До конца весеннего семестра Кристофер ходил по Безделкам вместе с Такроем и ни разу не был там один. Казалось, что запас экспериментов дяди Ральфа неисчерпаем. Кристофер с Такроем направлялись в Первые Миры, Третие, Пятые, Седьмые и Девятые. Потом в Восьмые, Шестые, Четвертые и Вторые. Всегда в таком порядке, каждый раз в разные части этих Безделок.
Всегда их ждали люди с горами пакетов, в которых, судя по весу, лежали очень разные предметы. В Первых Мирах их ожидали громоздкие и тяжелые пакеты, а в Четвертых — гладкие коробочки. Во Вторых и Пятых от пакетов пахло рыбой и они были влажные, что и понятно, ведь в обоих Безделках было много воды. В Восьмых Мирах от женщин всегда пахло чесноком и этот же запах источали свертки.
Кристофер познакомился с людьми, которые готовили пакеты, и каждый раз, загружая повозку, болтал и смеялся с ними.
Со временем колдуны дяди Ральфа усовершенствовали повозку. К концу семестра она двигалась самостоятельно и Такрою с Кристофером больше не нужно было перетаскивать ее через долины в Междумирье.
По правде говоря, эксперименты стали таким обычным делом, что не сильно отличались от школьных занятий. Кристофер думал о своем, пока работал — именно так он поступал и на уроках магии, английского — и в школьной церкви.
— Почему бы нам не заглянуть как-нибудь в Одиннадцатые Миры? — спросил он как-то, шагая по долине в Первых Мирах. Сзади плыла повозка с тяжелым грузом.
— Никто не ходит в Одиннадцатые, — кратко ответил Такрой, явно желая сменить тему. Но Кристофер не унимался и Такрою пришлось пояснить: — Потому что там живут странные, недружелюбные люди, если их вообще можно назвать людьми. Никто о них ничего точно не знает. Это все, что мне известно. Ну, кроме того, что это не миры, а один мир.
Дальше Такрой говорить отказался, что встревожило Кристофера, уверенного, что приятель знает больше. Всю неделю у Такроя было плохое настроение. Его престарелая леди слегла с простудой — и пришлось снова позвать строгую девушку с флейтой...
— Где-то в нашем мире, — вздохнул он, — бродит девушка, которая играет на арфе. Она не сердится, когда я становлюсь прозрачным, но между нами так много препятствий!
Такрой повторял это постоянно и у Кристофера в голове сложилась романтическая картинка: страждущий влюбленный Такрой мечется по своей мансарде.
— Почему дядя Ральф не хочет, чтобы я пришел к тебе в Лондоне?
— Я же тебя просил, Кристофер, не надо об этом, — сказал Такрой и замолчал, погрузившись в туман Междумирья. Повозка плыла за путешественниками.
Романтическая сторона жизни Такроя не давала Кристоферу покоя весь семестр, особенно после того, как выяснилось, что никто из мальчиков не встречал в жизни найденышей.
— Вот бы мне быть найденышем, — сказал Онейр. — Тогда бы не пришлось продолжать дело отца!
Тем временем в школе началась суматоха перед пасхальными каникулами. Мама написала, что он должен приехать к ней в Геную, но в последнюю минуту передумала и решила ехать в Веймар, где для Кристофера не было комнаты. Ему пришлось провести одному в школе почти целую неделю каникул, пока заведующая не написала дяде Чарльзу, а тот не согласовал с другим братом папы, дядей Конрадом, что мальчик приедет через четыре дня. Между тем, школа закрывалась — и Кристофера отправили пока к дяде Ральфу в Лондон.
Но, к разочарованию Кристофера, дядя был в отъезде. Большая часть дома была заперта, на дверях висели замки, а единственной живой душой в доме был домовладелец. И несколько дней Кристофер одиноко бродил по Лондону.
Прогулки оказались не менее интересными, чем исследования Безделок. Повсюду были парки, памятники, уличные музыканты, на узких улицах было не протолкнуться от телег с большими колесами и экипажей. На второй день Кристофер забрел на рынок Ковент-Гарден, где прилавки ломились от фруктов и овощей. Он провел там целый день, восхищенно наблюдая за носильщиками, которые с легкостью таскали по шесть груженых корзин, составленных пирамидой на голове и даже ни разу не упавших!
Когда, наконец, он собрался уходить, то увидел неподалеку на улице знакомую крепкую фигуру в зеленом шерстяном костюме.
— Такрой! — завопил мальчик и бросился догонять.
Казалось, Такрой не слышит. Он шел, печально покачивая вихрастой головой, и свернул в узкий переулок прежде, чем Кристофер успел догнать его. Когда Кристофер влетел в тот же переулок, его приятеля и след простыл. Но это был точно Такрой, Кристофер не сомневался в этом! Значит, где-то поблизости находилась и мансарда.
Все оставшиеся дни Кристофер провел около Ковент-Гардена в надежде встретить своего друга, но Такрой больше не появлялся.
Потом Кристофер переехал к дяде Конраду в Вилтшир, где единственной неприятностью оказался Франсис, двоюродный брат. Он был ровесником Кристофера и одним из таких, кого Феннинг называл воображалами. Кристофер сразу его невзлюбил, а Франсис презирал кузена за то, что тот вырос в городе и никогда не охотился с гончими. Впрочем, презирал он Кристофера не только из-за охоты. Выяснилось это, когда Кристофер в седьмой раз грохнулся с самого мирного и тихого пони на конюшне.
— Ты что, не умеешь применять магию? — спросил Франсис, самодовольно глядя вниз на Кристофера с высоты своего гнедого красавца. — Ну что же, неудивительно. Твой отец виноват. Незачем ему было жениться на этой ужасной особе из семьи Серебрингов. Никто из моих родственников теперь не хочет иметь с ним дела.
Когда Кристофер узнал, что Франсис с помощью магии сваливал его с пони, ему осталось только стиснуть зубы и почувствовать, насколько далек папа от этой ветви семьи Чантов.
Кристофер был рад началу школьных занятий. Но этого сказать мало — начался крикетный сезон! Кристофер увлекся крикетом очень быстро. То же произошло с Онейром.
— Это самая великая игра, — искренне сказал Онейр, пошел и скупил все книги и учебники по крикету, какие только смог достать. Они с Кристофером решили, что станут профессиональными игроками в крикет, когда вырастут.
— А отцовское дело пусть катится к черту! — воскликнул Онейр.
Кристофер согласился, только в его случае это были мамины планы насчет Общества.
"Я сам все решу для себя", — подумал он, и ему показалось, будто он освободился от обета. К собственному удивлению, Кристофер обнаружил, что он очень решителен и тщеславен. Они с Онейром тренировались целыми днями, а Феннинга, который совсем не умел играть, уговорили бегать за мячами. Днем они только и делали, что говорили об игре, а по ночам Кристоферу снились обычные сны — все о крикете.
Но в первый же четверг ему пришлось отказаться от сна про крикет, чему Кристофер был не слишком рад, и пойти с Такроем в Пятые Миры.
— Я видел тебя в Лондоне, — сказал он. — Твоя мансарда где-то недалеко от Ковент-Гардена?
— Ковент-Гарден? — переспросил безучастно Такрой. — Ничего подобного. Должно быть, ты видел кого-то другого. — И настаивал на своем, даже когда Кристофер в мельчайших деталях описал улицу и как выглядел Такрой. — Нет, видимо, ты побежал за совсем другим человеком.
Но Кристофер-то знал, что это был Такрой.
Странно, конечно, но спорить было бесполезно. Кристофер начал загружать повозку воняющими рыбой пакетами и вновь подумал о крикете. Мысли эти настолько его увлекли, что он положил один пакет мимо. Пакет упал на землю, отчего рыбная вонь усилилась.
— Фу-у-у! — сказал Кристофер. — Что это за гадость?
— Понятия не имею. Я лишь мальчик на посылках у твоего дяди. А в чем дело? Ты, кажется, сегодня не в духе?
— Извини, — сказал Кристофер, поднимая связку, — Я думал о крикете. Лицо Такроя просияло.
— Ты боулер или отбивающий?
— Отбивающий. Хочу стать профессионалом.
— А я боулер. Мне кажется, что даже не такой уж плохой. Я много играю, и, хотя у нас деревенская команда, но мы обычно выигрываем. Я обычно заканчиваю на седьмых воротцах.
И все время, пока Кристофер загружал повозку, они говорили о крикете. Потом вышли на пляж; голубые волны набегали на песок, а они продолжали обсуждать игру Такрой даже попытался продемонстрировать свое умение и поднимал камешки, но не был достаточно плотен, чтобы удержать их. Поэтому Кристофер нашел дубинку вместо биты, а Такрой учил его правильно бить.
В какие бы Безделки их ни заносило, они все время обсуждали крикет и Такрой давал Кристоферу уроки. Он был хорошим тренером и узнать от него можно было намного больше, чем от школьного учителя. Желание Кристофера стать профессионалом разгоралось все сильнее. Начать он решил со вступления в школьную команду.
Теперь в спальне они читали вслух книги Онейра по крикету. Заведующая обнаружила "Тысячу и одну ночь" и забрала книжку, но никто не возражал. Все мальчики, включая Феннинга, заболели крикетом. Самая тяжелая форма наблюдалась у Кристофера. Но потом пошли неприятности. Началось все с того, что Такрой сказал:
— Кстати, планы изменились. Можешь встретить меня в Десятых Мирах в следующий четверг? Похоже, кто-то пытается испортить твоему дяде все дело, поэтому нам нужно изменить наш обычный маршрут.
А Кристофер, поглощенный крикетом, почувствовал легкие угрызения совести. Он знал, что должен расплачиваться за Трогмортена, и боялся, что Богиня узнает каким-нибудь сверхъестественным способом, что он был в ее Безделке, а обещанные книги ей не принес. Поэтому в долину он спускался с превеликой осторожностью.
Такроя там не было. У Кристофера ушел целый час на поиски: Такрой сидел у входа в другую долину. К тому времени юноша стал совсем прозрачным.
— Эй! — сказал Такрой, пока Кристофер держал его за руку, чтобы сделать плотным. — Еще несколько секунд — и я вышел бы из этого транса. Ты же знаешь, что в каждом мире много долин! О чем ты думаешь?
— О крикете.
Эта долина была совсем не похожа на ту, языческую, в которой жила Богиня. Громадный порт с гигантскими подъемными кранами раскинулся перед ними. Таких портов Кристофер не видел никогда в жизни. Невиданных размеров торговые суда очень странной формы были пришвартованы такими толстыми канатами, что Кристоферу приходилось перелезать через них, словно через бревна. Человек, ожидающий их около железной тачки с маленькими бочонками, воскликнул;
— Хвала Ашет! Я уж думал, вы никогда не придете!
— Да-да, мы опоздали. Кристофер, поторопись-ка! Это место, конечно, безопаснее языческого Города, но все равно вокруг могут быть враги. Кроме того, чем скорее ты закончишь, тем скорее мы начнем отрабатывать твою защиту.
Кристофер быстро перекатил бочонки в повозку, потом затянул ремни, удерживающие груз. Но он так спешил, что один из ремней вырвался у него из рук. Чтобы достать его, Кристоферу пришлось перегнуться через повозку с грузом, тут он услышал вдалеке позвякивания и крики, но не придал этому значения. Зато Такрой подскочил к нему и заорал, безуспешно пытаясь стянуть мальчика с повозки призрачными руками:
— Слезай! Слезай!
Все еще лежа на бочонках, Кристофер взглянул вверх и увидел гигантский крюк на цепи, стремительно летящий к нему.
Что было дальше, Кристофер не знал. Потом ему привиделось, будто он лежит около своей пижамы на тропинке в долине. Наверное, железный крюк сильно ушиб его, и хорошо хоть, что он лежал на повозке, а то Такрой никогда бы не смог отправить его домой. Дрожа, Кристофер натянул пижаму. Голова болела, поэтому он сразу вернулся в кровать.
Утром от головной боли не осталось и следа. Кристофер забыл обо всем и отправился играть в крикет с Онейром и шестью одноклассниками.
— Я бью первый! — прокричал он. Все мальчики выкрикнули эту фразу одновременно. Бита была у Онейра, который не собирался ее отпускать. Но мальчишки окружили его и началась легкая потасовка, а потом Онейр, окруженный мальчишками, стал размахивать битой во все стороны.
Бита встретилась с головой Кристофера и раздался глухой звук. Кристофер вспомнил звук удара крюком, от которого кости черепа хрустнули, словно лед на луже. Потом, как и ночью, он потерял сознание.
Очнулся он намного позже, уже к вечеру. На лице у него почему-то лежала простыня, но он видел в окно, как зажигаются вечерние огни. Ему было очень холодно, особенно ногам. Кто-то заботливо снял с него ботинки и носки, прежде чем положить в кровать. Где, интересно, его положили? В спальне окно было с другой стороны! Кристофер сорвал с лица простыню и сел.
Оказалось, что он лежал на мраморной плите в холодной огромной комнате. Неудивительно, что он замерз. На нем было только нижнее белье. Вокруг стояли другие мраморные плиты, большей частью пустые. Но на нескольких лежали люди — все неподвижные и покрытые белыми простынями.
У Кристофера мелькнуло подозрение...
Он завернулся в простыню, чтобы хоть немного согреться, соскользнул со "своей" плиты и подошел к ближайшей занятой.
Осторожно стянул простыню: это был старый бродяга, мертвый. Кристофер даже потыкал его пальцем, чтобы убедиться. Затем велел себе успокоиться, но ничего не вышло. Никогда в жизни ему не было так жутко!
В другом конце комнаты блестела большая металлическая дверь, Кристофер схватился за ручку и потянул, но было заперто.
Мальчик заколотил двумя руками, покрутил ручку; его трясло, ужас переполнил сознание.
Через минуту дверь открыл толстяк в белом халате и раздраженно уставился перед собой. Сначала он не заметил Кристофера, потому что смотрел поверх его головы, ожидая увидеть кого-нибудь повыше.
— И зачем вы запираете эту дверь? — обвиняющим тоном произнес Кристофер. — Здесь все мертвые. Они никуда не убегут!
Человек опустил взгляд на Кристофера и тихонько застонал. Потом поднял глаза к потолку, его толстое тело обмякло, скользнуло по двери и мешком упало к ногам Кристофера...
Кристофер подумал, что мужчина тоже умер. Это была последняя капля! Он перепрыгнул через тело, ринулся бежать по коридору и понял, что находится в больнице. Какая-то медсестра пыталась остановить его, но Кристофер лишь крикнул ей, плохо соображая:
— Где школа? Я опаздываю на крикет!
Через полчаса больница гудела, как растревоженный улей; все пытались поймать труп, ростом приблизительно в пять футов, одетый в развевающиеся простыни и бегающий по коридорам с криком: "Я опаздываю на крикет!".
Изловили его в конце концов около родильной палаты. Доктор осторожно дал ему что-то усыпляющее со словами:
— Успокойся, сынок! Знаешь, для нас это тоже шок. Когда я видел тебя последний раз, твоя голова была похожа на раздавленную тыкву.
— Я вам говорю, что опаздываю на урок крикета! — твердил Кристофер.
На следующее утро он проснулся на больничной койке. По обеим сторонам кровати, глядя друг на друга, стояли мама и папа. Темный костюм и усы с одной стороны, запахи и яркие цвета с другой. Как будто специально для того, чтобы показать, что кризис миновал, они говорили друг с другом.
— Чепуха, Козимо, — говорила мама. — Доктора просто ошиблись. Это было сильное сотрясение, все наши страхи – пустые глупости.
— Но в школе заведующая тоже сказала, что он был мертв, — мрачно настаивал папа.
— Да она вообще какая-то помешанная! Я не верю ни единому ее слову.
— А я верю. У него была не одна жизнь, Миранда. Это объясняет все загадки в гороскопе...
— Вздор один эти твои дурацкие гороскопы! — закричала мама. — Успокойся!
— Как я могу успокоиться, если я знаю правду! — повысил голос папа. — Я сделал то, что было нужно, и послал телеграмму де Витту.
Это явно напугало маму.
— Как тебе только не стыдно! — разбушевалась мама. — И даже со мной не посоветовался! Говорю тебе, Козимо, я не собираюсь терять Кристофера из-за твоих темных делишек с этими людьми.
Мама с папой так разошлись, что Кристофер закрыл глаза. Лекарство, данное доктором, все еще действовало, поэтому он сразу же провалился в сон, но даже сквозь сон все еще слышал ссору. Потом он вылез из постели, проскользнул незаметно мимо родителей и отправился в Междумирье. Там он обнаружил новую долину, ведущую в некое подобие круга. Никто в этом месте не говорил по-английски, но Кристофер справился весьма успешно, как справлялся и раньше, прикинувшись глухим и немым.
Когда он вернулся в палату, там было полно строго одетых людей, которые явно собирались уходить. Кристофер проскользнул мимо плотного молодого человека, затянутого в узкий воротничок, и женщины в сером платье, с черным кожаным ящичком для инструментов. Никто из них не знал, что он вернулся. Судя по всему, какая-то часть его тела оставалась лежать в кровати. И эту часть только что исследовали!
Когда Кристофер обогнул маму и нырнул в кровать, он понял, что врач уже вышел, а вслед за ним — папа и какой-то бородатый старик.
— Не спорю, в сложившихся обстоятельствах вы поступили правильно, вызвав меня, — услышал Кристофер старческий надтреснутый голос. — Но я увидел у него только одну жизнь, мистер Чант. Я допускаю, что могу и ошибиться, но не забывайте, что отчет школьного учителя магии подтверждает мое мнение. Боюсь, что в данном случае ничем не могу быть вам полезен...
Голос удалялся по коридору, слышался шум шагов, но мама все еще стояла рядом:
— Боже мой! Кристофер, ты очнулся? Я боялась, что этот ужасный старик заберет тебя! Я никогда не простила бы папу! Никогда! Я не хочу, чтобы ты вырос скучным законопослушным занудой вроде полицейского, Кристофер. Мама хочет гордиться тобой!