувшись на диване. Одежда мага, как всегда, отличалась элегантностью: на сей раз он облачился в зеленый шлафрок с золотыми драконами. Диковинные существа сверкали и переливались на солнце, и Мур не мог оторвать от них глаз. Он так и застыл на пороге комнаты, не осмеливаясь пройти дальше. Он думал только об одном: «Крестоманси узнал о драконьей крови». Хозяин Замка поднял глаза и улыбнулся. — Не бойся, — обратился он к Муру, откладывая газету в сторону. — Входи и садись. Крестоманси указал на громоздкое кожаное кресло. Он вел себя вполне дружелюбно, но Мур подозревал, что это ничего не значит. Более того, он был уверен: за внешним спокойствием Крестоманси скрывается гнев. Мур осторожными шажками подобрался к креслу и сел. Кресло оказалось глубоким и покатым. Спина Мура сразу же заскользила по гладкой кожаной спинке, и его нос оказался на уровне коленей. Сидя в таком положении, он чувствовал себя еще более беззащитным. — Доброе утро, — прошептал Мур, понимая, что уже пора нарушить молчание. — Ты всерьез считаешь это утро добрым? — усомнился Крестоманси. — Как-то не похоже. Впрочем, у тебя должны быть на то свои причины. Но не волнуйся: я не собираюсь беседовать с тобой именно о лягушке. Понимаешь, я думал о тебе... — Ну что вы, не стоило себя утруждать, — сдавленно пробормотал Мур, полулежа в кресле. Ему вдруг пришло в голову, что если Крестоманси задумается даже о крошечной песчинке на краю Вселенной, эта песчинка сразу окажется совсем рядом. — Да ничего страшного, — успокоил Мура волшебник. — Так вот, я начал о тебе думать из-за истории с лягушкой. Может, ты и немногим лучше своей негодной сестрицы, но я все-таки хотел бы тебе доверять. Как ты думаешь, могу я оказать тебе доверие? Мур не понимал, к чему Крестоманси клонит, но уяснил только одно: тот не особенно ему доверяет. — Кажется, мне еще никто... не оказывал доверия, — осторожно ответил мальчик. «Не считая Дженет, — добавил он про себя, — причем только потому, что у нее не было выбора». — Так, может, стоит попробовать, как ты думаешь? Я бы хотел, чтобы ты начал брать уроки волшебства. Чего-чего, а уж этого Мур никак не ожидал. Он не на шутку испугался. У него бешено колотилось сердце и дрожали колени. Пытаясь унять дрожь, Мур в ужасе понял: как только мистер Сондерс начнет его обучать магии, сразу же выяснится, что колдовских способностей у него нет, и тогда Крестоманси начнет снова и снова размышлять об истории с лягушкой. Мур проклинал то мгновение, когда он испугался за Дженет и решил взять вину на себя. — Ой, что вы, мне никак нельзя этим заниматься! — взмолился он. — Случится что-нибудь ужасное. Вы не должны мне доверять. Я злой. У меня черная душа. Я испортился, пока жил у миссис Шарп. А если я научусь колдовству, то от меня можно будет ожидать чего угодно. Видели, как я поступил с Юфимией? — Вот я и хочу, чтобы подобное не повторялось. Мне будет спокойнее, если ты узнаешь, как и что делать. — А вдруг я начну творить зло намеренно? — не унимался Мур. — С вашей помощью это будет совсем нетрудно. — Да ты можешь обойтись и без нашей помощи, — задумчиво произнес Крестоманси. — Рано или поздно твой колдовской дар себя обнаружит. Никому еще не удавалось скрывать его вечно. Но почему ты считаешь себя настолько дурным? Вопрос застал Мура врасплох. — Я ворую яблоки, — нашелся он, — и... и мне понравились некоторые затеи Гвендолен. — Знаешь, да и мне тоже, — неожиданно признался волшебник. — Кто мог знать, что еще она выдаст? Помнишь процессию мерзких тварей? А четырех привидений? Эти воспоминания заставили Мура содрогнуться. — Итак, ближе к делу, — с ласковой улыбкой обратился Крестоманси к Муру, словно не замечая, что тот не на шутку встревожен. — С понедельника Майкл начнет заниматься с тобой основами магии. — Пожалуйста, не надо! — отчаянно крикнул Мур, тщетно пытаясь удержаться на скользком сиденье. — Я нашлю на вас полчища саранчи. Я натворю такого, что не снилось... Моисею с Аароном. — Что ж, будет весьма небесполезно, если ты заставишь воды Ла-Манша расступиться, — весело заметил волшебник. — Подумай, скольких путешественников ты избавишь от морской болезни. Не переживай — никто не заставляет тебя вытворять фокусы в духе Гвендолен. Мур уныло потащился в класс, и попал на урок географии. Мистер Сондерс был вне себя от гнева: Дженет не знала, где находится Атлантида. — Откуда мне знать, что речь идет о материке, который мы называем Америкой? — пожаловалась Дженет Муру за обедом. — Зато я попала в точку, назвав инков правителями этой страны. Но что с тобой, Мур? У тебя слезы на глазах. Надеюсь, он не узнал о мистере Бисвосе? — Нет, но дела все равно плохи, — вздохнул Мур и рассказал о встрече с Крестоманси. –только — этого нам не хватало! — всплеснула руками Дженет. — Да, неприятности сыплются со всех сторон. Но, может, все не так плохо? Думаю, тебе стоит попробовать себя в колдовстве. Давай-ка после занятий заглянем в книжки, так любезно оставленные нам доброй и милой Гвендолен. Вдруг у тебя уже сейчас что-нибудь получится? Снова начался урок, чему Мур несказанно обрадовался: ему ужасно надоело меняться с Дженет тарелками. Кстати, носовой платок Джулии уже почти изодрался в клочья: не выдержал такого множества узлов. После уроков Мур и Дженет взяли книги Гвендолен и пошли с ними в комнату Мура. Девочка восхищенно огляделась: — Эта комната нравится мне куда больше моей. Она такая светлая. В своей комнате я чувствую себя не то Спящей Красавицей, не то Золушкой, а обе они были до невозможности слащавые девицы. Ну-с, приступим к работе. Надо выбрать заклинание попроще. Взяв по книге, они расположились на полу. — Вот бы научиться превращать пуговицы в соверены, — загадал Мур. — тогда мы смогли бы заплатить мистеру Басламу. — Не пора ли сменить тему? — прервала его Дженет. — Сколько можно себя мучить? Попробуем-ка лучше вот это: «Простое упражнение по подъему предметов. Возьмите маленькое зеркало и положите его так, чтобы в нем отражалось ваше лицо. Продолжая глядеться в зеркало, трижды обойдите его противосолонь и при этом повторяйте (два раза про себя, а в третий раз вслух): "Зеркальце, зеркальце, в воздух поднимайся, зеркальце, зеркальце, там и оставайся". Зеркало должно подняться». Думаю, Мур, это у тебя получится. — Надо попробовать, — неуверенно сказал мальчик. — А что такое «противосолонь»? — Против движения солнца, — тоном всезнайки ответила Дженет. — А я-то думал, это значит — ползком... Вид у Мура был жалкий. Дженет озабоченно посмотрела на мальчика: — Я, конечно, понимаю — ты еще маленький, но все равно начинаю беспокоиться, когда ты выглядишь таким испуганным. Тебя кто-то обидел? — Да нет. Почему ты так решила? — Видишь ли, у меня никогда не было брата... Ладно, бери зеркало. Мур достал из комода ручное зеркальце и аккуратно положил его на пол — точно посредине комнаты. — Вот так? — спросил он. — Бак раз это меня и смущает, — вздохнула Дженет. — Ты ждешь, пока я скажу тебе,— как поступать. Постарайся не быть таким добрым и послушным, хорошо? Это действует мне на нервы... Итак, — продолжила она, — ты видишь свое отражение? — Только его и вижу. — Забавно, а я вижу свое лицо. Может, и мне попробовать? — Думаю, у тебя скорее получится, чем у меня, — опять загрустил Мур. И они оба стали ходить вокруг зеркала и хором произносить заклинание. Внезапно открылась дверь и вошла Мэри. Дженет с виноватым видом спрятала книгу за спиной. — Ага, вот и он, — сообщила горничная пришедшему с ней незнакомому парню. — А это Уилл Саггинс. кавалер Юфимии. Он хочет поговорить с Эриком. Уилл Саггинс был высоким, крепким и довольно симпатичным. Его одежда выглядела так, словно он наспех почистился, проведя целый день в пекарне. Он весьма недружелюбно посмотрел на Мура. — Это ты превратил Юфимию в лягушку? — спросил мальчика Уилл Саггинс. — Да, — ответил Мур. А что еще он мог ответить в присутствии Мэри? — Ты еще маловат, — заметил друг Юфимии, несколько озадаченный. — И все равно, хоть ты и мал, я не потерплю, чтобы ты превращал Юфимию во всяких тварей. Мне это очень не нравится, понял? — Извини, — промямлил Мур. — Я больше не буду. — Конечно не будешь! — воскликнул Уилл. — Судя по тому, что говорит Мэри, ты очень легко отделался. Вот я и собираюсь проучить тебя как следует. — Ну уж нет! — заявила Дженет, подскочив к парню и угрожающе ткнув в него «Магией для начинающих». — Ты раза в три его больше, к тому же он попросил извинения. Если ты дотронешься до Мура, я... — она убрала книгу от груди Саггинса и принялась лихорадочно листать ее, — да хотя бы превращу тебя в камень! — Здорово же я буду выглядеть! — усмехнулся Уилл. — Могу ли я узнать, как ты собираешься провернуть это без помощи магии? Но даже если ты выполнишь свою угрозу, то я надеюсь излечиться без особого труда. Я ведь и сам толковый колдун. Хотя, — повернулся он к Мэри, — ты могла бы и предупредить меня о том, что он такой маленький. — Не такой уж маленький, когда дело касается колдовства и всяких безобразий, — сердито ответила горничная, скрестив руки на груди. — А она еще почище. Два сапога пара. — Что ж, тогда померимся силами в волшебстве. Я парень простой. Уилл Саггинс порылся в карманах своей куртки, слегка припудренной мукой, и извлек что-то похожее на комок теста. Парень энергично помял комок могучими руками, а затем скатал его в шар и бросил к ногам Мура. Шар приземлился на ковер с мягким шлепком. Мур с любопытством посмотрел на комок, теряясь в догадках о том, что это за штуковина. — Это будет лежать здесь, — объявил Саггинс, — до воскресенья, до трех часов дня. Воскресенье не лучший день для колдовства, но это мой выходной. Я превращусь в тигра и буду ждать тебя на Бедламском поле. Тигр из меня — хоть куда! Ты тоже можешь обернуться кем-нибудь большим и сильным — или, если угодно, маленьким и шустрым, — а я проучу тебя, кем бы ты ни был. Но если не придешь на Бедламское поле в каком-нибудь обличье, этот комок теста начнет расти, а ты превратишься в лягушку. И будешь лягушкой, пока я тебя не прощу. Вот и все. Ладно, Мэри, я закончил. — И Уилл Саггинс неспешно удалился. Мэри последовала за ним, но не удержалась от того, чтобы обернуться на пороге и прошипеть: — Посмотрим, Эрик, как тебе это понравится! Мур и Дженет сперва переглянулись, а потом уставились на ком теста. — Что же мне делать? — в отчаянии спросил Мур. Дженет швырнула книгу на кровать Мура и попыталась поднять тесто. Увы, оно словно приросло к ковру, и она не смогла сдвинуть его с места. — Боюсь, его можно отодрать, только просверлив дыру в полу, — покачала головой девочка. — Н-да, плохо наше дело. Ты, конечно, прости меня, но я уже просто возненавидела твою лицемерную сестрицу! — Я сам виноват. Не надо было врать про Юфимию. Весь сыр-бор разгорелся как раз из-за этого. — «Сыр-бор» — слишком мягкое слово. В воскресенье тебя покалечит тигр. В понедельник выяснится, что ты не способен к колдовству. И если ты доживешь до среды, то не избежишь объяснений с мистером Бедламом. Как ты думаешь, не припасла ли судьба чего-нибудь и на вторник? А что если тебе пойти на встречу с Саггинсом в собственном обличье? Думаю, тогда он вряд ли сильно тебя потреплет. Наверное, это все-таки лучше, чем ждать, пока превратишься в лягушку. — Пожалуй, ты права, — согласился Мур, косясь на зловещий ком теста. — Жаль, что на самом деле я не могу принять чье-нибудь обличье. К примеру, было бы здорово превратиться в блоху — тигр расчесал бы себя до смерти, пытаясь меня поймать. — Давай посмотрим, не существует ли такого заклинания, — со смехом предложила Дженет. Она повернулась, чтобы взять «Магию для начинающих», и внезапно ударилась головой о зеркало. Оно висело в воздухе на уровне ее лба. — Смотри, Мур, кто-то из нас сделал это! Мур был слишком погружен в невеселые мысли, чтобы радоваться чуду. — Наверное, это твоих рук дело. Ты такая же, как Гвендолен, а значит, тоже можешь творить заклинания. Но в этих книгах о превращениях не говорится — эта тема входит в углубленный курс. — Тогда надо попробовать спустить зеркало вниз, — предложила Дженет. — И ведь нельзя сказать, что мне хочется быть колдуньей. Просто чем больше я сталкиваюсь с колдовством, тем сильнее мне кажется, что оно существует только для того, чтобы делать пакости. Только она открыла книгу, как раздался стук в дверь. Дженет схватила стул, стоящий у кровати, и встала на него, заслоняя собой зеркало. Мур поспешно придавил коленом комок теста на ковре. Ребята до ужаса боялись новых неприятностей. Дженет раскрыла «Магию для начинающих» так, чтобы обложка была не видна, и сделала вид, что читает вслух. — «Мод, войди же в сад», — продекламировала она. Стучавшаяся к ним мисс Веникc тут же воспользовалась приглашением. Она вошла, неся под мышкой кучу разных вещей, а на указательном пальце у нее болтался щербатый чайник. — Вот и обещанная утварь, милые мои, — ласково сказала экономка. — О, — притворно обрадовалась Дженет, — большое вам спасибо. А мы тут, знаете ли, стихи читаем. — Надо же, а я-то подумала, вы ко мне обращаетесь! — засмеялась мисс Веникc. — Мод — мое имя. Ничего, если я сложу вещи на кровать? — Да, спасибо, — торопливо поблагодарил Мур. Никто из детей не смел шевельнуться. Они только вертели головами, глядя, как мисс Веникc раскладывает вещи на кровати, и без конца благодарили экономку. Как только мисс Веникc удалилась, Мур и Дженет бросились к кровати, все еще надеясь отыскать там что-нибудь ценное. Увы, ничего такого не обнаружилось. Для игры табуретки и старый коврик могли бы им пригодиться, но рыночная стоимость предметов сводилась к нулю. — Как мило, что она вспомнила о нас, — заметил Мур, запихивая бесполезный хлам в шкаф. — Да, но теперь нам надо не забыть поиграть в дом, — угрюмо парировала Дженет. — Можно подумать, у нас нет других забот! Ладно, теперь я должна спустить зеркало вниз! Но зеркало отказывалось спускаться. Дженет перепробовала все три заклинания в обеих книгах, но оно по-прежнему висело в воздухе на уровне ее головы. — Твоя очередь, Мур. Мы ведь не можем просто оставить его там. Тем временем Мур мрачно разглядывал шар из теста. Зловещая штуковина не изменила своей формы даже после того, как Мур надавил на нее коленом. Он не на шутку встревожился: значит, заклятие очень сильное. Но когда Дженет позвала его, он со вздохом попытался стащить зеркало вниз. По опыту с Джулией он знал, что простое заклятие и снять несложно. Однако зеркало не спускалось ни на дюйм, зато отскакивало то вправо, то влево, и это заинтересовало Мура. Он ухватился за зеркало обеими руками, оттолкнулся от пола и... принялся летать по комнате. — Ух ты, здорово! — восхитилась Дженет. — Еще бы! Можешь попробовать. И они полетели вдвоем. Зеркало удерживало их обоих, к тому же они могли регулировать скорость его движения. Вскоре Дженет обнаружила, что лучше всего летать, прыгая с комода. Тогда, если поднять ноги повыше, можно было перелететь через всю комнату и приземлиться на кровать. Ребята висели в воздухе, дурачась и хохоча, когда к ним постучался Роджер. — Вот это да! — обрадовался гость. — А нам такое и в голову не приходило. Можно и мне прокатиться? Кстати, Гвендолен, в деревне я встретил странного косоглазого дядьку, и он передал тебе письмо. Мур спрыгнул на ковер и взял письмо. Оно было от мистера Нострума — мальчик сразу узнал его почерк. Письмо так обрадовало Мура, что он щедро позволил Роджеру «прокатиться хоть двадцать раз», а затем бросился к Дженет, крича: — Скорее читай! Что тут написано? Мистер Нострум мог бы им помочь. Возможно, он и не лучший из некромантов, но уж превратить Мура в блоху ему явно не составит труда, если Дженет его об этом вежливо попросит. А еще мистер Нострум наверняка научит Мура заклинанию, которое поможет ему притвориться волшебником. К тому же хотя мистер Нострум и небогат, его брат Уильям очень обеспеченный человек. Он мог бы одолжить Муру двадцать фунтов, считая, что помогает Гвендолен. Мур и Дженет уселись на кровать и стали читать письмо, пока Роджер летал по комнате, кулем повиснув на зеркале и наслаждаясь новизной ощущений. Мистер Нострум писал: «Моя дорогая и любимая ученица! Я прибыл и остановился в гостинице "Белый олень". Очень важно — повторяю, — крайне важно, — чтобы ты посетила меня в воскресенье днем и привела ко мне брата. Я должен его проинструктировать. Твой любящий и счастливый учитель, Генри Нострум». Прочитав письмо, Дженет снова почувствовала себя не в своей тарелке, занервничала и даже тихо застонала. — Надеюсь, новости хорошие? — крикнул Роджер, проплывая с поджатыми ногами мимо. — Что ты, лучше не бывает! — заверил его Мур. И он толкнул Дженет в бок, чтобы она улыбнулась. Она принужденно улыбнулась, но ему не удалось убедить ее в том, что новости хорошие, даже когда Роджер ушел и можно было все обсудить. — Если он учил Гвендолен, — рассудила Дженет, — то раскроет наш обман. А если этого не случится, то он все равно не поймет, зачем ты хочешь превратиться в блоху. Согласись, даже в вашем мире такое мало кому придет в голову. И он наверняка поинтересуется, почему я не могу тебя превратить. Нельзя ли нам сказать ему правду? — Нет, потому что он любит именно Гвендолен, — объяснил Мур,— и у него какие-то планы на нее. Мур догадывался, что мистер Нострум, как Крестоманси, вряд ли обрадуется, узнав об исчезновении Гвендолен. — Да, а этот инструктаж? — раздраженно напомнила Дженет. — Он, верно, думает, что я все знаю. Ох, Мур, этого нам только не хватало! Муру никак не удавалось убедить Дженет в том, что спасение близко, хотя сам он в этом не сомневался. И тем вечером, и на следующее утро он был в отличном расположении духа. Он не утратил веселости, даже наступив на ком теста — холодный и отдаленно напоминающий лягушку. Мур накрыл зловещий ком «Магией для начинающих», а затем поглядел на зеркало, по-прежнему висевшее в воздухе. Пришлось оттащить заколдованный предмет к шкафу и привязать шнурком от ботинка. А вот Дженет была, на удивление, печальна. Оказывается, на этот раз Джулия наслала на бедняжку комара. Он напал на Дженет за завтраком и не оставлял ее в течение всех уроков, то и дело кусая ее и назойливо гудя, пока Мур не прихлопнул гнусное насекомое учебником арифметики. Понятно, что из-за комара, кривых взглядов Джулии и Мэри, а также предстоящей встречи с мистером Нострумом Дженет чувствовала себя подавленной и несчастной. — Тебе-то хорошо, — мрачно сказала она Муру, пока они брели по дороге, ведущей в деревню. — Ты с рождения окружен всей этой магией, поэтому привык к ней. А я — нет, и меня очень пугает, что это — навсегда. Но больше всего я боюсь, что это не навсегда. Скажем, Гвендолен устанет от своего нового мира и решит перебраться в следующий. Если это произойдет, то всей нашей цепочке двойников снова придется осваивать другие миры. Я попаду в совершенно незнакомый мне мир Гвендолен, а ты останешься здесь — расхлебывать всю эту кашу с моим двойником. — О, я уверен, ничего такого не случится, — попытался отогнать мрачные мысли Мур— — Я думаю, она должна вернуться сюда. — Ты так считаешь? — с надеждой спросила Дженет. Они вошли в деревню, и матери снова бросились прятать от них детей, а лужайка посреди деревни сразу опустела. — Как же я хочу домой — в слезах воскликнула Дженет, видя, как шарахаются от нее местные жители. Глава тринадцатая Мура и Дженет проводили в отдельную гостиную «Белого оленя». Мистер Нострум с напыщенным видом приблизился к ним. — Мои дорогие юные друзья! — приветствовал он их. Он обнял Дженет за плечи и поцеловал ее. Дженет отступила назад, сдвинув шляпу набок. Мур слегка волновался: он уже позабыл о том, какой у мистера Нострума неопрятный и потрепанный вид и как странно косит его левый глаз. — Садитесь, садитесь! — ободряющим тоном сказал некромант. — Выпейте имбирного пива. Ребята сели и даже пригубили пива, но оно им совсем не понравилось. — Зачем мы с Гвендолен вам понадобились? — спросил Мур. — Не будем ходить вокруг да около,— важно произнес мистер Нострум, — и тратить лишние слова. Выяснилось, что, как мы и подозревали, мы не в состоянии использовать три подписи, любезно предоставленные вами в уплату за оказанные мной преподавательские услуги. Человек, Обитающий в Близлежащем Замке, — тот, чье имя противно для моих уст, — слишком надежно защищает свою подпись, чтобы ею можно было воспользоваться. Из-за такого проявления благоразумия с его стороны мы вынуждены перейти к Плану-два. Вот поэтому, дорогой мой Мур, мы с такой радостью содействовали тому, чтобы ты поселился в Замке. — Что еще за План-два? — поинтересовалась Дженет. Странный глаз мистера Нострума скользнул по ее лицу. То ли колдун не понимал, что перед ним не Гвендолен, то ли его косящий глаз просто плохо видел. — План-два, дорогая моя Гвендолен, в точности таков, как я его тебе описывал, — заговорщическим тоном ответил некромант. — Мы не изменили ни одной детали. Итак, Дженет было необходимо найти какой-то другой способ выведать у него, о чем идет речь. Кажется, она придумала, как это сделать. — Тогда вам следует рассказать о нашем плане Муру. Ведь он ничего о нем не знает, а это может ему понадобится, поскольку... поскольку, к величайшему сожалению, они отобрали у меня колдовской дар. Мистер Нострум игриво погрозил девочке пальцем: — Да, шалунья ты этакая, в деревне только и говорят, что о твоих проказах. История с тобой произошла неприятная, но, будем надеяться, это поправимо. Значит, ты хочешь, чтобы я поведал о нашем плане юному Муру? С чего же... с чего же мне начать? Он задумался, по обыкновению крутя вьющиеся на висках пряди. Глядя на него, Мур почувствовал, что колдун отнюдь не собирается открывать всю правду. Об этом говорили и движения рук мистера Нострума. и даже расположение серебряной цепочки для часов на его просторном поношенном жилете. — Что ж, юный Чант, — начал некромант, — вот в чем суть. Существует группа людей, а вернее, клика, возглавляемая Хозяином Замка. Люди эти ведут себя крайне эгоистично в вопросах магии. Они завладевают всем самым лучшим, и это, безусловно, делает их крайне опасными как для колдовского сообщества, так и для обычных людей. Возьмем, к примеру, драконью кровь. Как ты наверняка слышал, она под запретом. Так знай лее: запретили ее именно те люди, во главе именно с Той Персоной, хотя сами они — запомни хорошенько, юный Чант, — сами они используют драконью кровь каждый день. И вот они держат под жестким контролем всякий — подчеркиваю, всякий — доступ в те миры, где можно раздобыть драконью кровь. Поэтому простому некроманту вроде меня приходится идти на большой риск и траты, чтобы получить ее, а наши поставщики экзотических товаров вынуждены подвергать себя всевозможным опасностям. Так обстоят дела практически со всеми поставками из других миров. Позволь же спросить тебя, юный Мур; справедливо ли это? Нет. И я объясню тебе почему. О какой справедливости может идти речь, если пути в другие миры сосредоточены в руках горстки людей? А ведь это самое главное — пути в другие миры. Мы хотим, чтобы эти пути были открыты каждому. Вот тут и вступаешь ты, юный Чант. Знай же: широчайшие Ворота в Иномирие, если можно так выразиться, находятся в некоем закрытом саду на территории упомянутого Замка. Подозреваю, что вам запретили туда входить. — Да, — ответил Мур, — так и есть. — Еще одна несправедливость! — продолжил мистер Нострум. — Ведь Хозяин Этого Сада использует его каждый день и путешествует, куда пожелает. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты, юный Чант (в этом как раз и заключается План-два), пробрался в запретный сад в воскресенье ровно в два часа тридцать минут пополудни. Можешь ли ты мне это пообещать? — И что это даст? — Таким образом мы разрушим чары, с помощью которых упомянутые злонамеренные особы запечатали Ворота в Иномирие, — торжественно провозгласил некромант. — А я вот так и не поняла, — задумчиво произнесла Дженет, весьма убедительно наморщив лоб, — почему Мур может взломать волшебные печати, просто войдя в сад. — Да потому что он обычный невинный паренек, — несколько раздраженно ответил мистер Нострум. — Дорогая моя Гвендолен, я уже не раз подчеркивал, насколько важно, чтобы в центре Плана-два находился невинный паренек. Неужели ты не поняла? — Я все-все поняла, — поспешно заверила его Дженет. — А событие должно произойти именно в это воскресенье? — Ну конечно, — улыбнулся мистер Нострум, — ведь это хороший, правильный день. Так ты поможешь нам, юный Мур? Согласен ли ты оказать нам такую маленькую услугу, чтобы принести свободу своей сестре и людям, подобным ей, — свободу, необходимую им в их магических делах? — Если меня поймают, мне несдобровать, — резонно заметил Мур. — Немного мальчишеской ловкости, и у тебя все получится! Не бойся, потом мы о тебе позаботимся, — подбадривал мистер Нострум. — Попробовать, конечно, можно, — неуверенно сказал Мур. — Но я тоже хочу попросить вас о помощи. Как вы думаете, не мог бы ваш брат любезно одолжить нам двадцать фунтов к следующей среде? Левый глаз мистера Нострума смотрел рассеянно, хотя и вежливо. Он на мгновение сфокусировался на самом дальнем углу гостиной. — Все, что пожелаешь, мой мальчик, все, что пожелаешь. Только войди в этот сад, и сокровища всех миров лягут к твоим ногам. — В три часа пополудни мне нужно будет превратиться в блоху, а в понедельник — научиться колдовать, — сообщил Мур. — Вот и все, что мне нужно, помимо двадцати фунтов. — Все на свете, все на свете! — восклицал некромант. — Главное — проберись в этот сад! Похоже, ждать от него было нечего, кроме этих смутных обещаний. Как Мур ни пытался добиться от мистера Нострума чего-то более конкретного, тот повторял как заведенный: — Главное — проберись в этот сад! Мур и Дженет переглянулись и собрались уходить. — Давайте посплетничаем, — попробовал остановить их мистер Нострум. — У меня для вас припасено кое-что любопытное. — У нас нет времени, — твердо заявила Дженет. — Идем, Мур. Эта твердость была вполне в духе Гвендолен. Колдун с величественным видом проводил их к выходу и еще долго махал им, стоя в дверях. — До воскресенья! — кричал он им вслед. — Чтоб ты провалился! — прошипела Дженет. Спрятав лицо под широкополой шляпой, она прошептала Муру: — Ты будешь полным дураком, если сделаешь то, о чем тебя просит этот неслыханно бесчестный человек! Я ажио, что он обманывает тебя. Истинные его планы мне неизвестны, а потому я прошу тебя — пожалуйста, не делай этого! — Я знаю... — начал было Мур, как вдруг со скамейки, стоящей возле «Белого оленя», встал мистер Баслам и поплелся за ними. — Погодите! — хрипло крикнул он, пыхтя, как паровоз, и обдавая их пивными парами. — Юная леди, юный сэр, надеюсь, вы помните, что я вам сказал? Не забудьте про среду! — Не бойтесь — мне даже ночью это снится,— заверила его Дженет. — А теперь оставьте нас, мистер Барсук, мы торопимся. Они быстро пересекли лужайку, спеша покинуть деревню. Еще одной живой душой, которую они встретили, оказался Уилл Саггинс, вышедший с заднего двора пекарни, чтобы проводить Мура недобрым взглядом. — Боюсь, мне придется выполнить требование мистера Нострума, — промолвил Мур. — Не надо, — попросила его Дженет. — Хотя, признаться, я не вижу другого выхода. — Пожалуй, нам остается только одно — бегство. — Ну так бежим — немедленно! Они вышли из деревни и попали на дорогу, ведущую, по мнению Мура, в Вул— веркоут. Когда Дженет предположила, что первым делом их начнут искать именно в Вулверкоуте, Мур рассказал ей о важных лондонских связях миссис Шарп. Он не сомневался: миссис Шарп поможет им' убежать подальше, не задавая лишних вопросов. Вспомнив о ней, он сразу же безумно затосковал по дому. Он шагал по проселочной дороге, мечтая немедленно оказаться на улице Шабаша и не слышать возражений дотошной Дженет. — Может, ты и прав, — сказала она, — и я не знаю других мест, куда мы могли бы отправиться. Но как мы попадем в Вулверкоут? Поймаем машину? Мур не понял этого выражения, и Дженет объяснила ему, что это значит встать на обочине дороги и поднять большой палец руки. — Да, тогда бы не пришлось столько идти пешком, — согласился Мур. Выбранный им путь оказался настоящей проселочной дорогой, изрытой ухабами и колдобинами, поросшей травой и окруженной высоким кустарником, усыпанным красными ягодами брионии. Машин здесь не было и в помине. Дженет хотела было указать на это Муру, но сдержалась. — Значит, так, — произнесла она вслух. — Если мы по-настоящему хотим убежать, обещай мне, что даже случайно не упомянешь Известно Кого. Поскольку Мур снова не понял ее, она пояснила: — Человека, которого мистер Нострум называл Той Персоной или Хозяином Замка, — ну ты знаешь! — А, ты имеешь в виду Крест... — Тише! — рявкнула Дженет. — Я действительно имею в виду этого человека, поэтому не следует произносить его имя. Он могучий волшебник и способен появляться, как только его кто-нибудь позовет. Глупый, ты хотя бы заметил, как старательно мистер Нострум избегал упоминания его имени? Мур призадумался. Ему было плохо и хотелось домой, и он вовсе не горел желанием соглашаться с Дженет по любому поводу. Все-таки она ему не сестра. К тому же мистер Нострум все время лжет. А вот Гвендолен никогда не говорила ему, что Крестоманси — могучий волшебник. Вряд ли бы она осмелилась так злоупотреблять колдовством, будь он действительно сильным противником. — Я тебе не верю, — буркнул мальчик. — Твое право, — сказала Дженет. — Только, пожалуйста, не произноси его имени. — Ладно. Мне вообще неохота с ним больше встречаться. Чем дольше они шли, тем более дикой становилась местность. Стоял теплый и свежий полдень. По бокам дороги росли орешник и большие кусты ежевики. Не успели они пройти и полмили, как Мур почувствовал себя совершенно иначе. Он был свободен. Неприятности остались позади. Ребята собирали орехи, уже вполне зрелые, и от души веселились, раскалывая их. Дженет сняла шляпу — оказывается, она терпеть не могла шляп — и насобирала туда ежевики про запас. Они особенно позабавились, когда сок от ягод протек через шляпу и запачкал платье Дженет. — По-моему, сбегать — здорово! — заявил Мур. — Подожди, нам еще предстоит коротать ночь в амбаре с крысами, — припугнула его Дженет. — Представляешь, сколько будет возни и писка? Интересно, а есть ли в этом мире домовые и вамп... Смотри, машина! Так, поднимаем кверху большой палец... впрочем, лучше просто помахать — вдруг они не поймут... Ребята принялись яростно махать большому черному автомобилю, пыхтевшему и подпрыгивающему на многочисленных рытвинах. К их радости, машина затормозила рядом с ними. Ближайшее стекло опустилось, и... из окна высунулась голова Джулии. — Пожалуйста, вернитесь! — крикнула она, бледная и взволнованная. — Я знаю, вы убежали из-за меня, и мне так стыдно. Клянусь, я больше никогда не буду себя так вести! —— Кстати, я ее предупреждал, — заявил Роджер, высовываясь из другого окна, — но она меня не послушала. А вы и вправду возвращайтесь. Пожалуйста. Наконец открылась дверь водителя, и к детям заспешила Милли, торопливо обойдя длинный капот автомобиля. Выглядела она по-домашнему, поскольку для удобства вождения надела грубые ботинки и старую шляпу, а также подоткнула юбку. Она была взволнована не меньше, чем Джулия. Подойдя к Муру и Дженет, она обняла их обоих так крепко и с такой сердечностью, что Мур еле устоял на ногах. — Бедные малютки! Если вы как-нибудь снова загрустите, вы должны немедленно прийти ко мне! Ай-ай-ай, какая неприятность! Я так боялась, что вы действительно попали в беду, но Джулия рассказала мне о своих проделках. Я очень сержусь на нее. Однажды она сыграла шутку и со мной, и мне тоже было очень тяжело. Пожалуйста, пожалуйста, вернитесь! В Замке вас ждет сюрприз. Муру и Дженет ничего не оставалось кроме как забраться на заднее сиденье машины и позволить отвезти себя обратно в Замок. Чувствовали они себя прескверно, а Мура вдобавок затошнило, когда Милли дала задний ход, чтобы подогнать автомобиль к воротам, где она могла повернуть. От запаха ежевики, исходившего от перепачканной шляпы Дженет, Муру становилось еще хуже. Зато Милли, Роджер и Джулия испытали большое облегчение, разыскав Мура и Дженет. Всю дорогу они весело болтали. Несмотря на тошноту, Мур почувствовал: все особенно рады, что успели разыскать их с Дженет до того, как об их исчезновении узнал сам Крестоманси. Но от этого Дженет и Муру не было ни холодно, ни жарко. Через пять минут машина уже выехала на аллею и остановилась у главного входа в Замок. Дворецкий открыл дверь. «Эх, как бы обрадовалась этому Гвендолен», — отметил про себя Мур. Более того, дворецкий почтительно взял у Дженет ее капающую шляпу, церемонно сказав: — Я прослежу, чтобы это попало к повару. Заверив Дженет, что ее платье выглядит вполне прилично, Милли проводила ребят в Малую Гостиную. — Почему эта гостиная — малая? Да в ней ведь всего семьдесят квадратных футов! Поторопитесь — там для вас приготовлен чай. Мур и Дженет вошли в Малую Гостиную. Посредине большой квадратной комнаты, на краешке позолоченного стула, сидела бледная, худощавая женщина в черном платье со стразами. Когда дверь открылась, гостья нервно подскочила. — Миссис Шарп! — вне себя от счастья, крикнул Мур и бросился обнимать ее, напрочь забыв о своем самочувствии. Пожилая дама тоже очень обрадовалась, несмотря на все свое волнение. — Неужто это мой Мур? Постой, постой, хочу на тебя всласть наглядеться, да и на тебя, милая Гвендолен. Вижу, вам позволяют играть в хорошей одежде. Ты потолстел Мур, а ты, Гвендолен, похудела. Что ж, такое бывает, дорогие мои. Но вы только посмотрите какое чаепитие устроено специально для нас с вами! Действительно, угощение было отличное — даже лучше, чем тогда, на поляне. У миссис Шарп, конечно, тут же разгорелись глаза, и она принялась уплетать за обе щеки и вовсю сплетничать: — Да, мы вчера приехали на поезде — мистер Нострум и я. Когда я получила твою открытку, Мур, то почувствовала, что не успокоюсь, пока не увижу вас обоих, а поскольку дела мои идут хорошо, я решила себе это позволить. Право слово, в Замке меня приняли прямо как королеву. Но как-то мне здесь неуютно. Скажи-ка, Гвендолен, душечка, тебя ничто не беспокоит? — А что беспокоит вас? — осторожно поинтересовалась Дженет. — Да я вся на нервах, — затараторила миссис Шарп. — Я чувствую себя слабой и пугливой, словно котенок, и я даже вспомнила о... кажется, опять забыла. Здесь так тихо. Я все пытаюсь вспомнить, о чем я думала, пока ждала вас — а вас долго не было, милые мои, — и не могу. Это какое-то заклятие, не иначе, причем очень сильное, — заклятие против таких колдуний, как мы с тобой, Гвендолен. И я подумала: «Замок нас не любит, вот в чем все дело!» Гвендолен, ты должна уговорить его отправить тебя в какую-нибудь школу. Там тебе будет лучше. Миссис Шарп болтала без умолку. Она была несказанно рада встрече и смотрела на Мура с особой гордостью и симпатией. «Вероятно, она убедила себя, что воспитывала нас с рождения», — подумал Мур. Впрочем, она действительно знала их с младенчества. — Расскажите нам об улице Шабаша, — взволнованно попросил мальчик. — Я как раз собиралась. Помните мисс Ларкинс, девицу со скверным характером и огненными волосами? Она еще судьбу предсказывала, помните? Я никогда не была о ней высокого мнения, но на кого-то ей удалось произвести впечатление. В общем, благодарный клиент помог мисс Ларкинс открыть салон на Бонд-стрит — улица Шабаша, видите ли, недостаточно для нее хороша. Везет же некоторым! Правда, удача улыбнулась и мне. Кажется, я писала тебе, Мур, о человеке, что за пять фунтов купил у меня старую кошку — ту самую, в которую ты, Гвендолен, превратила скрипку Мура. В общем, один очень смешной человечек купил ее у меня. Пока мы вместе с ним ловили кошку — вы ведь, наверное, помните, что она никогда не появлялась в нужный момент, — человечек рассказывал мне об акциях, ивне... инвестициях и прочих вещах. Я в этом ничегошеньки не понимаю. Но он научил меня, что делать с теми пятью фунтами, и я стала раздумывать, последовать его совету или нет. Наконец я решила попробовать и сделала все, как он сказал. Так вы можете себе представить: мои пять фунтов выросли до ста! Получается, я получила сто фунтов за какую-то старую кошку! — Вероятно, он финансовый волшебник, — предположила Дженет. Она пошутила, пытаясь как-то взбодриться, ведь у нее было немало поводов упасть духом. Но миссис Шарп приняла ее слова за чистую монету. — Так и есть, моя милая! Ты все-таки умница! Он и вправду волшебник. Понимаете, я ведь рассказала обо всем мистеру Ноструму, и он тоже взял пять фунтов — а может, и больше — и поступил с ними так же, как и я, но он потерял всю сумму, до последнего пенни. А еще... Миссис Шарп стрекотала, как сорока, а Мур наблюдал за ней. Он был смущен и опечален, поняв, что возвращаться к миссис Шарп нет никакого смысла. Слабая и нечестная, она едва ли могла помочь им с Дженет. Скорее всего она отправила бы их обратно в замок, надеясь получить за это награду от Крестоманси. И лондонские связи, которыми она опять похвалялась, одно лишь пустое бахвальство, и ничего больше. Мур с удивлением ощутил, что, по-видимому, очень переменился внутренне, раз смог увидеть миссис Шарп в ее подлинном обличье. А в подлинности этого обличья он уже не сомневался, сколько бы она ни вертелась на позолоченном стуле и ни уверяла детей в своей любви. Да, было от чего впасть в уныние... Покончив с едой, миссис Шарп разнервничалась еще больше. Вероятно, воздействие Замка усиливалось. Помедлив, она вскочила и направилась к дальнему окну, в рассеянности прихватив с собой чашку. — А что там, за окном? — спросила она. — Такое великолепие, но все так непривычно. Мур и Дженет с готовностью к ней приблизились. Тут миссис Шарп в изумлении обнаружила, что держит в руке пустую чашку. — Надо быть повнимательней, а то еще прихвачу ее с собой... — Вот этого лучше не делать, — посоветовал Мур. — Здесь почти вся утварь — заколдованная. Если вынести какую-то вещь из Замка, она сразу же объявит всему свету о том, что ее украли. — Да неужто? Задрожав всем телом, миссис Шарп отдала Дженет чашку, а потом с виноватым видом извлекла из сумки пару серебряных ложек и щипцы для сахара. — Вот, дорогая, держи. Не могла бы ты отнести это обратно на :,стол? — пристыженно попросила она Дженет. Та вежливо согласилась выполнить ее просьбу. Когда она отошла от миссис Шарп и Мура на приличное расстояние и, очевидно, не могла слышать их разговор, миссис Шарп нагнулась к мальчику и быстрым шепотом спросила: — Мур, говорил ли ты с мистером Нострумом? Он кивнул. — Тебе не следует делать то, о чем он тебя просит, — нервничая еще больше, зашептала миссис Шарп. — Ни за что на свете, слышишь? Это злодейство и позор, и ты не должен этого делать! Заметив, что к ним приближается Дженет, — а она шла медленно, чтобы Мур и миссис Шарп успели посекретничать, — гостья затараторила в притворном восхищении: — О, какие могучие вековые дубы! Они, должно быть, старше меня! — Вообще-то, это кедры, — только и смог вставить Мур. — Что ж, чаепитие удалось на славу, мои дорогие, и я была рада вновь увидеть вас. И я вам очень благодарна за то, что вы предупредили меня насчет ложек. Какое все-таки гнусное, недоброе изобретение — охранять вещи с помощью заклинаний! Увы, мне пора идти. Мистер Нострум ждет меня! — И миссис Шарп удалилась. Она вылетела из Замка и помчалась по аллее с такой скоростью, что не оставалось никаких сомнений: она больше не в силах здесь находиться. — Видишь, Замок действительно тяжело на нее действует, — сказала Дженет, наблюдая за тем, как исчезает маленькая черная фигура. — Она права: это из-за тишины. Впрочем, иногда мне здесь нравится — или могло бы понравиться, если бы не все наши неприятности. И все же, Мур, боюсь, нам не следует искать приюта у миссис Шарп. — Я и сам это понял, — вздохнул Мур. — Я так и подумала. Девочка хотела что-то добавить, но тут их прервали Джулия и Роджер. У Джулии был такой виноватый вид, и она так старалась вести себя дружелюбно, что ни у Мура, ни у Дженет не хватило — духу отказаться от ее общества. Все четверо решили поиграть с ручными зеркалами. К зеркалу, привязанному к книжному шкафу Мура, прибавились зеркала Роджера, Джулии и Гвендолен. Джулия сделала на своем знаменитом носовом платке маленькую жесткую складку, и все четыре зеркала взмыли в воздух. До самого ужина ребята веселились вовсю, летая не только по комнате, но и по коридору. В тот вечер ребята ужинали в игровой комнате: в столовой снова была торжественная трапеза для гостей. Роджера и Джулию об этом предупредили, а Мура и Дженет нет, чтобы девочка опять что-нибудь не учудила. — Они особенно часто устраивают званые ужины перед Хэллоуином [31 октября — канун Дня всех святых. В старину считалось, что в ночь накануне Дня всех святых по земле бродит разная нечисть. Со временем Хэл-лоуин превратился в праздник: люди украшают жилища тыквами с горящими свечами, а ряженые в костюмах нечистой силы ходят по домам, требуя угощения.]? — объяснила Джулия, доедая ежевичный пирог — он был специально испечен поваром из ягод, собранных Дженет. — Ну что, поиграем в солдатики или опять полетаем на зеркалах? Дженет так отчаянно пинала Мура ногой, что ему пришлось отклонить приглашение. — Прошу нас извинить, — сказал он, — но нам с Гвендолен надо обсудить то, что мы узнали от миссис Шарп. И уверяю вас, Гвендолен вовсе не командует мной — этот разговор нужен нам обоим. — Мы прощаем тебя, Мур, — великодушно откликнулся Роджер. — А со временем, возможно, простим и Гвендолен. — Мы кое-что обсудим и сразу вернемся, — заверила его Дженет. Мур и Дженет поспешили в комнату Гвендолен и заперлись там на тот случай, если Юфимия решит их навестить. — Миссис Шарп сказала, чтобы я ни за что на свете не выполнял требование мистера Нострума. Думаю, именно для этого она сюда и приходила. — Да, она любит тебя. О-хо-хо, вот проклятье. Дженет сцепила пальцы рук за спиной, опустила голову и принялась шагать взад вперед по комнате. В этот момент она стала так похожа на мистера Сондерса во время урока, что Мур расхохотался. — Тьфу ты, тьфу, тьфу, тьфу, тьфу–тьфу–тьфу–тьфу! — повторяла Дженет, не останавливаясь ни на секунду. — Миссис Шарп совершенно бесчестная особа, почти такая же дурная, как мистер Нострум, и, возможно, еще более скверная, чем мистер Бистро. Значит, если она предостерегает тебя от чего-то... Что еще за дурацкий смех? — Ты все время коверкаешь имя мистера Баслама. — А он и не заслуживает того, чтобы его имя произносили правильно, ясно? Ох, эта бестолково-бесчестно-бессмысленная миссис Шарп! Когда я поняла, что помощи от нее ждать не приходится, я пришла в полное отчаяние. И вдруг, совершенно неожиданно, я увидела идеальный выход из положения, а она запрещает им воспользоваться. Понимаешь, если через этот сад лежит путь в другие миры, то почему бы нам с тобой не попробовать отправиться в мой мир? Мы могли бы жить там вместе, ты и я. По-моему, неплохая идея, а? Ты бы спасся и от Крестоманси, и от мистера Баобаба, да и Уилл Саггинс едва ли смог бы превратить тебя в лягушку. — Мысль интересная, — неуверенно пробормотал Мур, — но я не уверен, что мистер Нострум сказал правду. Все может быть. — Вот уж точно! И доказательство тому — эта встреча с миссис Шарп... С мамой и папой тоже будет не просто, хотя, как мне кажется, они полюбят тебя, когда все узнают. Представляю себе, сколько беспокойства причиняет им сейчас моя Дорогая Заместительница! И потом, у меня был брат, который умер при рождении, поэтому родители вполне могут принять тебя в качестве его Дорогого Заместителя. — Как интересно! А я ведь тоже чуть не умер при рождении. — Тогда, возможно, ты — это он, — обрадовалась Дженет, слегка пританцовывая. — Они придут в восторг... во всяком случае надежда есть. А лучше всего будет, если Гвендолен вернется сюда, — сама заварила кашу, пусть сама и расхлебывает! По-моему, это справедливо, ведь во всем виновата именно она. — Нет, это не так, — тихо возразил Мур. — Это именно так! — возмутилась Дженет. — Во-первых, Гвендолен занималась колдовством, несмотря на запрет. Во-вторых, она дала мистеру Балбесу зачарованные серьги, которые ей даже не принадлежат. В-третьих, она затащила меня сюда. В-четвертых, превратила Юфимию в лягушку. Мур, неужели ты не понимаешь, что она повинна во всех твоих бедах? Может, перестанешь слепо обожать свою сестрицу и обратишься к фактам? — Не злись, пожалуйста, — вздохнув, попросил Мур. Он скучал по Гвендолен еще больше, чем раньше — по миссис Шарп. Дженет тоже вздохнула, но от возмущения. Она с шумом плюхнулась на стул возле туалетного столика и стала рассматривать свою сердитую мордочку. Девочка задрала нос кверху и скосила глаза, причем повторила это несколько раз, пытаясь хотя бы таким образом выразить свое истинное отношение к Гвендолен. — Идея, в общем-то, неплохая, — поразмыслив, нарушил молчание Мур. — Нам стоит отправиться в сад. Но удастся ли нам попасть в другой мир, если у нас нет магических способностей? — Да, в этом вся загвоздка. Колдовство — штука опасная, да мы им и не владеем. Но послушай, ведь у Гвендолен отобрали волшебный дар, а она все-таки смогла колдовать. Как? Каким образом? Я все время об этом думаю. — Может, она использовала драконью кровь? Кстати, у мистера Сондерса в лаборатории стоит целая банка драконьей крови. — Что же ты раньше молчал? — завопила Дженет, подпрыгивая на стуле чуть не до потолка. У нее действительно было много общего с Гвендолен. Глядя на свирепое лицо Дженет, Мур тосковал по сестре, как никогда. А вот к Дженет он испытывал неприязнь, ведь она целый день вертела им как хотела, при этом сваливая все на Гвендолен. Мур упрямо пожал плечами и мрачно буркнул: — Ты меня об этом не спрашивала. — Ну что, попробуем ее добыть? — Попробовать можно, но вообще-то я вовсе не хочу перебираться в другой мир. Дженет сделала глубокий, неслышный вдох и промолчала, хотя ей до смерти хотелось крикнуть: «Ну так оставайся здесь и превратись в лягушку!» Она скорчила зеркалу уморительную рожицу и про себя сосчитала до десяти. — Мур, — терпеливо заговорила она, — наши дела и вправду так плохи, что я не вижу другого выхода. А ты? — Я тоже. Ладно, так уж и быть, — скрепя сердце, согласился он. — И спасибо тебе, дорогая Дженет, за любезное приглашение, — весело поддразнила его девочка и, заметив, что Мур улыбнулся, продолжила: — Но нам придется быть начеку, ведь даже если Крестоманси не знает о наших поступках, то о них догадывается Милли. — Милли? — удивился Мур. — Милли,— подтвердила Дженет. — Думаю, она колдунья. Девочка наклонила голову и начала причесываться позолоченной щеткой. — Ты, конечно, считаешь, что мне, с моей идиотской мнительностью, повсюду мерещится волшебство, но мои подозрения не беспочвенны. Да, Милли — ласковая и добрая, но она колдунья. А как еще объяснить тот факт, что она узнала о нашем бегстве? — Ну, наверное, они стали нас искать, потому что к нам пришла миссис Шарп, — предположил Мур. — Но нас не было в Замке всего лишь около часа, к тому же мы могли просто пойти за ежевикой. Мы даже ушли в домашней одежде. Теперь ты понимаешь? Хотя Мур по-прежнему считал, что Дженет ошибается, и все еще был на нее сердит, возразить ему было нечего. — Значит, она очень славная колдунья, — неохотно признал он. — Но ты хоть понимаешь, как нелегко нам придется? — настаивала Дженет — Понимаешь? Честное слово, иногда мне хочется звать тебя Ослом, а не Муром. Если ты не хочешь что-то знать, то упрямишься как осел. Кстати, а почему у тебя это кошачье прозвище? — Это просто шутка Гвендолен. Она часто говорила, что у меня девять жизней. — Гвендолен еще и шутила? — недоверчиво переспросила Дженет. Она на мгновение застыла, а потом резко отвернулась от зеркала. — Да, время от времени, — ответил Мур. — О господи! — воскликнула Дженет. — У меня возникло ужасное подозрение. Здесь, в этом месте, где почти каждая вещь оказывается заколдованной... Но если я права, то — о, ужас! Она подбросила зеркало так, что оно подпрыгнуло к потолку, вскочила на ноги и метнулась к шкафу. Вытащив коробку Гвендолен, она начала яростно копаться в вещах. — Как я хотела бы ошибаться! Но я почти уверена — их девять! — Девять чего? — не понял Мур. Дженет отыскала связку писем, адресованных мисс Кэролайн Чант. Красная книжечка спичек была по-прежнему заткнута за ленточку. Дженет аккуратно извлекла спички и небрежно сбросила письма обратно в коробку. — Девять спичек, — торжественно произнесла она, открывая книжечку. — Какой ужас, Мур! Посмотри — пять из них сгорели! Она протянула спички Муру. Действительно, там было девять спичек. Головки первых двух обуглились. От третьей почти ничего не осталось. У четвертой опять-таки почернела только головка. Зато пятая обгорела так сильно, что картон, к которому она крепилась, обуглился и даже в полоске наждака образовалась дырочка. По идее должна была сгореть вся книжечка — или по крайней мере последние четыре спички. Но они остались целыми и невредимыми. Их ярко-красные головки покоились на желтоватой, засаленной бумаге, а под ней был белый картон. — Похоже, тут кроется какое-то волшебство, — предположил Мур. — Так и есть,— трагическим голосом подтвердила Дженет. — Это твои девять жизней, Мур. И ты умудрился потерять больше половины! Мур просто не мог поверить. Он все еще сердился на нее и противился ее воле, но это было слишком. — Не может такого быть, — заявил он. Но даже если у Мура действительно было девять жизней, он никак не мог потерять больше трех, считая тот раз, когда Гвендолен наслала на него судороги. Другие две жизни могли пропасть при рождении и во время кораблекрушения. Но тут Мур вспомнил про четырех привидений, явившихся из котла, чтобы присоединиться к отвратительной процессии Гвендолен. Среди них были и младенец, и мокрый призрак, и калека, повидимому мучимый судорогами. Тогда почему их всего четыре, а сгоревших спичек — пять? Мур задрожал всем телом и решил во что бы то ни стало доказать Дженет, что она не права. — Может, тебе случалось пару раз умереть во сне? — приставала девочка. — Ну конечно нет. — Мур нагнулся и взял спички. — Смотри, сейчас я тебе докажу. Он оторвал шестую спичку и чиркнул ею по наждачной поверхности. Дженет кинулась к нему, пытаясь его остановить. Спичка вспыхнула, и пламя взвилось до потолка. В тот же миг огонь охватил и Мура. Глава четырнадцатая Мур вскрикнул. По всему его телу пробегали языки пламени. Он снова закричал и попытался сбить пламя горящими руками. Языки огня были бледными, мерцающими, прозрачными. Они рвались сквозь одежду, ботинки, загорались в волосах, на лице, так что в считанные секунды Мур был охвачен призрачным пламенем с головы до ног. Он упал и катался по полу, крича и пылая огнем. Дженет сохранила присутствие духа. Ухватившись за ближайший край ковра, она набросила его на Мура. Когда-то она слышала, что так можно потушить огонь. Но только не этот... К ужасу Дженет, бледные призрачные языки пламени прорывались сквозь ковер, словно его и не было, и с еще большей свирепостью плясали на его изнанке. Однако огонь не прожигал ковра и не обжигал рук Дженет, которая лихорадочно обертывала ковром Мура. Напрасно — пламя по-прежнему рвалось наружу, и Мур все кричал и пылал. Его голова торчала из этого горящего свертка и казалась огненным снопом. Дженет видела перекошенное лицо Мура — он кричал, объятый пламенем. И тогда она сделала единственное, что пришло ей в голову. Она закричала: «Крестоманси, Крестоманси! Появись! Скорей!» Она еще продолжала звать, а дверь уже настежь распахнулась. Дженет забыла, что дверь заперта, но замок для Крестоманси не помеха: щеколда щелкнула, и дверь отворилась сама собой. Дженет забыла и о приглашенных к обеду, гостях, о которых ей напомнили кружевное жабо Крестоманси и его черный бархатный костюм, переливавшийся, подобно опалу, голубым, малиновым, желтым и зеленым. Крестоманси, казалось, тоже не думал о гостях. Он увидел пылающий сверток на полу и воскликнул: «Силы небесные!» Опустившись на колени, он принялся разворачивать ковер так же лихорадочно, как Дженет его сворачивала. — Мне ужасно жаль. Я думала, это поможет, — пробормотала девочка. — Должно было помочь, — сказал Крестоманси, переворачивая Мура. Языки пламени змеились по бархатным рукавам волшебника и пробивались сквозь них. — Как он это сделал? — Он чиркнул одной из спичек. Я говорила ему... — Глупый ребенок! — Крестоманси так рассердился, что Дженет зарыдала. Он сорвал ковер с Мура, пылающего, как пук соломы. Мур больше не кричал, но так пронзительно завывал, что Дженет пришлось заткнуть уши, Крестоманси сунул руку в самое пламя и нашел книжечку спичек. Мур крепко сжимал ее в правой руке. — Какое счастье, что не в левой, — сказал волшебник, — Беги включай душ, да побыстрей! — Конечно, конечно, — всхлипнула Дженет и помчалась выполнять приказание. Она порядком намучилась с кранами, и когда Крестоманси влетел, держа на руках Мура в ревущем огненном коконе, мощная струя холодной воды еще хлестала по дну глубокой голубой ванны, наполняя ее. Волшебник погрузил Мура в воду и поворачивал его там то одним, то другим боком, чтобы тот хорошенько вымок. Валил пар, раздавалось шипение. Струя воды сверкала, словно на солнце, золотая, как само солнце. Она падала, подобно лучу света. Ванна наполнялась, и казалось, что Мур бултыхается и бьется в луже солнечного света. Вода закипала золотыми пузырями. Комната наполнялась паром. Плотные и сладковатые клубы дыма уплывали прочь. Этот запах Дженет запомнила с того самого утра, когда впервые оказалась здесь. Сквозь дым Мур казался черным на фоне золотой ванны. Но вода все-таки была мокрой, и Крестоманси не на шутку вымок. — Неужели ты не понимаешь? — сказал он Дженет через плечо, с трудом удерживая голову Мура под струей воды. — Нельзя говорить ему такие вещи, пока Замок не окажет на него должного влияния. Он еще не способен понять, что к чему. По твоей вине он испытал чудовищное потрясение. — Честное слово, мне безумно жаль, — проговорила Дженет, заливаясь слезами. — Посмотрим, что хорошего можно извлечь из этой истории, — произнес Крестоманси. — Я попытаюсь ему объяснить. Беги-ка к переговорной трубе для вызова слуг — там, в конце коридора, и скажи, чтобы мне прислали бренди и чайник крепкого чая. Дженет бросилась выполнять поручение. Мур, вымокший до костей, понемногу приходил в себя. Он хотел увернуться от хлещущей на него струи, но что-то ему мешало. Над самым ухом он услышал настойчивый голос: — Мур, Мур, послушай меня. Ты меня понимаешь? Мур, у тебя осталось только три жизни. Голос был Муру знаком. — Вы сказали, что у меня их пять, когда разговаривали со мной через мисс Ларкинс, — пробурчал он в ответ. — Да, но теперь у тебя их всего три. Нужно быть осторожнее, — возразил Крестоманси. Мур открыл глаза и взглянул на волшебника. Тот был жутко мокрый. Его черные волосы, обычно гладко причесанные, свисали со лба спутанными прядями, с которых стекала вода. — Ой! Это вы? — спросил мальчик. — Да. Долго же ты не мог меня узнать, а? — с иронией сказал Крестоманси. — А думаешь, я тебя легко узнал? Ладно, вылезай из воды. Мур был слишком слаб, чтобы выбраться из ванны самостоятельно. Но Крестоманси молниеносно вытащил его, сорвал с него мокрую одежду и закутал в сухое полотенце. Ноги Мура подкашивались. — Ничего, держись, — подбодрил его Крестоманси, на руках отнес его в кровать и удобно уложил на голубой бархат. — Ну как, уже лучше? Мур, ослабевший, но умиротворенный, прислонился к изголовью и кивнул: — Спасибо. Раньше вы никогда не звали меня Муром. — Пожалуй, следовало. Может быть, тогда бы ты понял, что к чему. — Крестоманси с серьезным видом уселся возле кровати. — Теперь-то понимаешь? — В книжечке спичек были мои девять жизней, — проговорил Мур. — И я только что сжег одну из них. Я знаю, что сглупил, но я просто не мог поверить. Разве у меня может быть девять жизней? — У тебя их три, — напомнил Крестоманси. — Заруби это себе на носу. У тебя были девять. Кто-то каким-то образом вложил их в эту книжечку спичек, которую я теперь спрячу в мой секретный сейф и запечатаю сильнейшими из известных мне заклинаний. Правда, это лишь помешает другим людям использовать спички, но не предохранит от того, что ты сам можешь их потерять. Тут вбежала Дженет. Она все еще плакала, но была рада, что ее услуги понадобились. — Сейчас все принесут, — сказала она. — Спасибо, — откликнулся Крестоманси и посмотрел на нее долгим, задумчивым взглядом. Дженет была в полной уверенности — он обвинит ее в том, что она не Гвендолен, но тут он произнес: — Тебе тоже будет полезно это услышать — во избежание новых происшествий. — Может, я сперва принесу вам полотенце? — покорно спросила Дженет. — Вы такой мокрый. — Уже высыхаю, спасибо, — ответил он, улыбаясь. — Теперь слушайте. Люди с девятью жизнями играют важную роль, но очень редко встречаются. Они появляются, когда, по тем или иным причинам, у них нет двойников в другом мире. Тогда те жизни, которые должны были распространиться по нескольким мирам, сосредоточены в одном человеке. То же происходит со всеми талантами, которые должны были достаться восьми другим людям. — Но у меня нет никаких талантов, — возразил Мур, а Дженет перебила его: — И как редко встречаются эти люди? — Исключительно редко, — пояснил Крестоманси. — Не считая Мура, единственный известный мне обладатель девяти жизней в этом мире — я сам. — Правда? — Мур был приятно удивлен. — Девяти? — У меня было девять. А осталось всего две. Я ведь повел себя еще безрассуднее, чем ты, — признался Крестоманси. — Теперь мне приходится следить за тем, чтобы каждая жизнь хранилась отдельно в самом надежном месте, какое только можно представить. Советую Муру поступить точно так же. Сообразительная Дженет мгновенно предположила: — Что же, одна жизнь — здесь, с нами, а другие в это время ужинают внизу? Крестоманси рассмеялся: — Нет, все устроено иначе. Я... К разочарованию Дженет, вбежавшая с подносом Юфимия помешала Крестоманси объяснить, как же все устроено. Вслед за Юфимией спешил мистер Сондерс, так и не нашедший вечернего костюма. — Что с мальчиком? — обеспокоенно спросила Юфимия. — Мой Уилл бормотал какие-то угрозы, но если это — его рук дело, я знать его больше не желаю. А что с ковром-то? Мистер Сондерс тоже смотрел на скрученный и торчащий бугром ковер. — Кто это сделал? — размышлял он вслух. — Этому ковру хватало волшебства, чтобы противостоять любому заклятию. — Я знаю, — произнес Крестоманси. — Но то заклятие было на редкость сильным. Они со значением переглянулись. Все засуетились вокруг Мура. Он чувствовал себя на верху блаженства. Мистер Сондерс поправил ему подушки, а Юфимия надела на него ночную рубашку и погладила по голове, словно забыв, что он превратил ее в лягушку. — Это не Уилл, — успокоил ее Мур. — Это все я сам сделал. Крестоманси влил в него изрядную порцию бренди, а затем дал выпить чашку горячего сладкого чая. Дженет тоже попила чая, после чего ей стало намного лучше. Мистер Сондерс помог Юфимии распрямить ковер и спросил, не следует ли усилить его волшебные свойства. — Может, использовать драконью кровь? — предложил он. — Едва ли тут что-либо удастся сделать,— покачал головой Крестоманси. — Забудь об этом. Он встал и сдвинул зеркало так, чтобы видеть отражение Дженет. — Может, переночуешь сегодня в комнате Мура? — обратился он к девочке. — Было бы неплохо. Дженет поглядела на Крестоманси из зеркала и смутилась. — Ой, — смутилась она, — я корчила рожи. Крестоманси засмеялся, а мистер Сондерс так развеселился, что плюхнулся на голубой бархатный стул. — Что же, поделом мне, — улыбался Крестоманси, — иные рожи оказались весьма оригинальны. Дженет тоже смеялась — несколько глуповатым смехом. Мур лежал в кровати; ему было уютно, и он почти воспрянул духом. Некоторое время все находились рядом с ним, помогая ему прийти в себя. Потом осталась одна Дженет, трещавшая без умолку. — Я так рада, что ты живой, — говорила она. — И кто меня за язык тянул с этими спичками? Такой был ужастик, когда ты вдруг загорелся, а ковром тебя потушить не удалось и пришлось позвать Крестоманси. А что мне было делать? Но я оказалась права. Не успела я произнести его имя, как он вошел через закрытую дверь, даже не сломав при этом замок — я потом проверила. Значит, он действительно волшебник. И ты видишь, Мур, из-за тебя он испортил свой костюм, но ничуть не расстроился, так что, судя по всему, когда он не похож на ледяной туман над Грампианскими горами, то очень даже мил. Я это говорю не из-за зеркала — я и вправду так думаю. Мне кажется, в магии зеркало равносильно... Муру хотелось высказать свое мнение о тумане в Грампианских горах, но Дженет все тараторила, и, убаюканный теплом и заботой, он погрузился в сон. В воскресенье утром Мур проснулся совсем с другими ощущениями — в холоде и дрожи. Ведь сегодня днем ему предстояло превратиться в лягушку или встретиться с тигром — а Уилл Саггинс может обернуться очень сильным и грозным тигром, думал мальчик. А после тигра — если это «после» еще наступит! — Мура ждали ужасы разоблачения: скоро, скоро выяснится, что он не способен к колдовству. Джулия и Роджер, конечно, могли бы ему помочь, да что в этом толку, если в среду явится мистер Баслам и потребует свои двадцать фунтов, которых у Мура и в помине нет. На мистера Нострума нечего и рассчитывать, на миссис Шарп — тем более. Единственный выход — взять с собой драконьей крови, отправиться вместе с Дженет в запретный сад и попытаться бежать. Мур вылез из постели, чтобы забраться в волшебную лабораторию мистера Сондерса и достать там драконьей крови. Тут Юфимия принесла поднос с завтраком, и ему пришлось вернуться в кровать. Юфимия была так же добра, как и накануне вечером. Муру стало не по-себе. А когда он управился с едой, вошла Милли. Она наклонилась над мальчиком и обняла его: — Мой бедный, милый глупыш! Слава богу, ты цел. Я так волновалась, так хотела прийти к тебе вчера вечером, но нельзя же было оставить наших бедных гостей совсем одних. Решено — сегодня ты проведешь в постели весь день и можешь просить все, что пожелаешь. Чего бы тебе хотелось? — Пожалуйста, не могли бы вы дать мне чуть-чуть драконьей крови? Милли засмеялась: — Ну ты даешь, Эрик! С тобой только что произошел такой ужасный случай, а ты просишь о самой опасной вещи в мире. Нет, мы не можем дать тебе драконьей крови. Это одна из тех немногих вещей в Замке, которые действительно под запретом. — Как сад Крестоманси? — поинтересовался Мур. — Не совсем, — отвечала Милли. — Сад стар как мир и набит всяким колдовством. Он таит в себе другую опасность — в нем все становится сильнее во много раз. Ты сможешь там побывать, когда хорошенько изучишь магию. Но драконья кровь столь вредоносна, что я всегда огорчаюсь, когда ее использует. Тебе же ни под каким видом нельзя к ней притрагиваться. Затем пришли одетые для посещения церкви Джулия и Роджер и притащили кучу книг и игрушек. Они осыпали Мура сочувственными вопросами и были так добры, что он еще больше расстроился. Когда появилась Дженет, ему уже совсем не хотелось покидать Замок: он был здесь как дома. — А тот комок теста все еще прилеплен к твоему ковру, — мрачно сообщила Дженет, и Мур почувствовал себя менее уверенно. — Я только что виделась с Крестоманси, и знаешь, очень тяжко нести наказание за чужие грехи — даже при том, что я имела удовольствие созерцать небесно-голубой шлафрок с золотыми львами. — Такого я еще не видел, — признался Мур. — Думаю, у него на каждый день недели — новый, — предположила Дженет. — А сегодня ему не хватало только огненного меча. Он запретил мне ходить в церковь; священник не желает меня пускать из-за того, что Гвендолен учинила в церкви в прошлое воскресенье. От злости — кому охота отвечать за чужое безобразие? — меня так и подмывало сказать: «Я не Гвендолен!» — но тут я вспомнила, что в церковь нужно надевать эту дурацкую белую шляпу с маленькими дырочками... Как ты считаешь может ли он слышать через это зеркало? — Нет, — заверил Мур, — только видеть. Иначе бы он все о тебе узнал. А я рад, что ты осталась дома: мы пойдем и возьмем драконьей крови, пока они все в церкви. Дженет внимательно смотрела в окно, поджидая, когда все Семейство выйдет. Спустя около получаса она объявила: — А вот наконец и они — всей толпой шествуют по улице. У мужчин высокие шляпы, а Крестоманси — ну прямо с витрины сошел! Кто они все, Мур? Кто эта старая дама в пурпурных перчатках? А молодая в зеленом? И тот коротышка, который все время болтает? — Понятия не имею, — сказал Мур. Он выбрался из кровати и поспешил в свою комнату за одеждой. Он был в отличном расположении духа — пританцовывал, надевая рубашку, и напевал, натягивая брюки. Даже холодный ком теста на ковре не мог испортить Муру настроение. Он насвистывал, завязывая шнурки. Дженет вошла в комнату, когда разрумянившийся Мур уже выбегал оттуда, на ходу напяливая куртку. — Даже не знаю, — подивилась Дженет, видя, как Мур резво несется вниз по лестнице. — Твоя уверенность кого хочешь заразит. — Поторапливайся! — крикнул Мур снизу. — Это в другом конце Замка. Милли уверяет, что драконья кровь опасна, поэтому ты к ней не прикасайся. Я-то могу потратить на нее одну из своих жизней, а ты нет. Дженет хотела напомнить Муру, что тратить жизни — дело не совсем безопасное, но ей все не удавалось его догнать. Он вихрем пронесся по зеленым коридорам и смерчем взвился по винтовой лестнице, ведущей к комнате мистера Сондерса, и Дженет настигла его лишь в тот момент, когда он был уже внутри. Но здесь Дженет чуть не забыла о нем — столько всего интересного она увидела! Воздух в лаборатории был спертый, насыщенный запахами многолетних магических ритуалов. Мур отметил, что комната почти не изменилась, разве что мистер Сондерс слегка навел порядок к воскресенью. Факела не было. Реторты, перегонные кубы и другие сосуды были вымыты. Стопки книг и свитков высились на втором столе. Пятиконечная звезда по— прежнему, подобно гербу, красовалась на полу, а вот на третьем столе появился новый набор символов, начертанных мелом, и на одном конце этого стола мирно лежало животное, похожее на мумию. Дженет была вне себя от любопытства. — Это как лаборатория, — воскликнула она, — с той только разницей, что это не лаборатория. Какие причудливые вещи! О, я вижу драконью кровь! На что ему такая громадная банка? Думаю, он переживет, если мы возьмем оттуда чуть-чуть. На краю третьего стола что-то зашуршало, и Дженет мигом обернулась. Существо встряхивалось и расправляло свои маленькие прозрачные крылья. — С ним уже так было, — заверил девочку Мур. — Наверное, это в порядке вещей. Но Мур оробел, когда существо потянулось и, позевывая, встало на свои лапы, похожие на собачьи. Зевая, оно обнажило дюжину острых зубок и выпустило облачко голубоватого дыма. Затем существо с топотом заспешило к ребятам. Крылья шлепались о спину, а из ноздрей вылетали маленькие клубы дыма. Странное создание остановилось на краю стола, пытливо глядя на детей золотистыми, искрящимися глазами. Дженет и Мур в испуге отшатнулись назад. — Оно живое! — вскрикнула Дженет. — Кажется, это маленький дракон! — А кто же еще! — сказал дракон, и ребята в ужасе подскочили. Еще более угрожающими показались им язычки пламени, вырывавшиеся из его пасти, когда он говорил: их жар ощущался даже на расстоянии. — Я и не знал, что ты можешь разговаривать, — оторопело проговорил Мур. — По-английски я говорю неплохо,— гордо ответил дракоша, поигрывая огнем. — А зачем вам понадобилась моя кровь? Они виновато посмотрели на полку, где высилась огромная банка порошка. — Неужели вся эта кровь — твоя? — удивился Мур. — Если мистер Сондерс все время берет у него кровь, это очень жестоко, — заметила Дженет. — А, вы про ту банку! — сообразил дракон. — Там засушенная кровь старших драконов. Они продают ее людям. Но вы ее не получите. — Это еще почему? — спросил Мур. — Да потому что я вам не позволю, — заявил дракон и снова дохнул огнем, оттеснив ребят от двери. — Вот вам бы понравилось, если бы я баловался с человеческой кровью? Мур почувствовал правоту дракона — в отличие от Дженет. — Меня это не волнует, — заупрямилась она. — Там, откуда я родом, делают переливания крови и даже существуют специальные хранилища для крови. Папа однажды показывал мне мою собственную кровь под микроскопом. — Но это волнует меня, — сказал Дракоша, испуская очередную порцию пламени. — Мою маму убили драконъеры. – Он подполз к самому краю стола и стал пристально смотреть на Дженет. Огоньки в его золотых глазах то исчезали, то появлялись вновь, меняя форму. Казалось, что на тебя смотрят два маленьких золотых калейдоскопа. — Я был слишком мал, чтобы дать им достаточно крови, — он чуть заметно моргнул, глядя на Дженет, — и они оставили меня. Я бы умер, если бы Крестоманси меня не подобрал. Теперь вам понятно, почему меня это волнует? — Да, — ответила Дженет. — А чем питаются драконьи младенцы? Молоком? — Майкл пытался поить меня молоком, но мне не понравилось, — признался дракон. — Теперь я ем рубленый бифштекс и здорово расту. Когда стану совсем взрослым, он отвезет меня обратно, а пока я помогаю ему с волшебством. Я отличный помощник. — Правда? — заинтересовалась Дженет. — И что же ты делаешь? — Я нахожу разные старые вещи, которые самому Майклу не найти, — промурлыкал дракоша, — приношу ему зверей из бездны: существ цвета старого золота, крылатых тварей, жемчуясноглазых чудовищ из морских глубин, древние шепчущиеся растения... — Он прервал свой рассказ и взглянул на Дженет, склонив голову набок. — А это просто, — поделился он с Муром. — Я всегда хотел это сделать, но мне не разрешают. — Он выдохнул длинное голубое облако дыма. — Эх, жаль, что я еще маленький. Я бы ее сейчас съел. Мур обернулся на Дженет с тревогой: она не мигая уставилась на дракона и глупо улыбалась. «Да она под гипнозом», — сообразил Мур. — Какая подлость! — воскликнул он. — Думаю, кусочек я могу себе позволить, — вслух рассуждал дракон. Мур понял, что зверь шутит. — Только попробуй — я тебе мигом шею сверну, — крикнул он. — Поищи себе другую игрушку! — Ну ты прямо как Майкл, — пробурчал дракон в угрюмых клубах дыма. — Мыши мне уже надоели. — Попроси его брать тебя на прогулку, — предложил Мур, тряся Дженет за РУКУ. Вздрогнув, Дженет пришла в себя. Похоже, она совсем не помнила, что с ней только что было. — И вообще, не нравится мне твой настрой, — обратился Мур к дракону. — Мне ведь нужно совсем немного драконьей крови. Для уверенности он оттащил Дженет на безопасное расстояние и схватил с соседнего стола маленький сосуд из небьющегося фарфора. Дракоша сердито сгорбился и стал по-собачьи чесать себя под подбородком так, что зашелестели крылья. — Майкл говорит: драконья кровь всегда приносит кому-то вред, — сообщил он, — даже если ее использует знаток. Если не будешь осторожен, заплатишь жизнью. Мур и Дженет, переглянулись в дыму, валившем из драконьей пасти. — Что ж, одну я могу потратить, — сказал Мур. Он отвинтил стеклянную крышку у большой банки и отсыпал немного коричневого порошка в фарфоровый сосуд. У порошка был сильный, странный запах. — Ведь Крестоманси прекрасно обходится и двумя жизнями, — запинаясь, прошептала Дженет. — Но он особенный, — уточнил дракон, стоя на самом краю стола и дрожа от волнения. Его золотые глаза неотрывно следили за тем, как Мур заворачивал сосуд в носовой платок и осторожно прятал сверток в карман. Дракоша был так взволнован, что Мур подошел к нему и боязливо поскреб его шею в том месте, где он чесался. Дракон вытянул шею навстречу пальцам мальчика. Теперь он пускал дым из ноздрей с довольным урчанием. — Не волнуйся,— утешил его Мур. — Видишь ли, у меня еще три жизни в запасе. — Так вот почему ты мне нравишься! — проурчал дракон и чуть не упал со стола, пытаясь удержать на себе руку Мура. — Побудь со мной еще немного! — Нам надо идти. — Мур подсадил дракона обратно на стол и потрепал его по голове. Мальчику было приятно прикоснуться к этой теплой жестковатой шкурке. — Прощай! — Прощай, — вздохнул дракоша. Он по-собачьи тоскливо посмотрел им вслед. — Думаю, ему скучно, — произнес Мур, захлопнув дверь. — Как мне его жалко! Он еще малыш! — воскликнула Дженет, останавливаясь на первом же витке лестницы. — Давай вернемся и выведем его погулять. Он такой славный! Мур был уверен: если бы Дженет и вправду вернулась, то в следующий раз она очнулась бы оттого, что дракон доедает ее ногу. — Не такой уме он славный, — возразил мальчик. — К тому же нам нужно в сад прямо сейчас. Наверняка как только дракон увидит мистера Сондерса, он расскажет ему, что мы взяли драконьей крови. — Да, к сожалению, он умеет говорить, — согласилась Дженет. — Надо торопиться. Мур осторожно шел по Замку, открывая и закрывая двери, прижимая ладонь к карману во избежание неприятностей. Он очень боялся оказаться в запретном саду, потратив еще одну жизнь. Ведь, как выяснилось, три жизни он потерял с легкостью. Это обстоятельство очень смущало Мура. По идее утрата пятой жизни должна была иметь не меньший эффект, чем утрата шестой, случившаяся накануне вечером. Но того раза он и вовсе не заметил. Это не укладывалось у Мура в голове. Получалось, что его жизни не были должным образом с ним связаны, как то бывает у обычных людей. Но по крайней мере он знал: не существовало никаких других Муров Чантов, которые стали бы расхлебывать кашу, заваренную им в этом мире, если бы ему пришлось отсюда уйти. Глава пятнадцатая Стоял один из тех чудесных первых дней осени, когда мир, погруженный в тепло и тишину, переливается всеми оттенками зеленого и золотого. Кругом не было ни души, не доносилось ни звука, если не считать шума шагов — Мура и Дженет, пробирающихся через английский сад. Пройдя примерно с полпути, Дженет остановилась: — Мы ищем сад, похожий на развалины замка? Ну так сейчас мы идем в противоположную сторону. Мур мог поклясться, что они шли в нужном направлении, но когда он остановился и огляделся, то увидел высокую, выбеленную солнцем стену прямо у них за спиной. И Мур понял: он не помнит, как они с Гвендолен попадали туда раньше. Ребята повернулись и направились к высокой стене, но вместо нее наткнулись на стену длинную и низкую. За ней располагался запретный сад, куда не было никакого входа. Тогда Мур и Дженет пошли вдоль стены, окружающей английский сад, к ближайшей калитке. Найдя ее, они вновь оказались в розовом саду, а недостижимая полуразрушенная стена снова была у них за спиной и возвышалась над фруктовым садом. — Неужели они заколдовали вход, чтобы в сад было невозможно попасть? — спросила Дженет, пока они блуждали по фруктовому саду. — Вполне возможно, — ответил Мур. И опять они оказались во французском парке, а высокая стена снова была у них за спиной. — Наверняка они успеют вернуться из церкви, а мы все еще будем тут блуждать, — запаниковала Дженет. — Давай попробуем не идти прямо к стене, а только следить за ней краешком глаза, — предложил Мур. Сказано — сделано. Ребята пошли в обход, украдкой поглядывая на стену заколдованного сада. Теперь она вроде бы оставалась на месте. Внезапно они оказались на крутой тропинке, спрятанной между двух стен. Эта тропинка и вела к высокой старой стене с выступающей из нее лестницей, сплошь заросшей пестрой мальвой и львиным зевом. Взволнованные мордашки Мура и Дженет обдало теплом, исходящим от древних щербатых камней. Взбегая по тропинке, ребята только мельком поглядывали на руины, боясь, что прямой взгляд все испортит. Видимо, эта предосторожность сработала: когда они добрались до верха холма, ни стена, ни заросшая лестница никуда не исчезли. Лестница доставила Муру и Гвендолен немало хлопот. Она оказалась раза в два выше обычного дома, и им приходилось быть очень осторожными, чтобы не сорваться. Древние крутые ступеньки становились все горячее и горячее. Муру приходилось все время задирать голову, чтобы смотреть на деревья, росшие наверху, а иначе у него могла закружиться голова. Но когда его взгляд все-таки соскальзывал вниз, он успевал увидеть Замок с самых разных ракурсов. Из этого Мур заключил, что развалины находятся в постоянном движении. Когда они наконец добрались до самого верха, то заметили в стене отверстие, скорее похожее на бойницу, нежели на вход. Мур и Дженет воровато проскользнули внутрь и обнаружили, что земля по ту сторону стены утоптана так, будто люди ходили по ней веками. Могучие темные деревья росли вплотную друг к другу, и под их сенью царила чудесная прохлада. Меж деревьями петляла идеально протоптанная тропинка. Ребята пошли по ней, и, как это бывает в густом лесу, им тут же показалось, что деревья тоже не стоят на месте и расходятся в разных направлениях. А может, здесь такое случалось на самом деле. Тропинка привела ребят в лощину. — Какое чудесное место! — прошептала Дженет. — Но такое необычное... Небольшая впадина была полна весенних цветов. Хотя и стоял сентябрь, нарциссы, подснежники, гиацинты и крошечные тюльпаны росли тут в невероятном изобилии. Может, все объяснялось холодом, царившим в лощине. Поеживаясь, Дженет и Мур пробирались среди цветов. К ароматам весны — прохладным и пьянящим, свежим и диким — явно примешивался знакомый запах колдовства. Не сделав и двух шагов, Мур и Дженет заулыбались, а через мгновение и вовсе засмеялись. — Гляди-ка, там кошка, — заметила Дженет. Действительно, за первоцветами притаилась большая полосатая кошка, которая встревоженно выгибала спину, не зная, то ли убежать, то ли остаться. Она поглядела сперва на Дженет, а потом на Мура. И хотя перед ними, вне всяких сомнений, была кошка, вся она неуловимо чем-то напоминала скрипку. Мур засмеялся — здесь вообще то и дело хотелось смеяться. — Это же старушка Скрипка, — объяснил он, — Раньше она была моей скрипкой, но что она делает тут? Дженет наклонилась и протянула к кошке руку: — Кис-кис-кис, Скрипка, кис-кис-кис. Очевидно, — здешний климат благотворно повлиял на характер Скрипки: она позволила, чтобы ее погладили и почесали за ушками. И что уж совсем неслыханно, она даже разрешила девочке взять ее на руки и ласково при этом мурлыкала. Дженет просияла. В ту минуту она напомнила Муру Гвендолен, вернувшуюся с урока волшебства,— правда, Дженет была добрее. Со словами «Я люблю всех мурлык!» она подмигнула мальчику. Он засмеялся и погладил Скрипку по голове, но тут же отдернул руку: под кошачьей шерстью ощущалась деревянная фактура скрипки. Ребята двинулись дальше — Дженет со Скрипкой на руках, — через белые россыпи нарциссов, источающих неземное благоухание. До сих пор белые цветы им не встречались. У Мура почти не осталось сомнений: сад движется вокруг них сам собой. Мальчик окончательно убедился в этом, увидев синие колокольчики и большие красные тюльпаны. Деревья плавно, чуть заметно скользили, словно указывая дорогу. Они провели детей через лютики и вывели их к залитому солнцем склону. Там рос шиповник, а вокруг него обвивался вьюн с огромными голубыми цветами. Теперь Мур не сомневался, что их вели по кругу — но в то же время они спускались вниз. Когда Мур задумывался о путешествии сада по территории Замка, его начинало мутить, как в автомобиле. Он понял: лучше не думать об этом, а просто идти и смотреть вперед. Когда ребята вслед за деревьями прошли мимо растений, обычно цветущих в разгар лета, Дженет удивленно заметила: — Можно подумать, что у нас экскурсия на тему «Растения всех времен года». А еще тебе не кажется, что мы спускаемся по движущейся лестнице? Сад таил в себе бесконечное множество сюрпризов. Фиговые деревья, оливы и финиковые пальмы привели ребят в небольшую пустыню, где росли кактусы, похожие на причудливые огурцы и колючие зеленые кресла. На некоторых из них полыхали яркие цветы. Как ни странно, солнце здесь светило еле-еле. Однако Мур и Дженет не успели замерзнуть, поскольку деревья тут же окружили их и привели к осенним цветам — те были освещены более ярким, хотя и печальным солнечным светом. Только ребята немного освоились, как на деревьях появились ягоды, после чего листья сперва пожелтели, а потом и вовсе опали. Мур и Дженет приблизились к большому остролисту, усыпанному красными ягодами. Стало холодно. Скрипке это не понравилось, она вырвалась и умчалась в теплые края. — А где же все-таки ворота в другие миры? — вспомнила Дженет о цели их прихода. — Думаю, мы скоро их увидим, — ответил Мур. Похоже, они приближались к центру сада. Пожалуй, Мур еще никогда не ощущал такой сильной магии. Теперь деревья и кусты покрылись инеем, и можно было увидеть яркие ягоды в сверкающей ледяной кожуре. Дженет задрожала и стала тереть руки. Тут им навстречу выплыло дерево — сплошная шапка заледеневших розовых цветов. Следующим явился зимний жасмин, усыпанный маленькими желтыми звездочками. Затем возник могучий черный терн, раскинувшийся во все стороны; на нем было всего несколько белых цветков. Оказавшись под темной сенью терна, Дженет подняла голову, чтобы разглядеть его черные узловатые ветви. — В Гластонбери тоже есть такое дерево. Говорят, оно цветет под Рождество. Мур понял, что они находятся в самом сердце сада. Они оказались на небольшом лугу в низине. Все деревья, кроме одной яблони, росли по краям луга, на возвышенности. По-видимому, здесь было правильное время года — яблоки еще только поспевали. Яблоня росла в самом центре луга, а за ней виднелись какие-то странные развалины. Подойдя ближе, Дженет и Мур обнаружили возле корней яблони маленький источник, неизвестно откуда бивший и тут же утекавший обратно в землю. Вода показалась Дженет странно золотистой и напомнила девочке ту воду, что плескалась в ванне, когда в нее опустили горящего Мура. Развалины оказались обломками полуразрушенной арки. По-видимому, от нее откололась каменная глыба, лежавшая у подножия дерева. Ничего более похожего на ворота не наблюдалось. — Думаю, это и есть ворота, — печально произнес Мур. Ему было очень грустно покидать этот мир. — И я так думаю, — испуганно прошептала Дженет. — Честно говоря, я немного побаиваюсь идти дальше. Да и как нам идти? — Я попробую бросить под арку щепотку драконьей крови, — неуверенно пробормотал Мур. Он извлек из кармана сосуд, завернутый в носовой платок. Уловив запах драконьей крови, Мур почувствовал, что совершает неверный шаг. Конечно же, было ошибкой принести такое опасное вещество туда, где и без того хватает магии. Но поскольку ничего другого в голову Муру не приходило, он аккуратно взял правой рукой щепотку пахучего коричневого порошка, левой рукой спрятал сосуд, а затем, затаив дыхание, развеял порошок между полуразрушенными опорами. Воздух под аркой задрожал, как обычно бывает в жару. Кусочек солнечного луга, видневшийся в проеме арки, затуманился, потом подернулся палевой завесой, а затем и вовсе погрузился во тьму. Темнота постепенно рассеялась, расползлась по краям пространства, и ребята увидели под аркой огромный зал. На многие акры простирался красно— сине— желтый ковер с довольно уродливым рисунком, похожим на рубашку игральных карт. В зале находилось множество людей, также напомнивших Муру игральные карты, поскольку все они были одеты в неуклюжие, жесткие костюмы крикливой расцветки. Люди— карты перемещались из конца в конец зала с важным и взволнованным видом. Воздух под аркой по-прежнему колебался, и Мур смекнул, что они с Дженет не могут попасть в загадочный зал. — Что-то не так, — недоумевала девочка. — Откуда все это взялось? Мур тоже плохо понимал, что происходит. И вдруг он увидел Гвендолен. Восемь мужчин в громоздких золотых ливреях пронесли ее — совсем рядом — на чем-то вроде кровати с ручками. Золотой оказалась и сама кровать, и все украшения на ней, и подушки. На Гвендолен были еще более громоздкие, чем у всех остальных, одежды, белые с золотом, а волосы она убрала под высокий головной убор из золота, возможно корону. Судя по всему, Гвендолен была здесь королевой. Она кивала некоторым из важных людей, и они подобострастно семенили к ее ложу и выслушивали ее, боясь упустить хоть слово. По мановению ее руки другие придворные бросались выполнять ее распоряжения. Кому-то Гвендолен сделала знак, и бедняга тут же упал на колени, моля о пощаде. Но, несмотря на его мольбы, приближенные королевы увлекли его прочь, а сама она улыбалась, будто эта сцена ее позабавила. Сейчас золотое ложе стояло прямо напротив арки, и все люди— карты вихрем носились по залу, выполняя волю своенравной владычицы. Тут Гвендолен заметила Мура и Дженет. Мур догадался об этом, поскольку на лице сестры отразилось изумление с примесью недовольства. И тотчас-то ли она совершила какие-то магические действия, то ли драконья кровь потеряла силу — в проеме арки снова стемнело, он подернулся палевой завесой, а затем затуманился. Через некоторое время там снова не было ничего, кроме кусочка луга, и даже воздух больше не колебался. — Мы видели Гвендолен, — с трудом приходя в себя, произнес Мур. — Я поняла, — холодно сказала Дженет. — Кстати, если ее так и будут носить туда-сюда, она растолстеет. — По-моему, она довольна жизнью. — Муру было немножко завидно. — Я тоже это заметила. Но как же нам отыскать мой мир? — Может, попробуем обойти арку кругом? — неуверенно предложил Мур. — Хорошая мысль! — похвалила его Дженет и уже пошла в обход, как вдруг остановилась: — Мур, боюсь, у нас остается только одна попытка, поэтому надо действовать наверняка. Ты ведь, наверное, уже потерял одну из своих жизней? — Я не почувствовал... — начал было Мур, но осекся. В проеме арки неожиданно возник мистер Нострум. Он держал в руках открытку посланную Муром миссис Шарп, и выглядел озлобленным и издерганным. — Мой дорогой мальчик, — обратился некромант к Муру, — мы договаривались встретиться в половине третьего, а не в полдень. Нам еще повезло, что у меня в руках твоя подпись, Надеюсь, не все потеряно. — Он обернулся и позвал своего брата, хотя на лугу не было ни души: — Иди сюда, Уильям. Непослушный мальчуган меня не понял, но заклинание все же действует. Не забудь с собой... э... оборудование. Мистер Генри Нострум вышел из-за арки, и Мур сделал шаг назад. Казалось, что все совершенно спокойно. Листья яблони даже не задрожали, и только течение ручейка изменилось: если раньше он бил ключом, то теперь он тихо, медленно капал. Мур понял, что произошло нечто ужасное. Дженет стояла за аркой, в испуге закрыв рот ладонями. Внезапно ее заслонила массивная фигура мистера Уильяма Нострума, невесть откуда взявшегося. На левую руку он намотал веревку, а из карманов его блузы торчали какие-то мелкие блестящие штуковины. В блуждающих глазах Уильяма Нострума отражалось крайнее возбуждение. Он слегка задыхался. — Раньше времени, но успешно, Генри, — преодолевая одышку, подбодрил он брата. — Всех остальных я позвал. Уильям Нострум величественно зашагал к яблоне и встал рядом с братом. Земля чуть заметно содрогнулась. В саду было тихо. Отступив назад, Мур обнаружил, что ручеек иссяк, — не осталось ничего, кроме грязноватого отверстия в земле. Теперь Мур уже не сомневался: они с Дженет совершили нечто ужасное. Вслед за Нострумами из-под арки стали один за другим появляться и другие. Сначала примчалась одна из «уполномоченных» ведьм с улицы Шабаша — краснолицая и перепуганная. Видимо, она успела побывать в церкви, поскольку облачилась в самое лучшее: чудовищную шляпу с искусственными цветами и фруктами и черно-красное атласное платье. Большинство из тех, кто следовал за ней, тоже приоделись по случаю воскресенья: маги в синей сарже и цилиндрах, ведьмы в шелку и бомбазине, со шляпами всех фасонов и размеров, некроманты почтенного вида в блузах вроде той, что была на Уильяме Ноструме, тощие колдуны в черном и целая когорта чародеев. Последние делились на две группы: на тех, кто до прихода сюда посетил церковь (черные плащи), и на тех, кто играл в гольф (запачканные бриджи). Колдовское сообщество все прибывало и прибывало, сначала по двое, по трое, а потом и по шестеро-семеро. Все они явно спешили и были крайне возбуждены. Мур узнал нескольких ведьм и предсказателей судьбы с улицы Шабаша, но ни миссис Шарп, ни мисс Ларкинс не появились,— впрочем, он просто мог их не заметить, поскольку оказался в самой гуще огромной и стремительно растущей толпы и его против воли относило то в одну, то в другую сторону. Уильям Нострум кричал, обращаясь к вновь прибывшим: — Не стойте кучей! Занимайте весь луг! Окружайте арку со всех сторон! Не должно остаться ни малейшей лазейки! Дженет с трудом пробралась к Муру и взяла его за руку. — Мур, что мы наделали? Это же все колдуны и ведьмы! Скажешь, я не права? — в отчаянии теребила она мальчика. — О моя дорогая Гвендолен! — поприветствовал ее мистер Генри Нострум. — Как видишь, План-два в действии. Уже весь луг был до краев заполнен колдунами и ведьмами. Земля содрогалась под их шагами и звенела от их оживленной болтовни. Несметная толпа, бесконечное мелькание безвкусных шляп и блестящих цилиндров — как на открытии благотворительного базара. Как только последний некромант выскочил из-под арки, тяжелая длань Генри Нострума легла на плечо Мура. Мальчик взволнованно думал, случайно ли в этой же самой руке колдун держал открытку, посланную им миссис Шарп. Мур заметил, что Усердный Маг, как всегда небритый и бодрый, одетый в тесный воскресный костюм, занял позицию возле одной из опор арки. Мистер Уильям Нострум с очень важным и представительным видом расположился возле другой опоры и вальяжно помахивал своей тяжелой серебряной цепью для часов, зачем-то отстегнув ее. — Итак, дорогая моя Гвендолен, — произнес Генри Нострум, — мы удостаиваем тебя чести позвать Крестоманси. — Я... пожалуй, я не буду, — промямлила Дженет. — Тогда придется мне самому, — объявил жутко довольный некромант. Прочистив горло, он крикнул высоким тенором: — Крестоманси! Крестоманси! Появись! И Крестоманси немедленно возник в проеме арки. Видимо, он как раз возвращался из церкви. В одной руке он держал свой серый цилиндр, а другой убирал молитвенник в карман своего прекрасного сюртука голубиного оттенка. Собрание колдунов и некромантов не то застонало, не то заохало, приветствуя волшебника. Крестоманси оглядывался по сторонам, и вид у него был крайне рассеянный и незлобивый. Заметив Мура и Дженет, волшебник растерялся еще больше. Мур открыл было рот, чтобы крикнуть Крестоманси: «Бегите!» — но в этот момент Усердный Маг уже бросился на волшебника. Маг рычал, его ногти превратились в когти, а зубы — в клыки. Крестоманси аккуратно положил молитвенник в карман и все так же рассеянно посмотрел на Усердного Мага. Тот мгновенно застыл в воздухе и стал неумолимо уменьшаться, шипя, как воздушный шарик, из которого выходит воздух. Секунда-другая, и здоровый мускулистый детина превратился в маленькую коричневую гусеницу. Она упала в траву, бессильно извиваясь. Но, пока Крестоманси разбирался с Усердным Магом, Уильям Нострум отделился от другого столба арки и, подойдя сзади, ловко обмотал правую руку волшебника массивной цепочкой для часов. — Сзади! — взвизгнули Мур и Дженет, но, увы, слишком поздно. Внезапно коричневая гусеница изогнулась, подпрыгнула и снова стала Усердным Магом — слегка всклокоченным, но по-прежнему довольным собой. Он опять атаковал Крестоманси. Видимо, цепочка для часов каким-то образом напрочь отняла у волшебника силы. В проеме арки завязалась жестокая борьба: Усердный Маг пытался схватить Крестоманси, а волшебник пробовал левой рукой освободить свое правое запястье от серебряной цепи, но Уильям Нострум изо всех сил наваливался на его руку. Никто из них не использовал чары, и, видимо, Крестоманси мог только слабо отпихивать Усердного Мага. После двух неудачных попыток детина наконец заключил волшебника в свои железные объятия, и тогда Уильям Нострум извлек из кармана серебряные наручники и защелкнул их на кистях Крестоманси. Торжествующий вопль вырвался из глоток радостно кивающей публики — вопль истинного колдовства, заставивший солнце содрогнуться. Крестоманси, еще более растрепанного, чем Усердный Маг, вытащили из-под арки. Элегантный серый цилиндр покатился к ногам Мура, и Генри Нострум с величайшим удовольствием наступил на него. Мальчик тут же попытался выскользнуть из— под тяжелой ладони некроманта, но оказалось, он не в силах пошевелиться: Генри Нострум удерживал его на месте с помощью проклятой открытки. Мур осознал, что так же беспомощен, как и сам Крестоманси. — Так, значит, это правда! — ликовал Генри Нострум, пока Усердный Маг волок Крестоманси к яблоне. — Серебро способно одолеть Крестоманси — великого Крестоманси! — Увы, так и есть. Неприятная штука, да? — пытаясь сохранить свою обычную невозмутимость, откликнулся плененный волшебник. Его подтащили к стволу яблони. Уильям Нострум, пыхтя, поспешил к своему брату и отцепил цепочку для часов с его просторного жилета. Двух серебряных цепей с животов таких упитанных братьев с лихвой хватило на то, чтобы приковать Крестоманси к дереву. Уильям Нострум быстро завязал концы в два заколдованных узла и отступил, с довольным видом потирая руки. Публика дико захохотала и зааплодировала. Крестоманси согнулся, словно в изнеможении. Волосы упали на лицо, галстук съехал под левое ухо, а весь его голубиный сюртук покрылся пятнами от древесной коры. Муру стало как-то неловко смотреть на волшебника в таком положении. Но Крестоманси держал себя в руках. — Ну заковали вы меня в серебро, и что дальше? — спокойно поинтересовался он. Глаза Уильяма Нострума весело забегали по кругу, как две секундные стрелки. — О, готовьтесь к худшему, мой дорогой сэр! — ликовал некромант. — Можете на нас положиться! Нас, знаете ли, тошнит от ваших назойливых ограничений. Почему это нам нельзя выйти отсюда и завоевать другие миры? Почему это мы не можем использовать драконью кровь? Почему вы не разрешаете нам быть безгранично, беспредельно злыми, а? Ответьте-ка мне, сэр! — Если бы вы подумали головой, то, уверен, смогли бы сами найти ответ, — негромко промолвил Крестоманси. Неудивительно, что его голос потонул в гневном хоре колдунов и некромантов. Пока они шумели, Дженет стала незаметно подбираться к дереву. Она сообразила, что Мур не в силах шевельнуться, пока на плечо ему давит рука Генри Нострума, и решила хоть что-то предпринять. — О да, — вторил брату Генри Нострум, сияя самодовольством. — Сегодня мы берем магическое искусство в свои руки. К вечеру этот мир станет нашим. А если дадите нам срок до Хэллоуина, то мы, дорогой сэр, отправимся завоевывать другие миры — все миры, какие нам только известны. Мы собираемся уничтожить и вас, мой дорогой друг, и все ваше могущество. Но прежде, чем мы это сделаем, нам, конечно же, нужно разрушить этот сад. Крестоманси задумчиво разглядывал свои безвольно опущенные руки, закованные в серебряные наручники. — Я бы вам не советовал это делать. Сад полон тайн, поселившихся здесь на заре всех миров. Он гораздо, гораздо сильнее, чем я сам. В корнях этого сада — самое основы волшебства, но, даже если вы до них доберетесь, вам будет невероятно трудно разрушить сад. — Вот как? — ухмыльнулся Генри Нострум. — Но нам известно, что мы сможем уничтожить вас только в том случае, если покончим с садом, мой лукавый сэр. И не думайте, что мы не знаем, как это сделать. — Тут некромант поднял свободную руку и похлопал ею Мура по плечу. — Вот оно, наше средство. В этот момент Дженет запнулась о корень яблони и с криком «Разрази меня гром!» шлепнулась прямо на камень. Публика принялась визжать от смеха и тыкать в нее пальцами, отчего Дженет еще больше рассердилась и с отвращением оглядела шумный круг воскресных чепцов и шляп. — Скорее вставай, дорогая Гвендолен, — ликуя, пропел Генри Нострум. — Уступи это место юному Муру. Некромант схватил беспомощного Мура поперек тела, поднял его и потащил к каменной глыбе. Сияющий Уильям Нострум засуетился, разматывая веревку, намотанную на левую руку. Усердный Маг тоже был тут как тут, готовый в любой момент прийти на помощь. А Мур так перепугался, что даже умудрился каким-то образом разрушить чары. Он вывернулся из цепких объятий мистера Нострума и со всех ног помчался к арке, пытаясь на бегу вытащить из кармана сосуд с драконьей кровью. От арки Мура отделяло всего несколько шагов, но бегство не удалось: каждый колдун, некромант, чародей или маг мгновенно сотворил по заклинанию. Над лугом заклубилось густое облако колдовства. Сердце Мура учащенно забилось, а его ноги словно превратились в свинцовые столбы. Он бежал все медленнее и медленнее, будто увязая в сиропе. Он слышал крики Дженет, торопившей его, но чувствовал себя игрушкой, у которой кончается завод. Мур сделал последний шаг прямо перед аркой и встал как вкопанный, не в силах пошевелиться. Ему было позволено только дышать. Затем братья Нострумы вместе с Усердным Магом схватили оцепеневшего Мура и связали его веревками. Дженет изо всех сил старалась им помешать: — Пожалуйста, прекратите! Что вы делаете? — Тише, тише, Гвендолен, — урезонил ее несколько раздраженный Генри Нострум. — Ты все отлично знаешь. Я ведь подробнейшим образом объяснил тебе, что разрушить чары, охраняющие сад, можно только одним способом — перерезав горло невинному ребенку вот на той каменной глыбе. И ты дала согласие. — Нет, неправда! Это была не я! — в ужасе и отчаянии закричала Дженет. — Успокойся, — сказал ей прикованный к дереву Крестоманси. — Или ты хочешь оказаться на месте Мура? Дженет пристально поглядела на него, да так и застыла, потрясенная происходящим. Тем временем связанного Мура бросили на жертвенный камень. Сморщась от боли, Мур негодующе посмотрел на Усердного Мага: ведь раньше Маг казался ему вполне дружелюбным. Но, по правде говоря, Мур был не так уж сильно напуган — он помнил о запасных жизнях, а потому надеялся, что рана на его горле быстро затянется. Однако до того ему предстояло пережить немало скверных минут. Мур поискал глазами Дженет, желая подбодрить ее хотя бы взглядом. Но, к его изумлению, неведомая сила выдернула девочку из этого мира и, очевидно, вернула в ее собственный. От Дженет не осталось ничего, кроме удивленного вопля. Публика на лугу издала похожий вопль: исчезновение Дженет потрясло их не меньше, чем Мура. — Отлично! — воскликнула... Гвендолен, появляясь с другой стороны арки. — Кажется, я вовремя. Само собой, все взгляды устремились на нее. Гвендолен вышла из-за развалин, отряхивая с пальцев драконью кровь одним из школьных сочинений Мура. Мальчик увидел свою подпись наверху страницы: «Эрик Эмелиус Чант, улица Шабаша, 26, Вулверкоут, Англия, Европа, Мир, Вселенная». Волосы Гвендолен были по-прежнему спрятаны под высоким убором, а громоздкое золотое облачение она сняла и осталась в одежде, которую в ее новом мире, по-видимому, считают домашней. Но даже эта одежда была роскошнее, чем любой из шлафроков Крестоманси. — Гвендолен! — воскликнул Генри Нострум, глядя туда, где еще минуту назад находилась Дженет— Что... кто?.. — Это всего лишь заместительница, — небрежно объяснила Гвендолен. — Какое-то время назад я увидела ее и Мура здесь, Тогда я поняла... — Она запнулась, заметив плененного Крестоманси, и радостно закричала: — Отлично! Вы поймали его! Одну минутку! Приблизившись к пленнику, она подобрала подол своей золотой одежды и со всей силой пнула волшебника по обеим голеням, — Вот тебе! Вот! Крестоманси даже не пытался притвориться, что ему и это нипочем. Он скорчился от боли, ведь носы королевских туфель были заострены, как гвозди. — Итак, на чем я остановилась? — продолжила Гвендолен разговор с братьями Нострумами. — Ах да. Я решила вернуться, поскольку не хотела пропускать самое интересное, к тому же я забыла сказать вам, что у Мура девять жизней. Боюсь, вам придется убить его несколько раз. — Девять жизней, — рявкнул Генри Нострум. — Глупая девчонка! Сразу же поднялся невероятный шум и гам, поскольку каждая ведьма и каждый колдун хотели выразить свое возмущение легкомыслием Гвендолен. Неудивительно, что в таком крике никто никого не слышал. Лежа на камне, Мур наблюдал за тем, как побагровевший Уильям Нострум бросается к Гвендолен, бешено вращая глазами и яростно рыча, а та огрызается в ответ. Когда крики стали стихать, Мур услышал гудение Уильяма Нострума: — Девять жизней! Да если у него девять жизней, глупая ты девчонка, это значит, что он сам — волшебник! — Я вовсе не глупа! — взвилась Гвендолен. — Я не хуже вашего знаю, что он волшебник, — ведь я использовала его дар с самого раннего детства! Но разве я смогу продолжать это делать, если вы убьете его? Поэтому мне и пришлось уйти, но теперь я вернулась, и вы должны сказать мне «спасибо» за то, что я вам рассказываю. Так-то вот! — Как это ты могла использовать его колдовской дар? — спросил Генри Нострум, еще более разъяренный, чем его брат. — Очень просто — хотела и использовала. Он не возражал. — Вообще-то я возражаю, — подал голос со своего камня Мур. — Ты могла бы спросить меня, ведь я здесь. Гвендолен посмотрела на него в некотором удивлении. Но не успела она ответить брату, как Уильям Нострум громко зашикал, призывая к тишине. Он был страшно взвинчен. Вытащив из кармана длинную блестящую вещицу, он стал нервно вертеть ее в руках. — Тише! — гаркнул он. — Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать. Нам нужно только нащупать слабое место мальчишки, а иначе мы никак не сможем его убить. А слабое место у него наверняка есть — как у всех волшебников. С этими словами Уильям Нострум навалился на Мура и показал ему блестящую вещь. Мур пришел в ужас, увидев, что это длинный серебряный нож. Некромант поднес нож прямо к лицу мальчика, хотя свой взгляд ему никогда не удавалось направить с такой точностью. — Какое у тебя слабое место, парень? Выкладывай. Мур молчал: похоже, это был единственный шанс сохранить хоть одну из его жизней. — Я знаю, — заявила Гвендолен. — Я сложила все его жизни в книжечку спичек: так их было легче использовать. Спички в моей комнате б Замке. Сходить за ними? Вся публика, насколько Мур мог видеть из своего крайне неудобного положения, обрадовалась этому известию. — Тогда все в порядке, — просиял Генри Нострум. — А можно его убить, не сжигая спичку? — О да, — ответила Гвендолен. — Однажды он тонул. — В таком случае, — облегченно вздохнул Уильям Нострум,— вопрос только в том, сколько жизней у него осталось. Сколько жизней у тебя осталось, парень? Нож снова торчал у Мура под самым носом, но мальчик опять не сказал ни слова. — Он не знает, — нетерпеливо объяснила Гвендолен. — Мне пришлось довольно много израсходовать. Одну он потерял при рождении, другую — когда тонул. Еще одна понадобилась для того, чтобы вложить его жизни в спички. Кстати, тогда с ним почему-то случились судороги. Потом эта жаба, прикованная к яблоне серебром, не хотела давать мне уроки колдовства и отобрала мой дар, и тогда мне пришлось ночью взять одну из жизней, чтобы перенестись в мой чудесный новый мир. Надо сказать, Мур мне в этом вовсе не помогал — скорее, мешал, но все-таки у меня получилось. Так закончилась та жизнь. О, я почти забыла: четвертую жизнь я вложила в скрипку дуралея, чтобы превратить ее в кошку. Помните Скрипку, мистер Нострум? Генри Нострум вцепился в свои кудри. По лугу прокатился ропот ужаса. — Нет, ты — глупая девчонка! Кто-то забрал эту кошку, а значит, мы вообще не сумеем его убить! На мгновение Гвендолен почувствовала себя побежденной, но потом ей пришла в голову мысль: — Если я снова уйду из этого мира, вы сможете использовать мою замести... Внезапно цепи, опутавшие Крестоманси, зазвенели. — Нострум, — усталым голосом сказал волшебник, — вы напрасно так переживаете. Это я распорядился забрать у вас кошку-скрипку. Она где-то здесь, в саду. Генри Нострум обернулся и недоверчиво посмотрел на Крестоманси, все еще держась за свои кудри, как будто бы они помогали ему правильно думать. — Я сильно сомневаюсь в правдивости ваших слов, сэр. Известно, что вы крайне лукавый человек. — Вы мне льстите, но, к сожалению, когда я опутан серебряными цепями, я могу говорить только правду. Генри Нострум покосился на брата. — Он прав, — неуверенно подтвердил Уильям. — Серебро не позволяет ему лгать. Значит, еще одна жизнь мальчишки бродит где-то поблизости. Гвендолен, Усердный Маг и большая часть колдунов сочли это известие утешительным. Со словами «Пойду и найду ее» девочка стала очень быстро (насколько ей позволяли туфли с острыми носами) подниматься на возвышенность — туда, где росли деревья. Усердный Маг последовал за ней. Когда она проходила мимо ведьмы в высокой зеленой шляпе, та одобрительно закивала: — Правильно, милочка. Нам всем надо поохотиться за киской, — и, повернувшись к толпе, издала пронзительный ведьмовской крик: — Эй, всем искать киску! И все бросились на поиски, подоткнув юбки и придерживая воскресные шляпы. Луг мгновенно опустел. Деревья, возвышавшиеся по краям, задрожали, закачались и заскрипели. Однако сад вовсе не собирался впускать непрошеных гостей. Деревья выталкивали разноцветных ведьм, сизых чародеев и черных колдунов обратно на луг, в низину. Мур вновь услышал голос Крестоманси; — Ваши друзья, Нострум, чрезвычайно невежественны. Выходить отсюда нужно противосолонь. Может, вы скажете им об этом? Уильям Нострум кое-как сфокусировал на Крестоманси блуждающий взгляд, а затем помчался вслед за всеми, истошно вопя: — Противосолонь, братья и сестры! Противосолонь! — Позвольте сообщить вам, сэр, — обратился Генри Нострум к плененному волшебнику, — вы начинаете меня не на шутку раздражать. Некромант на мгновение остановился, но, увидев, что деревья снова выталкивают в низину всю ораву колдунов вместе с Гвендолен и Усердным Магом, все-таки зашагал к соратникам, крича: — Постойте, дорогие друзья! Остановись, дорогая ученица! Противосолонь! Надо идти противосолонь! Возле арки и яблони остались только Мур и Крестоманси. Глава шестнадцатая — Мур! — раздался голос Крестоманси почти над самой головой мальчика. — Мур! Но Мур не хотел отвечать. Он лежал, разглядывая сквозь листья яблони синеву небес. То и дело его взгляд затуманивался, и тогда Мур закрывал глаза, и по его щекам текли слезы. Узнав, как мало он значит для Гвендолен, он уже не был уверен, нужна ли ему хоть одна из его жизней. Он прислушивался к крикам и треску, доносившимся из— за деревьев, и почти желал, чтобы Скрипку скорее поймали. Время от времени у Мура возникало странное чувство, что сам он и есть Скрипка, разъяренная и напуганная, выпускающая когти и царапающая огромную жирную ведьму в шляпе с цветочками. — Мур, — повторил волшебник. Похоже, он был в таком же отчаянии, как и Скрипка. — Мур, я тебя понимаю. Мы надеялись, что ты еще очень нескоро — возможно, спустя годы — узнаешь правду о Гвендолен. Но ты волшебник, причем, как я подозреваю, волшебник более сильный, чем я сам, — если только захочешь использовать свой дар. Не мог бы ты попробовать свои силы сейчас, пока бедная Скрипка еще не поймана? Пожалуйста, сделай одолжение. Помоги мне хотя бы освободиться от этого отвратительного серебра, чтобы я мог восстановить свою мощь. Пока Крестоманси говорил, Мур снова почувствовал себя в шкуре Скрипки. Он забрался на дерево, но Усердный Маг и Уполномоченная Ведьма стряхнули его. Он бежал, и бежал, и бежал, а затем проскользнул между лапищами Усердного Мага и прыгнул — прыгнул изо всех сил с огромной, устрашающей высоты. От этого прыжка Муру стало так худо, что он открыл глаза. Листья яблони трепетали, и яблоко, висевшее над головой мальчика, уже почти созрело. — Что я должен делать? — несчастным голосом спросил Мур. — Я ведь совсем не знаю как... — Понятно, — прервал его Крестоманси. — Я испытывал то же самое, когда мне сказали, что я волшебник. Можешь ли ты подвигать левой рукой? — Назад и вперед. Но мне все равно не высвободиться из веревок. — Неважно. Ведь ты одним мизинцем способен сделать то, чего многим людям, включая Гвендолен, за всю жизнь не удастся. К тому же магия сада должна тебе помочь. Попробуй попилить веревку левой рукой, воображая при этом, что она серебряная. Мур повернул голову вбок и недоверчиво посмотрел на Крестоманси. Волшебник был растрепан, бледен и очень серьезен. Должно быть, он говорил правду. Мур натянул веревку левой рукой. Веревка как веревка — жесткая и грубая. Тогда мальчик сказал себе: «Это не веревка, а серебро», и веревка стала гладкой. Пилить оказалось сложнее. Мур отвел руку как можно дальше и стал ребром ладони двигать по серебру. Дзинь. Звяк. Путы ослабли. — Спасибо, — сказал Крестоманси. — С моими цепями тоже покончено. А вот наручники, кажется, заколдованы посильнее. Может, попробуем еще раз? Позвенев серебряной веревкой, Мур окончательно сбросил ее с себя (кажется, она еще во что-то превратилась, но он этого не заметил) и уселся на камень. Крестоманси устало побрел к нему, протягивая ему руки, по-прежнему жалко висящие в наручниках. В это время из-за деревьев показался Усердный Маг, споривший с ведьмой в шляпе с цветами. — Говорю вам, кошке — крышка. Падая, она пролетела добрых пятьдесят футов. — Но разве вам не известно, что они всегда падают на лапы? — Почему же тогда она так и осталась лежать? Мур понял — нет смысла тратить драгоценное время, представляя себе ужасные картины. Он схватился обеими руками за наручники и рванул их. — Ой! — вскрикнул Крестоманси. Наручники упали в траву. Мур обрадовался своему только что открытому таланту. Он поднял наручники и приказал им стать свирепыми орлами. — Преследуйте Нострумов, — скомандовал он им. Левый наручник послушался и тут же взмыл вверх, а вот правый так и остался самим собой и снова упал на землю. Тогда Муру пришлось взять его в левую руку, после чего тот все-таки превратился в орла и присоединился к своему товарищу. Мур поглядел на Крестоманси. Волшебник стоял под яблоней и смотрел в сторону холма, по склону которого, спотыкаясь, спускался разговорчивый человечек по имени Бернард. Его воскресный галстук был для удобства развязан, а в руке Бернард держал карандаш и газету, развернутую на странице с кроссвордами. — Заклинание, тринадцать букв, заканчивается на «е», — бормотал он. Тут он поднял глаза и заметил, что костюм Крестоманси перепачкан древесной корой. Потом он увидел цепочки для часов, Мура, веревку и множество людей, бегающих между деревьями по холму. — Силы небесные! — удивился Бернард. — Извините... я не знал, что вы во мне нуждаетесь. Остальных тоже позвать? — Да побыстрее, — ответил волшебник. Ведьма в шляпе с цветами углядела, что Крестоманси удалось освободиться от цепей, и заверещала фальцетом: — Они готовятся к бегству! Остановите их! Ведьмы, колдуны, некроманты и маги высыпали на луг — Гвендолен, конечно же, была в их числе — и принялись поспешно творить заклинания. По саду разнеслось гудение, и привычный запах колдовства повис над лугом. Тогда Крестоманси поднял руку, словно призывая к тишине. Но гудение только усиливалось и становилось все более злобным. Впрочем, никто из колдунов не осмелился подойти ближе. Не остановились только Уильям и Генри Нострумы: пыхтя и вопя, они со всех ног улепетывали от огромных орлов, которые их преследовали. Бернард погрыз карандаш и наморщил лоб. — Какой ужас! Их же целая толпа! — промолвил он. — Старайся изо всех сил, — попросил его Крестоманси, тревожно поглядывая на гудящую толпу. — Я помогаю тебе изо всех сил. Кустистые брови Бернарда подпрыгнули: на склоне прямо над ним возникла мисс Веникc. В одной руке она держала настольные часы, а в другой — скатерть. Возможно, из-за того, что домоправительница стояла на возвышении, сама она казалась еще выше, а ее пурпурное платье — еще ярче. — Потребуется полный сбор, чтобы справиться со всей этой оравой, — рассудила мисс Веникc, мгновенно оценив положение. Одна из ведьм завизжала: — К нему идет подкрепление! Муру показалось, что это Гвендолен. Запах колдовства все усиливался, а гудение уже напоминало долгий раскат грома. Толпа медленно приближалась. Снова замелькали шляпы и зашуршали темные костюмы. Рука, которой Крестоманси пытался их остановить, задрожала. — Сад тоже им помогает, — заметил Бернард. — Ну же, Веникc, милая, соберись! Он все время грыз карандаш и отчаянно гримасничал. А мисс Веникc аккуратно завернула часы в скатерть и после этого уже точно начала расти. Постепенно стали появляться другие члены Семьи. Они собирались вокруг яблони, выдернутые из своих мирных воскресных занятий. Одна из молодых дам распутывала шерсть, а ее спутник сматывал эту шерсть в клубок. Другой мужчина держал в руках бильярдный кий, а еще одна молодая дама — кусок мела. Старушка в кружевных перчатках плела на коклюшках новую пару перчаток. Появление мистера Сондерса сопровождалось громким хлопком. У учителя под мышкой торчала лукавая морда дракона, и оба они казались растерянными, поскольку их внезапно оторвали от веселой игры. Заметив Мура, дракон тут же вырвался от мистера Сондерса, подлетел к мальчику и прыгнул ему на руки, шелестя крыльями и извергая язычки пламени. Мур прислонился к яблоне, чтобы удержать в руках довольно тяжелого дракона, тот подпрыгивал и восторженно лизал ему лицо пламенем. Мур мог серьезно обжечься, если бы вовремя не приказал огням охладиться. Подняв голову, Мур увидел, что по склону холма спускаются Роджер и Джулия. Не иначе, они снова играли с зеркалами, поскольку их руки так и остались поднятыми вверх. Они очень удивились, увидев, что здесь творится. — Это же сад! И столько людей! — не верил своим глазам Роджер. — Раньше ты никогда не вызывал нас сюда, папочка, — удивленно заметила Джулия. — Сегодня — особый случай, — пояснил Крестоманси. Он был совсем обессилен и даже придерживал поднятую вверх правую руку левой. — Нужно, чтобы вы привели свою маму. Быстро. — Мы сдерживаем их, — доложил мистер Сондерс. Он пытался сохранять невозмутимость, но явно нервничал. Гудящая толпа подбиралась все ближе. — Нет! — звонко возразила старушка в перчатках. — Мы больше ничего не сможем сделать без Милли. Мур почувствовал, что все стараются привести жену Крестоманси. Он решил им помочь, раз уж Милли была им так нужна, да вот только не знал как. К тому же драконье пламя становилось таким жарким, что он тратил все свои силы на то, чтобы не обжечься. Роджеру и Джулии не удалось привести Милли. — Что такое? — растерялась Джулия. — Раньше у нас это получалось. — Чары всех этих людей мешают нам, — объяснил Роджер. — Попытайтесь еще раз, — настаивал волшебник. — Я не могу. Что-то меня останавливает. — А ты тоже участвуешь в колдовстве? — поинтересовался у Мура дракон. Между тем его пламя доставляло мальчику значительные неприятности. Кожа на лице Мура покраснела и начала болеть. Но как только дракоша обратился к нему, мальчик понял. Он действительно участвовал в колдовстве — но на стороне врага, поскольку Гвендолен снова использовала его способности. Раньше она часто так делала, поэтому Мур привык и почти не замечал этого, но теперь почувствовал. Мешая Крестоманси привести Милли, она использовала магическую силу брата на всю катушку, и именно поэтому его так сильно жгло. Впервые в жизни Мур по-настоящему разозлился на Гвендолен. — Она не имеет права! — сказал он дракону и забрал свой магический дар обратно. На него сразу же повеяло прохладой. — Мур! Немедленно прекрати! — завизжала Гвендолен. — Замолчи! — крикнул в ответ Мур. — Это — мое! И тут же у его ног снова забил маленький источник. Мур с удивлением рассматривал его, не понимая, почему так произошло, и вдруг заметил, что члены Семьи, до этой минуты сильно озабоченные, заметно повеселели. Крестоманси глядел куда-то вверх, и лицо его светилось. Посмотрев в том же направлении, Мур увидел Милли, которая спускалась к ним с холма. Тут явно был какой-то обман зрения: идя по склону холма, Милли казалась ростом с яблоню. Но вряд ли обманом было выражение ее лица, умиротворенное, словно вечер долгого дня. На руках у нее сидела Скрипка, Кошка была испугана и взлохмачена, но все же тихо мурлыкала. — Мне так жаль, — огорчилась Милли. — Я б раньше пришла, если бы знала. Дело в том, что бедняжка упала со стены сада, и ни о чем другом я не могла думать. Крестоманси с улыбкой опустил руку. По-видимому, больше не было необходимости сдерживать толпу: колдуны остановились, и гудение прекратилось. — Ничего страшного, — утешил он жену. — Но теперь нам пора приниматься за дело. И Семья немедленно приступила к работе. Впоследствии Муру было трудно вспомнить, что и как они делали, — в памяти всплывали раскаты грома, туман и темнота. В какой-то миг Крестоманси стал расти и вырос почти до небес — но, возможно, это только показалось Муру, поскольку ему пришлось прилечь на траву, чтобы успокоить перепуганного дракона. Мур лежа смотрел на членов Семьи, чьи гигантские фигуры мерили луг огромными шагами. Колдуны и чародеи выли и рычали. Иногда возникал вихрь белого дождя, или белого снега, или просто белого дыма, и все эти капли или снежинки неистово кружились в воздухе. Казалось, сад вертится вокруг своей оси — все быстрее, быстрее, быстрее,.. Иногда Мур различал некромантов, уносимых прочь белым вихрем, иногда — шагающего Бернарда, иногда — мистера Сондерса со снегом в волосах, в надувающейся парусом куртке. Завязывая бесконечные узлы на своем носовом платке, пробегала Джулия. Очевидно, Милли привела за собой подкрепление — Мур заметил Юфимию, дворецкого, лакея, двух садовников и, к своему ужасу, Уилла Саггинса, смело подставившего лицо белому вихрю, который кружился по воющему, вертящемуся и вопящему саду. Движение так ускорилось, что голова у Мура перестала кружиться. Казалось, это было всегда — и кружение, ж гудение. Тут из белого вихря выступил Крестоманси. Мокрый, обветренный и по-прежнему высоченный, он протянул руку к Муру. — Не мог бы ты дать мне немного драконьей крови? — попросил волшебник. — Как вы узнали, что она у меня есть? — виновато спросил Мур, отпуская дракошу, чтобы достать сосуд. — По запаху, — коротко ответил Крестоманси. — Вот, возьмите, — робко сказал мальчик, протягивая ему порошок. — А как вы считаете, я потерял одну из моих жизней, пользуясь этим? — Ты — нет, — успокоил его волшебник, — но хорошо, что ты не позволил Дженет прикоснуться к порошку. Крестоманси шагнул обратно в вихрь и вытряхнул все содержимое сосуда. Мур видел, как порошок развеялся по ветру и закружился в общем танце. Туман стал кирпично-красным, а гудение сменилось чем-то вроде оглушительного колокольного звона, от которого Мур чуть не оглох. Он слышал, как ведьмы и колдуны в ужасе воют. — Войте-войте, — иронично произнес Крестоманси, прислонившись к правой опоре арки. — Каждый из вас уже потерял свой колдовской дар. Можете жаловаться своим депутатам, а те пусть обсуждают вашу проблему в парламенте, ну а мы это уж как-нибудь переживем. Перепуганных колдунов в мокрых до нитки воскресных костюмах выталкивало из белого вихря и затягивало под арку, как затягивает в водоворот опавшие листья. Их было без счета — целые легионы. Но в этом столпотворении Крестоманси умудрился отыскать обоих Нострумов и подвести их прямо к Муру. Тот несказанно обрадовался, увидев, как один из его орлов восседает на плечах Генри Нострума, клюя некроманта в лысое темя, а другой летает вокруг Уильяма, то и дело атакуя его самые упитанные части. — Отзови орлов, — распорядился волшебник. Мур послушался, хотя и неохотно, и на траву тут же упала пара наручников. И братьев Нострумов, и наручники тут же закружило в вихре и унесло под арку вслед за всеми остальными. Самой последней явилась Гвендолен. Крестоманси, конечно же, остановил и ее. Белый вихрь тут же исчез, гудение утихло, и все члены Семьи, слегка запыхавшиеся и мокрые, стали собираться вместе на солнечном склоне холма. Муру казалось, что сад по-прежнему вертится, хотя, вероятно, он вечно находился в движении. Гвендолен испуганно огляделась. — Отпустите меня! Я должна вернуться обратно и снова стать королевой! — потребовала она. — Не будь такой эгоисткой, — спокойно проговорил волшебник. — Ты не имеешь права распоряжаться судьбами восьми девочек, гоняя их из одного мира в другой. Оставайся здесь и научись заниматься волшебством по-человечески. Кстати, эти твои придворные вовсе не исполняют твоих поручений — они только притворяются... — Мне все равно! — взвизгнула Гвендолен. С этими словами она подобрала подол золотой одежды, скинула туфли с острыми носами и бросилась к арке. Крестоманси попытался остановить упрямицу, но она завертелась веретеном и бросила ему в лицо последнюю горсть драконьей крови. Пока волшебник, отступив, протирал глаза, Гвендолен поспешно шагнула в проем арки. Послышался хлопок, и пространство между опорами погрузилось во тьму. Когда тьма рассеялась, под аркой снова был только кусочек луга, а от Гвендолен не осталось и следа — даже остроносых туфель. — Что она натворила? — взволнованно спросила старая дама в кружевных перчатках. — Навсегда закрыла себя в том мире, — ответил Крестоманси, еще более встревоженный. — Не правда ли, Мур? Мальчик чуть ли не с радостью кивнул. Все к лучшему: едва ли ему хотелось снова увидеть Гвендолен. — Смотрите, что из этого вышло, — воскликнул мистер Сондерс, кивнув в сторону холма. По склону, спотыкаясь и плача, спускалась... Дженет. Когда она подошла к Милли, та аккуратно передала Скрипку Джулии и нежно обняла Дженет. Та громко хлюпала носом. Вся Семья сочувственно окружила ее. Бернард дружески похлопал Дженет по спине, а старушка в перчатках пробормотала что-то утешительное. Мур остался возле развалин в одиночестве, если не считать дракона, который вопросительно поглядывал на него из травы. Мальчика терзали муки совести. «Дженет, — думал он, — была счастлива в своем мире. Здесь она скучала по маме и папе. Теперь из-за меня она снова оказалась в этом мире, а Крестоманси еще называет Гвендолен эгоисткой!» — Нет, все не совсем так, — как будто прочитав его мысли, сказала Дженет, стоявшая в окружении Семьи. Девочка попыталась присесть на камень, но быстро вскочила с него, вспомнив о том, с какой целью хотели использовать глыбу совсем недавно. Муру пришла в голову прекрасная мысль. Он вспомнил о голубом бархатном стуле из комнаты Гвендолен и приказал ему перенестись сюда. В следующее мгновение стул уже стоял на траве перед Дженет. — Как это мило, — сквозь слезы улыбнулась она и собралась сесть. — Я принадлежу Замку Крестоманси, — сообщил стул. — Я прина... Под суровым взглядом мисс Веникc стул умолк, и Дженет наконец смогла сесть. Земля была неровной, поэтому стул слегка покачивался. — А где Мур? — встревожилась Дженет. — Я тут. Это я добыл для тебя стул. Ему было приятно видеть, что Дженет искренне обрадовалась. — Кажется, самое время перекусить? — обратилась Милли к экономке. — Ведь уже почти два часа. — Минутку, — откликнулась мисс Веникc и важно повернулась к дворецкому. Тот кивнул. Через мгновение лакеи уже тащили сюда огромные корзины, вроде тех, в которых носят белье. Корзины оказались доверху набиты съестным. Чего тут только не было — и ветчина, и цыплята, и пироги с мясом, и заливное, и фрукты, и вино! — Вот здорово! — пришел в восторг Роджер. Пикник начался. Многие усаживались прямо на траву, а Мур постарался устроиться как можно дальше от Уилла Саггинса. Милли расположилась на плоском камне. Крестоманси, освежив лицо водой из источника, присоединился к Милли. Старая дама в перчатках извлекла — неизвестно откуда — небольшой пуф и со всем комфортом на него приземлилась, а Бернард хорошенько встряхнул брошенные Муром остатки веревки и превратил их в гамак. Натянув гамак между опорами арки, человечек плюхнулся в него. Такому комфорту можно было позавидовать, хотя Бернард с трудом удерживал равновесие, в особенности когда тянулся за очередным кушаньем. Скрипка получила куриное крылышко и забралась с ним на яблоню — подальше от дракона. Тот завидовал кошке, а поэтому то и дело пускал в ее сторону сердитый дым, в то же время не забывая наваливаться на Мура, чтобы поклянчить у него цыпленка или мясного пирога. — Предупреждаю, — сказал мистер Сондерс, — это самый испорченный дракон в мире. — Я единственный дракон в мире, — самодовольно проурчал дракоша. Дженет все еще готова была заплакать. — Дорогая, мы все понимаем, — утешала ее Милли, — и очень сожалеем. — Хочешь, я отправлю тебя назад? — предложил Крестоманси. — Это не так просто — мир Гвендолен не принадлежит к нашей группе миров, — но я могу попробовать. — Нет, нет. Все в порядке, — всхлипнув, заверила их Дженет. — Во всяком случае, все будет в порядке, когда я привыкну. Я хотела вернуться сюда, но теперь мне так грустно... Видите ли... Ее губы задрожали, а глаза снова наполнились слезами. И тут откуда-то явился носовой платок и лег на ее ладонь. Мур не знал, кто это сделал, но ему хотелось верить, что он об этом подумал. — Спасибо, — поблагодарила Дженет. — Видите ли, мама и папа не заметили подмены. — Она потерла под носом. — Я вернулась в свою спальню, а там другая девочка — ее вообще-то зовут Ромиллия — как раз делала записи в дневнике. Тут ее позвали, и она вышла, оставив тетрадь открытой. Девочка писала о том, как она боится, что мои родители заметят подмену, и как она рада, что пока ей удается это скрыть. Она ужасно не хочет возвращаться назад: в своем мире она была сиротой и ей там было плохо. В общем, когда я почитала дневник Ромиллии, мне стало жаль бедняжку. Между прочим, — строго добавила Дженет, — она рискует, ведя дневник в доме моих родителей. Я оставила ей записку, в которой посоветовала хранить дневник — раз уж ей так хочется его вести — в одном из моих тайников. А потом... потом я стала ждать и надеяться, что смогу вернуться сюда. — Это очень мило с твоей стороны, — сказал Мур. — Да, конечно, — поддержала его Милли. — Мы так рады твоему возвращению! — Ты твердо решила? — спросил Крестоманси, оторвавшись от куриной ножки и пытливо глядя на Дженет. Дженет решительно кивнула и всхлипнула разок-другой. — О тебе я беспокоился больше всего, — признался волшебник. — Боюсь, я не сразу разобрался в происходящем. Видишь ли, Гвендолен узнала про волшебное зеркало, поэтому занималась колдовством в ванной чтобы мы ничего не узнали. К тому же никто из нас и представить себе не мог, какой мощью обладает Мур. Истина открылась мне только после злосчастной истории с лягушкой. Тогда-то я и решил выяснить, что происходит с Гвендолен и семью другими девочками. Гвендолен попала в свою стихию, а Дженнифер, занявшая место Ромиллии, — такая же жестокая, как Гвендолен, и всегда мечтала остаться сиротой. Что касается королевы Каролины, то она была так же недовольна своим миром, как Ромиллия — своим, и уже трижды оттуда убегала. Такая же картина с остальными пятью — все они оказались в выигрыше, возможно за исключением тебя. Дженет убрала платок от лица и крайне сердито взглянула на Крестоманси: — Почему вы не сказали мне, что знаете? Я могла бы не бояться вас так сильно. Да вы хоть представляете, что обрушилось на бедного Мура из-за всей этой истории? Я уже не говорю о себе, хотя я тоже порядком влипла — оказалась должна мистеру Бабуину двадцать фунтов. А откуда я могла знать вашу географию с историей? И нечего смеяться! — рассердилась она, заметив улыбки на лицах окружающих. — Прости меня, пожалуйста, — примирительно сказал Крестоманси. — Поверь, мне тоже пришлось принять одно из самых трудных решений в жизни. Но объясни нам, ради бога, кто такой мистер Бабуин? — Мистер Баслам, — неохотно пояснил Мур. — Гвендолен купила у него драконьей крови и не заплатила. — Ах он мошенник — заламывает такую цену! — возмутилась Милли. — К тому же разве вы не знаете, что это незаконно? — Завтра я с ним побеседую, — пообещал Бернард, приподнявшись в гамаке. — только боюсь, как бы он не удрал: негодяй ведь знает, что я за ним слежу. — А почему решение было таким трудным? — спросила Дженет у Крестоманси. Волшебник бросил куриную кость дракону и неспешно вытер пальцы носовым платком с вышитой золотом буквой «К». Затем он повернулся в сторону Мура и стал рассеянно разглядывать воздух над головой мальчика. Но Мур уже знал, что чем более рассеянным выглядит волшебник, тем он более сосредоточен на предмете разговора. Вот почему он почти не удивился, когда Крестоманси стал отвечать на вопрос. — Из-за Мура. Нам было бы намного легче, если бы Мур решился рассказать о происшедшем кому-нибудь из нас. И у него была такая возможность. Но поскольку он молчал, мы думали, что он не догадывается о своем могуществе. — Но я на самом деле не догадывался, — признался Мур. — Думаю, вы все-таки не правы, — вновь вступила Дженет, очень довольная тем, что ей позволено задавать вопросы. — Ведь мы оба сильно вас боялись — так сильно, что забрались в этот сад, из-за чего и вы, и Мур едва не погибли. Вы должны были сказать нам. — Возможно, — согласился Крестоманси, задумчиво очищая банан от кожуры. Он все еще сидел обернувшись к Муру. — Обычно мы не даем спуску таким людям, как Нострумы. Я знал, что они что-то затевают с помощью Гвендолен, но предполагал, что Мур знает об этом тоже, — извини меня, Мур. Гвендолен не провела бы в Замке и минуты, если бы мы не нуждались в тебе. Крестоманси должен обладать девятью жизнями. Любой другой волшебник слишком слаб для этого поста. — Пост? — удивилась Дженет. — Я думала, это титул, передаваемый по наследству. — Ну что ты! — засмеялся мистер Сондерс, тоже бросая куриную кость дракону. — Все мы — государственные служащие. Работа Крестоманси заключается в том, чтобы не позволить колдунам сосредоточить власть над миром в своих руках, — надо же и про обычных людей помнить. К тому же Крестоманси должен следить за тем, чтобы колдуны не попадали в те миры, где магия не так распространена, и не устраивали там кавардак. Вот такая важная работа. А мы его помощники. — И нужны ему, как две левые ноги! — хихикнул Бернард, который барахтался в гамаке, пытаясь дотянуться до заливного. — Брось, дружище, — возразил Крестоманси. — Я бы сегодня утонул без твоей помощи. — А я тут как раз вспоминал о том, как был найден следующий Крестоманси, — сообщил Бернард, соскребая заливное со своего жилета. — По-моему, это произошло, когда мы совершенно зашли в тупик. — Волшебников с девятью жизнями найти очень нелегко, — объяснил волшебник. — Во-первых, они крайне редки, а во-вторых, они должны хоть раз применить свою силу еще до того, как их обнаружат, — а Мур этого не сделал. Мы уже подумывали о том, не поискать ли кого-нибудь в другом мире, и тут Мур попал к Ясновидящей. Но хотя мы узнали, где этот человек находится, мы и понятия не имели о том, кто он. И уж тем более я не догадывался, что это Эрик Чант и что он мой родственник. Впрочем, мне следовало бы помнить о его родителях: они ведь были двоюродными братом и сестрой, а это увеличивает шансы их детей стать колдунами. Кстати, Фрэнк Чант даже писал мне. Он подозревал, что его дочь — ведьма и что она использует младшего брата в своих целях. Прости меня, .Мур. Я оставил то письмо без внимания, поскольку твой отец обошелся со мной очень грубо, когда я предложил ему свою помощь — я хотел принять меры против того, чтобы его дети родились колдунами. — Да он вообще был груб, — заметил Бернард. — Так вот, значит, о чем эти письма, — понял наконец Мур. — А я все равно не понимаю, — не унималась Дженет, — почему вы ничего не сказали Муру. Ну почему? Крестоманси по-прежнему рассеянно смотрел в сторону Мура. Было понятно, что он очень сосредоточен. — Дело вот в чем, — заговорил волшебник. — Вот познакомился я с Муром. Он вроде бы не способен к волшебству. Зато его сестра творит совершенно невероятные вещи и не унимается даже после того, как у нее отбирают колдовские способности. Как я должен к этому относиться? Знает ли Мур, что происходит? Если нет, то почему? А если знает, то каковы его цели? Потом Гвендолен исчезает, а Мур об этом ни гу-гу. Так что я и сам жду ответов. Кстати, Мур по-прежнему не использует свой дар... — Как это «не использует»? — запротестовала. Дженет. — Он заставил конские каштаны дозреть и мешал Джулии делать мне гадости. — А я-то не могла понять, что происходит, — пристыженно призналась Джулия. — Оставьте меня в покое! — крикнул Мур и вскочил со своего места. Ему было не по себе и ужасно обидно. Все встревожились — даже Крестоманси. Только Дженет осталась спокойна, но Мур не брал ее в расчет, ведь она еще не привыкла к волшебству. — Прекратите обращаться со мной так осторожно! — потребовал мальчик, пытаясь не заплакать, а оттого чувствуя себя еще более неловко. — Я не дурачок и не дитя малое. Вы боитесь меня, не так ли? Вы ничего не говорили мне и не наказывали Гвендолен, потому что опасались, как бы я не сделал что нибудь ужасное. А я не сделал. Я не знаю как. Я не знал, что могу что-то сделать. — Милый, просто никто не был уверен до конца, — проворковала Милли. — Так будьте уверены теперь! — сердился Мур. — Все, что я делал,— делал по ошибке. По ошибке забрался в сад, по ошибке превратил Юфимию в лягушку — я ведь сперва даже не понял, что это моих рук дело. — Эрик, не переживай из-за этого,— послышался голос Юфимии. Она сидела на склоне холма вместе с Уиллом Саггинсом. — Конечно, мне было нелегко справиться с потрясением, но я знаю, волшебники не такие, как мы, колдуны. А с Мэри я поговорю — обещаю. — Лучше потолкуйте с Уиллом Саггинсом, раз уж мы вспомнили эту историю, — попросила Дженет. — Он ведь в любой момент может отомстить Муру и превратить его в лягушку. — Что? — изумленно воскликнула горничная, отшатываясь от Уилла. — В чем дело, Уилл? — поинтересовался Крестоманси. — Я наложил на него заклятие, сэр, — с достоинством ответил Саггинс. — Оно начнет действовать, если в три часа пополудни он не выйдет на поединок со мной. Кстати, я буду тигром. Крестоманси достал массивные золотые часы: — Хм. Время дуэли. Уилл, не обижайся, но ты немного сглупил. Ладно, продолжай. Превращай Мура в лягушку или сам обернись тигром — я не вмешиваюсь. Уилл Саггинс неуклюже поднялся и приблизился к Муру. Вид у Уилла был такой, словно бы он предпочел находиться в десятках миль отсюда. — Что ж, пусть тесто займется делом, — пробормотал Саггинс. Муру по-прежнему было так грустно и так хотелось плакать, что он подумал, не сделать ли одолжение Уиллу Саггинсу, превратясь в лягушку. А может, все-таки обернуться блохой? Впрочем, и то, и другое казалось ему ужасной глупостью. — Почему бы тебе не превратиться в тигра? — обратился Мур к Саггинсу. Как все и ожидали, Уилл обернулся прекрасным тигром, длинным, гибким, с яркими полосками. Его тело тяжело раскачивалось, когда он двигался вниз и вверх по склону холма. Но лапы двигались так легко, что он казался почти невесомым. Однако Уилл Саггинс сам испортил все впечатление, по-кошачьи умывая свою огромную морду лапой и заискивающе глядя на Крестоманси, — волшебник просто не смог удержаться от смеха. И тогда дракон взобрался на холм, чтобы поближе рассмотреть нового зверя. При виде дракоши Саггинс так перепугался, что встал на мощные задние лапы и бросился наутек. Муру стало очень стыдно за тигра, и он мгновенно превратил его обратно в Уилла Саггинса. — Так он был ненастоящий? — разочарованно протянул дракон. — Нет! — сказал Уилл Саггинс, вытирая лицо рукавом. — Ладно, парень, ты победил. Но как тебе удалось так быстро это сделать? — Не знаю, — извиняющимся тоном ответил Мур. — Правда, понятия не имею. Может, я узнаю об этом, когда вы обучите меня магии? — обратился он к мистеру Сондерсу. — Что ж... — растерянно начал мистер Сондерс. — Нет, Майкл, — перебил его Крестоманси. — Ты прекрасно знаешь, что бессмысленно знакомить мальчугана с основами магии. Я сам буду заниматься с тобой, Мур, и, судя по всему, нам следует начать с углубленного изучения теории. Да, да, ты начнешь с того, на чем обучение обыкновенно заканчивается. — Но почему же он не знал о своем даре? — добивалась ответа Дженет. — Я всегда злюсь, когда чего-то не знаю, а в этом случае я просто вне себя от гнева — ведь из-за незнания Мур попадал в такие переделки. — Да, все это нелегко,— согласился волшебник. — Но, думаю, дело в самой природе волшебства. Со мной ведь поначалу тоже происходило нечто подобное. У меня совершенно не складывались отношения с магией, и я ничего не мог поделать. Однако вскоре выяснилось, что у меня девять жизней,— я терял их с такой скоростью, что это не могло остаться незамеченным. Тогда мне сказали: «Ты будешь следующим Крестоманси, когда вырастешь». Я пришел в ужас, поскольку мне не удавались и простейшие заклинания. Меня отправили к одному учителю, ужасному старику, чтобы он выяснил, почему у меня ничего не получается. Он взглянул на меня и сразу же прорычал: «Вынимай все из карманов, Чант!» Я подчинился, так как очень его боялся. Я достал серебряные часы, две монетки — пенни и шестипенсовик, серебряный талисман — подарок моей крестной матери, серебряную булавку для галстука, которую я забыл приколоть, и серебряную пластинку для зубов. И как только все эти предметы покинули мои карманы, я смог творить совершенно невероятные вещи. Например, насколько я помню, крыша учительского дома отправилась в дальние края по моему приказанию. — Значит, это правда — про серебро? — уточнила дотошная Дженет. — Для меня — да, — просто ответил Крестоманси. — Да, мой бедный друг, — подтвердила Милли, нежно улыбаясь ему. — Ведь это так неудобно — взять хотя бы деньги: мой муж может держать при себе только купюры или медяки. — И если отец выдает нам деньги на карманные расходы вместо Майкла, то нам достаются одни медяки,— хихикнул Роджер. — Приходится таскать в кармане шестьдесят пенсов! — Но труднее всего, конечно же, за едой, — призналась Милли. — Ведь бедняжка совершенно безоружен, когда в руках у него вилка и нож. Помните, как пользовалась этим несносная Гвендолен? — Как глупо! — возмутилась Дженет. — Почему бы вам в таком случае не использовать столовые приборы из нержавеющей стали? Милли и Крестоманси переглянулись. — Мне это и в голову не приходило, — призналась Милли. — Дженет, детка, как хорошо, что ты остаешься с нами! Дженет взглянула на Мура и засмеялась. И Мур, которому по-прежнему было грустно и хотелось плакать, все-таки улыбнулся в ответ.